– Мне нужно снова поговорить с мамой, – говорю я Нику, и он согласно кивает.
Ник
Мы уезжаем с озера, а я по-прежнему не могу осознать услышанное на его берегу. Гораздо проще было бы вообще ничего не знать, пребывать в блаженном неведении как можно дольше. Не заговорить с Ясминой в институте, не позволить ей стать моей соседкой, не сесть к ней в машину, не поцеловать ее, не приехать в это место. Всего этого могло просто не быть. Мы могли и дальше избегать друг друга, играть во врагов и жить наедине с нашими историями. И еще пару месяцев назад я бы сказал, что молчать – это правильно. И что мы невероятно сильные люди, раз держим все это в себе. Но сегодня, стоя рядом с Ясминой и слушая ее рассказ, я понимаю, что истинная сила заключается в умении говорить.
Спустя час молчаливой поездки, мы останавливаемся у придорожного кафе с ярко-красной вывеской «Еда на любой вкус». Ничего не говоря, Ясмина, захватив с собой кошелек, выходит наружу и ждет, пока я появлюсь рядом.
Мы заходим внутрь и сразу устраиваемся за свободным столиком у окна. Совсем юная девушка приносит нам меню и убегает к группе шумных мужчин, сидящих у стены. Ясмина окидывает пустым взглядом помещение, а затем ее глаза встречаются с моими. Я встревожен, напуган и зол, и она это видит.
– Не нужно было тебе рассказывать, – сокрушается Яс, вглядываясь в мое лицо.
– Нет. Давно следовало рассказать. И не только мне, – возможно, слишком резко заявляю ее, и она опускает глаза. – Прости, я не вправе судить. Но разве тебе не хотелось с кем-то поделиться всем этим? Не могу поверить, что ты столько лет молчала.
– Ты действительно хочешь это обсудить?
– Честно? – я задумываюсь, пытаясь представить, какой могла быть ее жизнь, расскажи она все еще в детстве. – Нет. Прошлое все равно не изменить. Так что, этот разговор не имеет смысла. Не будем его продолжать.
– Отлично, – Ясмина открывает меню и погружается в его чтение.
Я смотрю на ее спутавшиеся от порывов ветра волосы, и борюсь с желанием прикоснуться к ним. Там, на озере, она выглядела такой беззащитной и хрупкой, но стоит ей заговорить сейчас, как меня сносит ее внутренней мощью, родившейся из многолетних страданий. Впервые за время нашего общения я задумываюсь о том, что совершенно ей не подхожу, и что моих объятий и поцелуев всегда будет недостаточно, чтобы унять ее боль.
– Ты выбрал? – спрашивает она, резко захлопнув свое меню.
– Эм-м-м, нет, сейчас минуту, – я пытаюсь сосредоточиться на расплывающихся перед глазами буквах.
– Ну, хорошо, – Ясмина жестом подзывает официантку.
– Что ты делаешь? Я еще не выбрал.
– И не выберешь, ты слишком рассеян.
Она заказывает две порции картофеля по-деревенски с сырным соусом, один греческий салат и два стакана вишневого сока. Когда официантка убегает на кухню, Яс откидывается на спинку кожаного диванчика и, скрестив на груди руки, выжидающе смотрит на меня.
– Ничего не скажешь?
– Даже не знаю, с чего начать.
– Сыграем в «три вопроса»? – предлагает она.
– Хорошо. Мне начать? – она быстро кивает, и я продолжаю. – Ты соврала Лунаре, когда сказала, что вы не подруги?
– Не знаю.
– Как это? – я повторяю ее позу и тоже откидываюсь на спинку дивана.
– Я сказала ей, что наша дружба не продлилась бы так долго, если бы не Сава. Это правда, – Ясмина неотрывно смотрит мне в глаза, и у меня не возникает сомнений, что сейчас она честна. – Но я соврала, когда сказала, что мы слишком разные, чтобы быть подругами. Мне нравилось наше общение, нравилось проводить с ней время, рядом с Лу я забывалась и чувствовала себя нормальной. Конечно, приходилось притворяться жизнерадостной, помешанной на косметике, беззаботной дурой. Но оно того стоило.
– Лунара ведь знакома с твоей мамой, ты могла ей все рассказать, и она бы все поняла.
– А ты знал, что после их знакомства, Лу отказалась приходить к нам домой?
– Не уверен, – я копаюсь в памяти, пытаясь что-нибудь вспомнить, – кажется, нет.
– Она предпочла укрыться в безопасном месте и не иметь ничего общего с нашей семьей. Разве после такого я могла ей сказать?
– Она до сих пор переживает из-за твоих слов. По-твоему, это лучше?
– По-моему, при любом раскладе никому из нас не было бы сейчас легко, – Ясмина грустно улыбается и переводит взгляд на начинающийся за окном снегопад. – Я сделала первый шаг к нашей с ней дружбе, и смотри, что из этого вышло. Лу чувствует себя преданной и обманутой. Сава, до сих пор любящий Лунару, ходит с разбитым сердцем после их расставания. И кто в этом виноват? Правильно. Я, которая решила, что способна с кем-то дружить.
– Ты попыталась и не виновата, что ничего не вышло. Тогда ты оказалась к этому не готова, но, может, сейчас?
– Сейчас что?
– Ты можешь ей обо всем рассказать.
– Будто ей не хватает переживаний за тебя, – она ухмыляется, видимо, вспомнив, как Лу относится ко мне после случившегося в конце прошлого года.
– Переживать за друзей – это нормально.
– Я подумаю, ладно? – Яс хлопает в ладони. – Моя очередь задавать вопрос.
– Хорошо. Валяй.
Официантка приносит нам напитки и, пообещав вернуться через пять минут, снова убегает на кухню.
– Почему не признался, что я тебе нравлюсь? Тогда, в самом начале первого курса, – она подается вперед, всем своим видом выказывая неимоверное любопытство.
– Был слишком поглощен своей ютуберской жизнью, – я пожимаю плечами, потому что не помню, что именно меня тогда сдерживало. – Казалось, что некуда спешить. К тому же, я тогда только расстался с девушкой. Решил подождать, а потом и вовсе перегорел. Ну, ты знаешь.
– Да, знаю, – она подпирает ладонью подбородок и в очередной раз рассматривает мое лицо. – Я испортила все и с тобой тоже. С ума сойти можно, как много людей я подвела и обидела.
Девушка возвращается с двумя порциями картофеля и одним салатом на двоих, быстро желает нам приятного аппетита и, забрав меню, удаляется.
– И снова моя очередь задавать вопрос, – начинаю я, сделав глоток вишневого сока. – Почему ты ушла из дома? И почему именно сейчас, когда я искал соседа?
– Из-за Савы, – отвечает она, накалывая на вилку овощи. – Он сказал мне, что скоро уезжает.
– Куда?
– Туда, где больше перспектив.
– Думаешь, без него станет еще хуже?
– Даже представлять не хочу, – Ясмина снова отворачивается к окну. С нашего места видно, как сильно запорошило снегом ее мазду. – В его присутствии меня никогда не били. И он часто одергивал маму после ее жестоких слов. Брат – моя опора и поддержка. Я уверена, что жива только благодаря его заботе и любви. Он – мой самый близкий и родной человек. Поэтому новость о его переезде окончательно сломила меня. Я сидела на той лекции и не знала, куда себя деть. А потом услышала ваш разговор о том, что ты ищешь соседа, и в голове прояснилось. Дальше ты и сам все знаешь.
– Обидно, конечно, что это никак не связано со мной, – я с наигранной обидой поджимаю губы, – ну, что поделать. Придется как-то жить с этой мыслью дальше.
– А теперь, – она тепло улыбается и протягивает мне раскрытую ладонь, – расскажи, в чем твой секрет?
– Ты о чем? – я, недолго думая, кладу свою ладонь поверх ее.
– Пусть это прозвучит невероятно тупо и клишированно, но почему твои прикосновения такие особенные?
Я вспоминаю, как стоя на берегу озера, она сказала о том, как сильно ей холодно. Будто в тот день, когда она чуть не утонула, внутри нее на долгие годы замерзло нечто важное.
– Это называется сэндвич из ладоней, – я проделываю с нашими ладонями то, что в детстве всегда делала мама. – Вот так.
– Значит, – Ясмина едва сдерживает смех, – моя ладонь – это начинка. А твои – ломтики хлеба?
– Выходит, что так, – я киваю, наблюдая за тем, как переплетаются наши пальцы. – Мне просто очень хотелось тебе помочь, а при себе оказались только прикосновения.
– Думаю, ничего другое не помогло бы так сильно, как ты и твои ладони.
Между ее указательным и средним пальцами я замечаю родинку и ловлю себя на постыдной мысли, что хочу изучить ее всю. Желаю знать о ней все то, что неведомо остальным. Наплевав на присутствующих, я пересаживаюсь к ней на диван и впиваюсь в ее губы, как только оказываюсь рядом. Теперь, когда у нас есть не только прикосновения, я готов отдать ей все, что только способен предложить.
– Ты чего? – отстранившись, Ясмина кладет ладони мне на высоко вздымающуюся грудь. Мы, тяжело дыша, жадно осматриваем друг друга, даже не пытаясь унять охватившее нас безумство.
– Не могу перестать, – шепотом признаюсь я, – хочу целовать тебя на глазах у всех.
– Лучше тебе вернуться на свое место, – настойчиво советует она.
– Ты только что рассказала мне такую тяжелую историю, а я… – схватившись за голову, я ретируюсь на другой диван, – какой же я идиот! Прости меня.
– Ничего, – Ясмина поправляет волосы и опускает задравшиеся рукава водолазки. – Я даже рада возможности ненадолго забыться. Хоть это и временная мера, приятно ощутить себя нужной.
– Хорошо, но лучше оставить поцелуи на «потом».
– Как скажешь, Ник, – она ухмыляется, словно не верит, что я способен устоять перед ее губами.
Быстро доев картофель, мы возвращаемся к нашей игре.
– Что ты будешь делать теперь? – задаю я не самый приятный вопрос, но лишь с целью поддержать любое ее стремление.
– У меня есть накопления, – видя ее реакцию, становится очевидно, что она и сама не раз размышляла на эту тему. – Их хватит на жизнь до конца этого учебного года.
– А потом?
– Перейду на заочную форму обучения и устроюсь на работу, – отвечает Ясмина, вращая в руках полупустой стакан с соком. – Или отчислюсь. Еще не решила.
– Хорошо, – я киваю, решив, что пока не имею права давать ей советы в подобных вопросах. – И какой будет твой последний на сегодня вопрос?
– Ты заговорил со мной только из жалости?
– Не уверен, что знаю ответ. Ты напомнила мне самого себя в ноябре, когда я был опустошен и находился на грани. А после твоих слов о смерти… Не знаю, Яс. Прости.