— Нет, геноссе, — Гитлер обвел пристальным взглядом всех участников совещания. — Нам нужно думать о том, как устроить новую Великую войну, и самим не оказаться втянутыми в нее. Хотя бы до времени.
Москва, Кремль
— Ви хотите развязать большую войну в Манчжоу-Го, товарищ Ворошилов, — мягкие сапожки Вождя бесшумно ступали по ковру, покуда он крошил в трубку табак из любимых своих «Герцеговина-Флор». — И у вас есть для этого основания – численно превосходящий враг понес огромные потери, атакуя почти не укрепленные наши позиции, хотя и смог нас потеснить. Последнее, впрочем, тактически было неизбежно. Но большая война на востоке советскому народу совсем не нужна. Противник в ответ на ваши обходы бросит дополнительные силы. Очаг борьбы неминуемо расширится и примет затяжной характер, а мы будем втянуты в продолжительную войну. Да и на западе нам война не нужна, если уж на то пошло. Мы – миролюбивая страна. Нам чужого не надо. Нам бы своё удержать. Ну, и немного подвинуть финнов от Ленинграда.
Сталин зажег спичку и начал раскуривать трубку.
— Это… — он выдохнул серо-синий табачный дым, — возможно достичь дипломатическими методами, товарищ Литвинов?
— Мы постараемся, — ответил Максим Максимович. — Но стоит, я полагаю, сначала заручиться поддержкой Швеции в этом вопросе.
— Уверен, что Александра Михайловна[33] сможет надлежащим образом преподнести шведскому кабинету наши намерения.
Шарлоттенбург, Абберштрассе, 3
— Весьма и весьма недурно, молодой человек, — Дитмар Арндт оглядывал необставленную, пока еще, квартиру.
— Скажешь тоже, «недурно», дядя Тим! — возмутилась Аделинде и повернулась к Карлу. — Квартира замечательная, Калле!
Каким образом Отто отыскал это жилище, можно было только догадываться, поскольку сам Вермаут на вопросы отвечал исключительно зубоскальством. Две комнаты в шестиэтажном доме начала века, расположенном на тихой улочке (однако, совсем недалеко от Эрнст-Реутер-Платц и Берлинской высшей технической школы), обходились Карлу практически во все имеющиеся средства, отчего его терзали сомнения – покупать, или поискать что поскромнее.
Деньги, у живущего на одну стипендию морского кадета – нет, после экзаменов уже фенриха – были больным местом. Это с одной стороны. А с другой – квартира располагалась всего в нескольких кварталах от дома Аделинде, да и сдавать ее можно по вполне приличной цене. Именно эти соображения и вынудили его позвать всех друзей и потенциальную невесту осмотреть жилище, дабы они могли высказать свое мнение по этому поводу. Правда, батюшка Йогана, в доме которого Карл покуда квартировал, категорично заявил, что тоже пойдет глядеть квартиру, «а то знаю я вас, молодежь. Посмотрите поверхностно, на щедрые посылы агента позаритесь, а потом в этом доме жить. А я человек поживший, и не в одном доме, если гниль или еще какое безобразие – мигом и определю. И не спорьте – сам я таким молодым и горячим, что ли, не был? Помню эти времена, как вчерашние дни».
Конечно же, он беспокоился о судьбе племянницы. Ибо, если молодой человек покупает дом – это неспроста. И дом должен быть хорошим.
Граница МНР и Манчжоу-Го (окрестности высоты Палец)
От батальона Бохайского боеспособными осталось лишь три Т-35, однако командир бригады (официально утвержденный в должности на время кампании против японцев) рвал и метал.
— Да я маршем до Токио пройду!
— До Токио нельзя – потопнем в проливе, — резонно заметил Хальсен.
— Да хоть до Пьянспьяну! Какая к черту разница?
Как всегда подполковник (уже два дня как) Бохайский отказывался запоминать настоящие названия городов в Корее и Китае. Впрочем, с монгольской столицей он тоже обошелся по свойски, поименовав ее как «Мужлан-Трактор».
Причина, столь огорчившая героического танкиста была в приказе командарма Штерна. Он гласил: наступление, по выходу на монгольскую границу, прекратить. Приказ, по мнению подполковника, не просто глупый – предательский, позволяющий зажатым между Номон-Ханом и озером Узур-Нур японцам отступить, избегнув заслуженного котла. Конечно, он не знал, что распоряжение пришло лично от Вождя, и теперь кипятился, исходя бессильной злостью. Однако поделать ничего не мог – приказ двусмысленных толкований не предусматривал.
— Егор Михайлович, погляди на это с другой стороны, — попытался урезонить командира Хальсен. — Глядишь, скоро обратно под Харьков вернемся, к семьям, к женам.
— К теще, — скептически хмыкнул подполковник. — Нет уж, Максим Александрович, в скором времени нам Украины не видать.
— Это почему? — удивился старлей.
— Потому, что нам еще наши танки из этой степи вытаскивать, — вздохнул экс-майор.
Примерно половина потерь батальона была не боевой – Т-35, и в обычных-то условиях не отличавшиеся особой надежностью, в условиях боевых очень уж часто ломались.
— А это надолго. Так что, товарищ старший лейтенант, подыскивай себе временную тещу из местных. С хохлушками ты еще не скоро прогуляешься, да и с фройлянами из Новой Баварии тоже.
Бохайский тоскливо поглядел куда-то в степь, вглубь вражеской территории, и вздохнул.
— Эх, а я-то думал, хоть в Мудодзяне советскую власть установим.
Надо полагать, князь Мэнцзяна, Дэ Ван Дэмчигдонров, слыхал от европейцев и не такие названия своей страны. Ну да что с этих варваров, не знающих нормального языка, вообще взять?
«Правда», 01 августа 1939 г. — «Железные люди в степных кораблях»
«Кораблями пустыни называют верблюдов. Стальными кораблями степей называют советские танки Т-35 бойцы 57-го Особого корпуса, наголову разгромившего японских империалистов в степях Монголии. Доблесть и мужество, ярый жар коммунистических и комсомольских сердец выжгли империалистическую заразу, вырвали у ядовитой гадюки ее хищные зубы.
Но не только на передовой куется победа – враг был разбит не только мужеством советских и монгольских солдат и командиров, но и техническим превосходством СССР. Советская наука является самой передовой в мире, а советские танкостроители и оружейники заслужено держат пальму мирового первенства в своих областях. Недаром, в прошлом году, бывший на маневрах советской бронетехники, британский коммандер Д. Хеллборн, при виде танков Т-35 и Т-28 воскликнул: «Это поразительно! Я был уверен, что линкоры – это корабли, а не танки!»
Так и императорской Японии пришлось на своей шкуре почувствовать, что для советского народа нет ничего невозможного, и, если потребуется, корабли появятся даже в степях. И вести их будут, железной рукой, советские танкисты – пламенные борцы за дело Сталина-Ленина! В. Багрянцев».
Шарлоттенбург, Абберштрассе, 3
Аделинде задумчиво оглядела эту, вмиг опустевшую без хозяина квартиру. Всего-то две недели прошли после помолвки, а она уже так привыкла к своему Калле. Ей казалось – этот дом неотделим от него, и вот… Опять она одна, а жених с кузеном Ханно где-то там, в Киле, грызут гранит науки, готовятся стать офицерами Кригсмарине. Вернее – будут грызть. Завтра. Нынче-то они только выходят на перрон.
Помолвка прошла по всем правилам – со священником, представителем партии и гостями от командования. Господин Порше также почтил их скромный праздник присутствием, что-то горячо рассказывал её жениху… А она в этот день «плыла».
Да, нет смысла отрицать – Ханно с самого начала предупреждал её письмами, что желает познакомить с другом. И, да, тот понравился ей сразу. Она просто не ожидала, что столь, казалось бы, застенчивый юноша будет столь настойчив в ухаживании. На следующий же день после их с кузеном возвращения, Калле явился к ним и имел долгий разговор с мачехой (папенька, как всегда, был индифферентен – его кроме истории не интересует ничего. Аделинде даже порой жалела мачеху, с которой у них сложились доверительно-дружеские отношения), после чего спустился к ней, встал на колено, и попросил руки. Фрау Юлия, стоя выше на лестнице, роняла слезы умиления в батистовый платок.
Конечно она не отказала. Доннерветтер – почему нет?! Она взрослая и самостоятельная девушка, где-то даже немного суфражистка, и этот юноша кажется ей достойной парой. Тем более, что Юлия не против – кажется, даже, горячо «за». А любовь, та, о которой пишут в глупых женских романчиках… Куда она денется? Придет до свадьбы.
К тому же Карл и впрямь прехорошенький, и так забавно смущается, когда они остаются наедине…
Нет, Боже упаси, он не позволил себе лишнего! Поцелуи (О, как он целуется!), не более – но с невестой же можно. Строго говоря, после помолвки и большее можно, но он же флотский офицер (хорошо – почти офицер, но сути дела это не меняет), а не шорник, и не станет тащить свою суженную в постель до брачных клятв.
И как мило с его стороны было пожертвовать доходами от аренды, дабы невеста жила в его доме – как хозяйка. Юльхен, кстати, это категорически одобрила. Двум хозяйкам под одной крышей не ужиться, сказала она, пусть это даже мать и дочь. Права, ох права.
Альке даже Богу не позволила б устанавливать порядки в этом доме, поверх нее самой. Раз уж невеста хозяина, так и хозяйствовать, распоряжаться, устанавливать порядки – ей. Чтобы жених, когда будет приезжать на побывку, чувствовал уют и тепло дома. Дома, где пахнет домашней выпечкой, ароматами специй, чтобы понимал, что девушку он встретил достойную и хозяйственную. Чтобы глаза его светились от тихого семейного счастья.
Аделинде вспомнила их с Карлом прогулки, шутки, то, как он восхищенно глядел на нее, и улыбнулась. Как же она была счастлива этим летом!