Хм. Странная задача, однако.
О работе, значит…
Может быть, о первой работе? Это когда я, еще будучи школьником, целый месяц бегал по району, доставляя телеграммы, а потом гордо получил первую свою зарплату. И потратил ее чуть ли не в тот же день. Купил спортивный костюм.
Или, может быть, про ту работу, которая должна была бы быть. Я думал, что буду строить дома. Буду архитектором. И даже образование получил соответствующее. Вот только…
Я старался думать по делу. Спокойно, последовательно, размеренно. С логикой. Что я им там сказал, кто я по профессии? Программист?
Но память подбросила совсем не то, конечно же.
Я сижу на бревне и наворачиваю из миски гречку с тушенкой. А напротив парнишка. Зеленый совсем, только прибыл. Глаза дикие, кажется, готов заорать. Я облизываю ложку и смотрю на него.
— Страшно? — спрашиваю. Тихо так вокруг, просто оглушительно тихо. Слышно даже как мышь что-то там скребет в своей норе за стенкой укрепа.
Кивает. Да, точно истерика с пацаном может случиться… А истерички у нас не жильцы.
Перевожу взгляд на его ботинки.
— Хорошие ботинки, — говорю. — Какой размер?
— Сорок четвертый, — он облизнул губы, но они так пересохли, что только язык поцарапал.
— Хм, как у меня, — я сунул миску и ложку в карман. — Когда тебя задвухсотят, можно себе заберу?
Можно было подбордрить парня. Успокоить. Сказать что-то вроде «все будет хорошо, не бойся». Но только это херня все. Не работет. И хорошо не будет. И есть только один способ не сойти с ума там, за ленточкой. Просто перестать думать.
— А-ва-вввы шшутите, да? — сказал он. И тут эта клятая паника истерическая из глаз пацана пропадает. И он тихо хрипло смеется.
— Клим? — голос Романа из динамика. — Ты же вроде говорил, что программист?
— Сертификат получил от онлайн-школы, — криво ухмыльнулся я.
— А до этого кем работал? — в голосе Романа напряжение.
— Наемником, — жестко ответил я. — Воевал я. Но по здоровью тянуть перестал, вот и начал искать новую… гм… профессию.
— То есть, у тебя есть настоящий боевой опыт? — это уже голос Насти. И в голосе, неожиданно, неподдельная такая радость.
— А что, похоже, что игрушечный? — меня почему-то разобрал смех. Когда из меня не вышло архитектора, я все равно работал в строительстве. Даже что-то там преуспевал, бригада у меня появилась, заказчики толстые. А потом как-то в кабаке, я столкнулся с давним знакомым, еще по армейке. И как-то само собой все завертелось. Шел, упал, очнулся на броне, посреди жаркой страны, где нас вроде как и быть не должно… Вернулся через три месяца, пообещал себе, конечно же, что больше никогда. Ни за что.
И примерно три месяца держался. Понял, что тянет. Пришел в офис, давайте, мол, берите меня с потрохами обратно. Хочу на войну.
Я тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Не то, чтобы неприятные. Я уже давно привык себе не врать. Да, страшно. Да, больно, грязно, жарко, холодно, сыро, сухо. И все это возведено в кратную степень. Если сыро, то до хлюпанья в ботинках, если сухо, то так, что дерет горло и моргать мешает. Половина друзей отшатнулась, половина оставшейся половины пытались пожалеть. Другие расспрашивали с кровожадным любопытством. А я что? ПТСР, говорят. Ну, наверное, есть какой-то ПТСР. Хотя я как-то не задумывался…
— Клим! — позвал меня Роман. — Теперь думай про дом. Или про город.
— Так про дом или город? — переспросил я, когда зеленая лампочка зажглась.
— Да все равно, — Роман широко улыбнулся и снова помахал мне из-за стекла. — Нужно, чтобы ты вспомнил такие… типовые дома. Понимаешь?
— Хрущобы? — понимающе покивал я.
— Да-да, именно! — обрадованно воскликнул Роман.
Допрос закончился неожиданно. Хотя какой это, нафиг, допрос? От меня ведь даже не требовалось отвечать.
— Сам снимешь датчики? — спросила Настя в микрофон. — Хотя нет, давай я помогу.
Дверь снова открылась, и ко мне в звукоизолированную камеру снова вошла Настя.
— Я думала, что тебя придется уговаривать и убеждать, — сказала она, последовательно срывая с меня все те штуки, которые она же перед этим и налепила.
— На что уговаривать? — я встал с кресла и потянулся.
— Понимаешь, Клим, это только кажется, что работа ученых — это протирать штаны в безопасных кабинетах и мучать ни в чем не повинных подопытных животных, — сказала она размеренно.
— Насть, ну давай уже не тяни, что-то долго запрягаешь, — поморщился я. — Можно не миндальничать, вываливай.
— Ха-ха, — Настя искренне рассмеялась, запрокинув голову. — Нет, воевать ни с кем будет не надо, но твой боевой опыт будет очень кстати.
— Опасная работа? — хмыкнул я.
— Агрессивная окружающая среда, — Настя двинула к выходу. — Завтра все сам увидишь. И с ребятами познакомишься.
Мы вышли из комнаты с креслом в комнату с пультом. Роман больше не нажимал ни на что на пульте. Он сидел, уткнувшись в гораздо более современное устройство. Гибрид планшета и кассового аппарата, я бы сказал.
— Сейчас, пять минут, — пробормотал он, быстро быстро двигая пальцем по монитору.
— Да как это вообще сочетается? — пробормотал я. — Фанерные двери в сортиры и запредельные какие-то биотехнологии. Или вот этот вот прибор из области ретрофутуризма, и вполне современная штука…
Роман и Настя уставились на меня не с недоумением, нет. Кажется, они прекрасно поняли мой вопрос. Они смотрели на меня с досадой.
— Закатай рукав рубашки, — сказал Роман. — Да-да, я слышал вопрос. И даже готов на него поотвечать, но сначала давай тебя прошьем, ладно?
— В каком это смысле? — я подозрительно прищурился.
— Документы тебе сделаем, — терпеливо объяснил Роман.
— Рома, давай лучше я объясню, — Настя подмигнула. — Клим, ты ведь уже понял, что мы нарушили некоторое количество правил и уставов, пока с тобой носимся?
— Да уж, не совсем тупой, — хмыкнул я. — Не понял только, для чего вы рискуете. Я пока мало что понял, про ваш ЭсЭсЭсЭр-два-точка-ноль, но церемониться не будут, верно?
— У нас есть причины, но ты пока их не поймешь, — сказала Настя. — Но нам правда надо, чтобы ты был здесь. Веришь?
— А ты правда особист? — спросил я.
— Я, Клим Павлович, ходячий анахронизм, — скзаала Настя. Потом бесцеремонно подошла ко мне и закатала рукав рубашки. Расстегнут он все еще был, с кресла. — Научный оккультизм было пугалом примерно до две тысячи восьмого. И у всех сотрудников отдела обязательно были воинские звания. И не простые, а золотые… Рома, ну прошивай уже, видишь, Клим не против! Клим, ты же не против, верно?
— Это что, какие-то нано-роботы? — спросил я. Сопротивляться не стал. Несмотря на некоторую абсурдность ситуации, я не чувствовал никакой угрозы. И Роман, и Настя были ко мне настроены благожелательно. Если не сказать еще теплее. И вообще они были каким-то… другими. Не мог пока понять. В них не было чего-то, к чему я привык в своем мире. Они были как дети, что ли.
— Прошивка делается наноботами, да, — ответил Роман, поднося к сгибу моего локтя этот свой гаджет. — Мы их настроили на полиграфе. С одной стороны, так никто не делает, с другой — настройка получается как настоящая. Вот только если бы мы в современный метрический центр сунулись, он бы тебя моментально расколол. А так… Все, готово! Не больно было?
— В смысле, все? — я посмотрел на свою руку. А где, кстати, след от катетера? Ни синяка, ни дырки не осталось…
— Клим Павлович Вершинин, год рождения тысяча девятьсот семьдесят третий. Нижнеудинск, — перечислил Роман. — Добро пожаловать в научно-исследовательский институт номер сто двадцать два. Согласие пока еще не получено, заявление в отделе кадров увидят только утром.
— Кстати, ты же мне так и не ответил! — вспомнил вдруг я. — Чем занимается ваш институт? Научным оккультизмом?
— Я же сказал — белым шумом, — усмехнулся Роман. — Пожалуй, это самое близкое, как можно коротко обозвать нашу область исследований.
— Звучит красиво, но ни черта не понятно, — хохотнул я.
— Мы исследуем то, что когда-то отбросили, как нечто незначительное, — сказал Роман. — Проверяем то, что считалось невозможным, абсурдным или глупым. Как получилось с научным оккультизмом когда-то. В тридцатых годах двадцатого века исследования были заброшены, экспедиции прекращены. И уже много позже только сообразили, что…
— Роман Львович, — Настя подмигнула и намекающе мотнула головой в сторону двери. — Мы же сможем болтать по дороге?
— А нам опять надо будет лезть через вентиляцию и все такое прочее?
— Нет, конечно, — Настя открыла дверь. — Теперь можем идти по-человечески.
— Так на чем я остановился? — сказал Роман, двинувшись к двери.
— На научном оккультизме, — ответил я. — Что потом оказалось, что… А чем, кстати, занимается этот самый «научный оккультизм»?
— Исследованием паранормальных явлений, а также сверхъестественных и экстрасенсорных способностей человека, — вместо Романа ответила Настя. — А также прикладной этнографией и прочими смежными дисциплинами.
— Серьезно? — я даже остановился. — А я думал, что ерунда это все, а про засекреченные научные исследования в этой области — это байки.
— Вооот! — Роман поднял палец и расхохотался. — Поэтому я и сказал, что мы занимаемся «белым шумом». Такими вещами, которые никто и никогда не примет всерьез. А мы принимаем. Просеиваем сквозь пальцы шляк всяких лженаучных теорий, народных баек и городских легенд, чтобы обнаружить среди кучи мусора золото настоящего открытия.
— А это, значит, лабораторный корпус? — спросил я, разводя руками вокруг.
— Старый корпус, — сказал Роман. — Он стоял законсервированным лет десять. Или даже больше.
Я спиной почувствовал, как Настя напряглась. И напрягся тоже на всякий случай. Принялся «обнюхивать» пространство в поисках возможной опасности.
— А куда делся новый? — спросил я.
— Понимаешь, какое дело… — замялся Роман. — Кое-кто считает, что эксперимент тогда не вырвался из-под контроля вовсе…