Но если Эрик и заметил, насколько чрезмерно неуместной одеждой выставлены напоказ ее ноги, он ничем этого не выдал. Подняв кувшинчик, он поднес его к ее чашке.
— Саке? Я предпочитаю теплое, но если вы предпочитаете со льдом…
— Нет, теплое, — сказала Эшли, хоть и не имела ни малейшего представления, что же она предпочитает, и у нее даже появилось сомнение: не следует ли ей вообще отказаться от саке? Но чашечка была не больше самых маленьких водочных рюмок, и она решила, что немного рисового вина ей не повредит, а может быть, даже поможет расслабиться.
Эрик налил прозрачную жидкость сначала в ее чашку, потом в свою. Подняв чашку обеими руками, он подождал, пока она сделает то же самое.
— Кампаи, — сказал он, пристальный взгляд его темных глаз был прикован к ее лицу. — За здоровье.
Эрик выпил все содержимое одним глотком.
— Кампаи, — повторила Эшли, отважно выдержав его взгляд, и последовала его примеру.
Теплое саке немного напоминало херес. Совсем недурно, подумала она, и даже приятно на вкус.
Он снова наполнил их чашки, а в большие глубокие тарелки положил моллюсков, креветок, крабов, овощи и другие компоненты кушанья, которые извлек из маленькой кастрюли. Затем Эрик влил в тарелки бульон. Сев, он взял свою тарелку обеими руками и приготовился из нее пить. Эшли все делала, как он.
Она была изумлена, распробовав восхитительный вкус бульона.
— Мои комплименты главному повару.
— Главный повар благодарит вас.
Эрик потягивал саке и думал, как ему заставить Эшли сделаться сегодня более открытой и отказаться от комплекса защиты. С самого первого мгновения, как только вошла в его квартиру, она достаточно однозначно показала, что нынешний вечер должен пройти при сохранении между ними необходимой дистанции. Он не пойдет ей наперекор, но ему очень хотелось проникнуть под эту официальную оболочку деловой женщины и понять, если возможно, что в ней так его завораживает.
— Расскажите мне о своей семье, — попросил он.
— Собственно говоря, нечего-то и рассказывать.
Эрик бы поверил ей, если б его вопрос не заставил ее так внезапно и столь очевидно насторожиться и одним глотком выпить саке.
Он налил еще.
— Они живут поблизости?
— Нет, в Гэри, штат Индиана, — она попыталась улыбнуться. — Они прожили там всю жизнь. Отец работает на фабрике. У матери не все ладно со здоровьем, она не работает.
— А брат?
Было заметно, как при этом вопросе у Эшли перехватило дыхание, а не покидавшее ни на секунду напряжение достигло предела.
— Мой брат умер. А ваша семья?
Она пытается сменить тему, ну что ж, Эрик был не против.
— Нас трое, всего лишь мать, отец и я, — он улыбнулся. — Ребенком я был таким озорником, что родители решили: одного с них хватит.
— Вы были озорником? — Эшли допила саке. — Неужели?
— По крайней мере, так они говорят. И потом, мой отец все время был в разъездах, из Японии в Штаты и обратно. Родители решили, при таких обстоятельствах одного ребенка вполне достаточно для семьи.
— Ваши родители встретились в Японии?
Эрик кивнул и снова наполнил ее чашку.
— Мама была дочерью одного бизнесмена, с которым мой отец в то время налаживал деловые контакты. Судя по тому, что родители рассказывали о себе, я думаю, это была любовь с первого взгляда.
— Звучит романтично.
Он всегда так думал, хотя никогда не верил в любовь с первого взгляда — до того момента, пока не открыл дверь и не увидел стоявшую в коридоре Эшли.
Эрик знал: любовь не гарантирует легкой и безоблачной жизни.
— Моей матери пришлось от многого отказаться, когда она вышла замуж за отца.
— Почему?
— Мать происходила из аристократической династии, на нее возлагались определенные надежды, но она восстала против семьи и вышла замуж за моего отца, вследствие чего подверглась осуждению знакомых и злословию.
— Должно быть, ей было очень тяжело.
Он кивнул.
— Да. Ее родственники до сих пор не поддерживают с ней никаких отношений. Для них она умерла.
— А вы?
— Для ее родственников? — он снова кивнул. — Для них я не существую.
— А для родственников отца ведь существуете, да?
— Для некоторых тоже не существую, — признал Эрик, пожал плечами и сделал глоток саке. — Но не для всех. Видите ли, я ведь в каком-то смысле ни рыба ни мясо.
— Вы пантера, — сказала она.
— Пантера?
— Черная пантера, — Эшли сделала глоток из чашки, и ее взгляд многозначительно скользнул по Эрику.
Когда она поставила чашку и улыбнулась, он пожалел, что не умеет читать мысли. Протянув руку к ее чашке, он подлил саке.
— Вы пытаетесь напоить меня?
— Возможно, — согласился Эрик, — хотя мог бы ответить, что в Японии хорошим тоном считается постоянно наполнять чашку гостя, ни на минуту не оставляя ее пустой, а если гость больше не хочет пить, он просто не притрагивается к наполненной чашке.
Эшли покачала головой:
— Это уже шулерство.
— Да, но вы, наверное, слышали: в любви и на войне хороши все приемы.
— У нас с вами война?
— Надеюсь, нет.
— Любовь?
Он почувствовал, как участилось ее дыхание в тот момент, когда она произнесла это слово, и Эрик догадался, что сердце Эшли, должно быть, бьется сейчас столь же часто и сильно, как и его сердце. Он тихо сказал:
— Неужели было бы так ужасно, если б на самом деле у нас с вами была любовь, Эшли-сан?
Задумчивый и полный понимания взгляд ее глаз заставил его затаить дыхание, но Эшли отвела глаза и, посмотрев на свою тарелку, покачала головой:
— Я не могу полюбить… нет, сейчас не могу, не должна.
— Но почему?
— Я уезжаю в Чикаго.
— Вы добились перевода?
— Нет еще, — она снова подняла глаза, — но я добьюсь. Я должна.
— Должна? — переспросил он, удивленный подбором слов.
— Я хочу сказать, это было моей целью в течение многих лет, и теперь я так близка к осуществлению своих планов!..
— И никак нельзя поменять эти планы?
Некоторое время она колебалась, и Эрик чувствовал, что Эшли что-то скрывает от него. Наконец она вздохнула и покачала головой:
— Нельзя.
— Но почему, Эшли?
— Потому что… — на этот раз она оказалась более решительной, — просто потому что я не могу.
— Есть какой-то закон в информационной службе, заставляющий вас стремиться к переезду?
— Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом?
— Например?
— Например, как вы стали ниндзя.
— А почему вы не хотите говорить о переезде в Чикаго?
Эшли пропустила вопрос мимо ушей.
— Ваш отец тоже ниндзя?
Эрику очень хотелось получить ответы на свои вопросы, но он решил уступить в данный момент: терпение — одна из главных заповедей ниндзя, так же, как и упорство.
Он ответил ей, рассмеявшись:
— Нет, мой отец не ниндзя. Правда, он владеет приемами самообороны, и, когда я был подростком, отец оплачивал мои уроки карате, но единственное, чего он хотел от этих уроков, чтобы я умел защищаться в случае необходимости. Он никогда не помышлял, чтобы я стал ниндзя, избрав нин-по как стиль и смысл жизни.
— Отец не одобряет того, что вы стали ниндзя?
— Конечно, ему понравилось бы больше, если б я воспользовался своим университетским образованием и работал бы на большой бизнес, но я б не сказал, что он не одобряет того, что я стал ниндзя. Ему просто трудно постичь мое полное отсутствие интереса к деньгам.
— Мне это тоже трудно постичь, — призналась Эшли.
С самого раннего детства, сколько она себя помнила, отец подчеркивал, как важно уметь зарабатывать деньги. Порабощенный однообразными профессиональными занятиями, высасывавшими из него все силы и всю жизнь, он стремился сделать так, чтобы его детям жилось лучше, чем ему. И Эшли знала: брат смог бы оправдать надежды отца.
Если бы не она…
Эшли быстро заставила свои мысли вернуться к Эрику.
— Ну и как же случилось, что вы от уроков карате пришли к намерению стать ниндзя?
— Когда я учился в колледже, я познакомился с одним человеком. Он был приглашен в колледж как лектор, и он рассказывал нам о мифологическом образе ниндзя. Послушав, я решил ему сказать о своем полном разочаровании в карате. Мы долго беседовали, и я обнаружил, что, несмотря на проживание в Штатах, этот человек уже много лет изучает ниндзя-цу в Японии под руководством великого мастера. Он порекомендовал мне в следующий раз, когда я буду в Японии, посетить этого мастера, что я и сделал. С первого же визита я попался на крючок.
— И-бам-с! — Эшли щелкнула пальцами. — Вы стали ниндзя.
Эрик громко усмехнулся и тоже щелкнул пальцами:
— Бам-с, и шестнадцать лет спустя… А до этого было шестнадцать лет напряженной учебы. А как вы развлекаетесь, Эшли?
Его вопрос застал ее врасплох.
— Развлекаюсь? — на мгновение она задумалась, помешивая вилкой морскую живность в своей тарелке. — Не знаю. Иногда, когда у меня бывает время, я читаю книги… хожу в кино.
— А у вас бывают свидания? Встречи с мужчинами?
— Любите же вы совать нос… — она рассмеялась, но несколько скованно.
— Я ни разу не слышал, чтобы к вам заходили мужчины.
— Может, я хожу к ним?
Он покачал головой.
— Не думаю. У вас когда-нибудь был любовник?
— Мне кажется, в своих вопросах вы заходите слишком далеко.
— Этот наш ужин для того и предназначен, чтобы поближе познакомиться, и каким же другим способом я смогу что-нибудь о вас узнать, если не буду задавать вопросов? — он помолчал. — Я спал с несколькими женщинами, когда был еще очень молод и полагал, что таким образом я доказываю свою мужественность. Это было до того, как я начал понимать, что мужественность и мужское достоинство не имеют к сексу никакого отношения.
По тому, как Эрик смотрел ей в глаза, Эшли поняла, что он ждет от нее ответной откровенности. Неловким движением она сменила положение ног на подушке и закусила нижнюю губу.
— Я спала всего лишь с двумя мужчинами, — сказала она наконец, — и я думаю, что если я пыталась что-то доказать себе этим, то, наверное, доказала.