— Ещё спичку, — Воглев вынимал из кожаного футлярчика длинный и узкий особый крючок.
«Отмычка, — подумал Савинков. — Антон Аркадьевич ведь инженер-механик».
Он торопливо чиркнул. Серник зашипел, задымился, пыхнул огнём, погас. Вполголоса чертыхнувшись, тут же запалил другую. Воглев прижал палец к медной накладке, чтобы не промахнуться в темноте, другой рукой вводил бородку отмычки в замочную скважину. Пошевелил, сменил отмычку. Проворство его было совершенно виртуозным, как у опытного швеца. Спичка обожгла пальцы. Савинков выронил ее, и она догорела в полёте, опустив тень как занавесь. Савинков прижал саднящие подушечки к языку. Воглев копался во мраке. Еле слышно скрипела пружина.
— Готово, — выдохнул он, и тут же на лицо пало дуновение воздуха, движимого открываемой дверью.
Савинков зажёг новую спичку, и они быстро спустились по каменной лестнице в полуподвал. По нему вёл коридор, в дальнем конце которого на кирпичную стену падал тусклый свет из-за угла. Юсси шёл впереди, Воглев замыкал процессию. Гулко гремели под тремя парами подмёток половицы. «Бесы» шли быстро, скрываться теперь не было нужды. Они вторглись в большую конторскую комнату, явно не переднюю, из которой дверь выводила к помещению, сопряжённому с фасадом, вероятно, приёмной товарищества «Рош А-Шана». Справа в углу высился голубой сейф до потолка, а возле него — стол с керосиновой лампой, за которым напротив бутылки сидел плотный человек с квадратным лицом, вьющимися волосами и жабьими глазками. Слева от него на пачке бумаг сверкал в свете лампы золотой слиток в виде полукруглой булочки-гугеля, служивший пресс-папье, фунтов на пять, не меньше.
— Желаю здравствовать, — пробасил Воглев. — Мы к вам не просто так.
Купец Вальцман встретил их, храня брезгливое спокойствие.
— У вас есть дело?
— К вам не раз обращалась графиня Морозова-Высоцкая, вдова, с мужем которой у вас были прочные деловые отношения, — Воглев насупился. — Вы же всякий раз оказывали ей незаслуженно холодный приём. Так промеж друзьями семьи не делается, и это небрежение приличиями — за ваш счёт.
— Как вы изволили заметить, это наше семейное дело, исключающее участие лиц, не имеющих к нему касательства, — надменно ответил коммерсант.
— Я имею, — буркнул Воглев. — Быть может, вы не знаете, на какие нужды требовались графине Аполлинарии Львовне средства, но надобность эта ныне безотлагательна и касается партии социалистов-революционеров. Ввиду сего я хотел бы прямо сейчас с вас получить.
Вальцман деловито налил рюмку водки, опрокинул в глотку и посмотрел на экспроприаторов его финансовых ценностей как на нечистых тварей.
— С меня многие хотят получить, но остаются разочарованными, — пробулькал он и закашлялся.
— Только не сегодня, — Савинков достал револьвер. — Сегодня у вас особенный день.
Появление в его руках оружия насторожило товарищей, но Вальцмана, на которого оно предназначалось оказать давление, не напугало. Он на миг перевёл на него взгляд, потом поднял глаза на Савинкова и процедил:
— Беда, коли графиня связалась с таким отребьем. Ещё вчера казалась женщиной, достойной своего титула, и на тебе. Присылает трёх мазуриков с короткостволом и амбициями. Какое счастье, что этого не видят Бродские! С вашего общества не оберёшься позора.
— Выдайте нам деньги, и мы избавим вас и от нашего общества, и от позора. Об этом даже никто не узнает, — пообещал Савинков.
— Молодые люди, идите восвояси, — посоветовал купец. — Идите и скажите, что Вальцман на нужды партии не подаёт.
Воглев зарычал, но не двинулся с места. Савинков подошёл к столу, вытянул руку и прижал ствол ко лбу коммерсанта, завалив револьвер на бок и задрав локоть, чтобы видеть глаза.
Вальцман мрачно, не мигая и выжидающе, смотрел на него.
— Вы заблуждаетесь, почтенный, относительно графини, относительно нас и, что самое опрометчивое, относительно своего положения с нами. Выбора, дать нам денег или не платить, у вас нет. Вопрос лишь в том, сколько мы возьмём из вашей кассы, чтобы положить в свою кассу.
— Или в свой карман, — пробулькал Вальцман.
Савинков вспомнил Веру.
«У Вити, по-моему, чахотка. Он странно покашливает после Вологды».
Он вдавил дульный срез в кожу лба с такой силой, что Вальцман моргнул.
— Заплатите налог и живите спокойно.
— Катитесь к чёрту! — купец тоже пошёл на принцип. — Убирайтесь и радуйтесь, что я отпускаю вас с богом. Я могу тотчас поднять на ноги весь дом, если мне того захочется. Я даже не заявлю в полицию.
— Ух ты, в полицию, — присвистнул Юсси.
Должно быть, упоминание о доносе в полицию пробудило в нём тщательно скрываемые чувства. Он враз оказался возле стола, в руке появился топор.
— В полицию? — финн не стерпел. — Ты посмотри, ночь, темно, из людей только мы. Дай ключи!
Повелительный тон, какого трудно было ждать от вечно молчавшего мужика, подстегнул Вальцмана, словно удар кнутом. Пухлые пальцы дёрнулись к карману, но более он не двинулся.
— Убери ствол, — спокойно приказал Юсси.
Савинков послушно опустил «наган» и отошёл. Глазки Вальцмана забегали. В воздухе запахло тушёной капустой, но страх купца был в конечном итоге побеждён его алчностью.
— Открой сейф, — сказал Юсси.
— Киш мири ин тухес, — издевательски ответил Вальцман.
Купец понял, кто к нему пришёл и что ему не жить после этого. Он захотел показать себя и произнести последние слова на родном языке. И Савинков понял, что финн понял, должно быть, слышал это пожелание не впервой.
— Пиня, что вы пузыритесь? — жёстко спросил Воглев. — Не лопните.
Эта неожиданная эскапада почему-то так задела Вальцмана, что он совершенно взбесился и заорал. Юсси с высоты своего роста обрушил ему на темя топор, словно дрова рубил. Удар пришёлся прямо по кумполу и сразу прорубил всю верхнюю часть лба. Череп треснул с гадким кряканьем, от которого у Савинкова сжался желудок. Топор до обуха воткнулся в голову, разделив причёску пополам. Вид человека, изо лба которого произрастает топорище, был настолько противоестественный, что внутри Савинкова всё перевернулось, да так и осталось вверх тормашками и оттого покорёженным.
Вальцман не издал больше ни звука и повалился грудью на стол. Юсси выдернул топор, уверенно и быстро качнув рукой вверх-вниз, как вынимал бы из полена. Труп съехал на бок и завалился, но Юсси ухватил за воротник, так что большого грохота не вышло.
— Не на-ато шуметь, — безразличным тоном сказал финн, переворачивая убитого на спину.
«Бесы» сошлись над трупом, чтобы пошарить у него по карманам. Савинков проглотил ком в горле и принял участие, стараясь не выказывать чувств. Впрочем, непреодолимого отвращения не испытал.
Юсси вытирал топор о брючину купца, пока железо и дерево не перестали липнуть, потом убрал орудие убийства под пыльник.
Воглев выдернул из жилетки большие выпуклые глухие часы, откинул крышку.
— Ходят, — с удивлением отметил он. — Не признали в нём хозяина.
— Что этто значит? — спросил Юсси.
— После смерти хозяина часы останавливаются, слышал?
— Только что притумал?
— Хуй подальше, — повелительно молвил троглодит, выдернул цепной якорёк из жилетки и протянул часы. — Носи на здоровье.
— После моей смерти остановятся? — вопросил самым фаталистическим тоном Юсси, ховая подарок в карман.
— Доноси сначала, не пропей.
— Я не про эти, а вообще…
Воглев оскалил крупные зубы.
— Можем хоть сейчас проверить.
— Не-е, — флегматично протянул финн. — Сейчас ра-ано. Успе-ется.
После пролития крови он странно успокоился, как будто невидимый машинист включил внутри него тормоз. Финн достал холщовый мешок, развернул и сунул в него золотой гугель.
Из брючного кармана Воглев вытянул за цепочку связку ключей.
— Это что, белое золото? — пропустил он сквозь пальцы блестящие толстые звенья. — Видать, у кондитера немало золотого запасу. Берите лампу, — Воглев отстегнул цепь и встал. — Сейчас пошарим в его закромах.
Не выпуская револьвера, за который теперь держался, как утопающий за брошенный канат, Савинков подхватил керосиновую лампу и поднёс её к несгораемому шкафу.
Монументальный сейф времён царя Гороха, не иначе как взятый Вальцманом на распродаже, обладал тремя замками, отпираемыми самыми массивными ключами на связке, но зато не имел цифрового кода, часового механизма и иных американских подлостей.
— Значит, так, — прогудел Воглев себе под нос, разглядывая железную дверь. — В этом деле не может хитростей не быть.
Он ловко снял с кольца ключи, подобрал их к замочным скважинам: два верхних — снаружи и у петли, третий — внизу посередине, возле колеса.
— Это банковский сейф, который утром открывают управляющий банком и главный кассир совместными усилиями. У каждого свой ключ. Третьим ключом пользуются днём, чтобы отпирать по мере необходимости. На ночь купец наверняка все замки запер. Таким образом, нам следует открыть два верхних замка, а нижний не трогать во избежание блокировки механизма.
Он положил руки на ключи по обе стороны.
Савинков почувствовал, как пот идёт из него каплями. Он никогда ещё так не волновался, но никогда и не убивал, и перед ним не было столько денег.
Воглев одновременно проворачивал ключи по часовой стрелке, пока в недрах не раздался особенно чёткий щелчок.
— Есть, — сказал троглодит и взялся за колесо.
Колесо не проворачивалось.
— Перкеле, — выдохнул Юсси.
— Спокойно.
Воглев повернул третий ключ, освобождая засов. Взялся за колесо, как за маленький корабельный штурвал, и завертел им, будто круто менял курс. Внутри сейфа что-то гулко стукнуло. Железный шкаф загудел, дверь дрогнула.
«Весь дом услышал», — у Савинкова часто-часто заколотилось сердце. Лампа в его руке задрожала.
Воглев потянул дверь и раскрыл сокровищницу.
25. В ТЕНЕТАХ ТКАЧЕЙ-УБИЙЦ
Для визита к сапожнику Анненский опростился как мог. Сапоги бутылками, штаны из чёртовой кожи, шевиотовый пиджак с чужого плеча, а на локте заплатка. Застиранная кубовая рубаха с райскими цветами зашита возле кармана. От цвета индиго на ней осталось немного, вылиняла до сизого. Кепка-нашлёпка как у мастерового, папироска «Ира» с замятым мундштуком чадит в зубах. Взгляд из-под козырька злой, недобрый. Как всегда, впрочем. Загулявший работник с лахтинской конной бойни, да и только. Под мышкой газетный свёрток, перевязанный бечёвкой. В свёртке башмаки, добрые,