Я очень понимала принца, увидевшего свою жену в таком окружении и резко ее разлюбившего. Я бы тоже сто раз подумала: а только ли за крапивой ходит моя суженая, когда на кладбище так весело?
Виллинда, когда я показала ей эту картинку, рассмеялась и сказала, что все это глупости: шабаш так не проходит. Я поинтересовалась: а как он проходит? Крестная подумала, повертела в руках книгу сказок, полистала… И сказала, что больше трех ведьм собирается редко. Ведьмы большие индивидуалисты и интроверты. Им вместе колдуется плохо. А кушать покойников вообще опасно для здоровья. Они ядовитые, эти покойники.
Я не буду описывать реакцию папы, когда я ляпнула при нем эту фразу перед воспитательницей в детском саду.
Та ведьма, пусть сколько угодно нереальная, преследовала меня во сне еще долго — пока крестная не устроила сеанс психотерапии: взяла меня на мирное ночное кладбище, поводила меж могил, позволила поболтать с привидениями и наглядно показала, что они все милые и неопасные, а мои страхи — глупости и результат слишком хорошего воображения.
С тех пор я не вспоминала ту иллюстрацию лет десять — до сегодняшней ночи. Это, конечно, снова кладбище, конечно, шабаш, конечно, сумасшедшие ведьмы. И я отлично понимаю, что все это бред моего уставшего подсознания: крестная же мне говорила, что это невозможно, а она сама ведьма, и я ей верю.
Только этот бред реален. Все эти звуки, даже запахи (мне полагается слышать запахи во сне?) — все это совершенно, абсолютно реально. Я чувствую, как мои туфельки — сиреневые, украшенные фиалками, туфельки феи — вязнут в рыхлой кладбищенской земле. Я чувствую холод — могильный, полагаю. Я не вижу чертей, но ведьм и открытых гробов мне хватает.
Я изо всех сил пытаюсь проснуться. Я даже осознаю, что да, это сон, — и командую сама себе, что пора «перенастроить программу» и включить что-нибудь приятное и веселое. Но ничего не меняется.
Вдобавок неподалеку, где должен стоять котел, я вижу Дамиана. Вот уж кому тут делать совершенно нечего, о чем я ему громко и говорю. Он словно не слышит. И не откликается даже, когда я просто зову его.
Я только потом замечаю, что что-то все-таки изменилось. Дамиан бледный в свете полной луны — но он давно уже бледный. В черном — но он всегда предпочитал этот цвет. Только раньше от него не тянуло морозом (Дамиан решил заделаться в Снежные королевы?), раньше он не казался мне таким тощим, и раньше такого выражения лица у него не было. Вокруг, простите, разгул и вакханалия, а он смотрит на все это, как будто так и должно быть.
А потом мой сон изворачивается и творит вообще что-то странное. Я подхожу к Дамиану, он наконец-то меня замечает (сложно не заметить — я трясу его за плечи), поднимает глаза… Вот тут мне действительно становится до ужаса, до крика страшно. У него черные глаза. То есть совсем черные, без радужки, без белка — черные-черные глаза. Взгляд от этого становится такой, что пробирает аж до печенок.
— П-простите, — дрожащим голосом говорю я. — Обозналась.
И пытаюсь отойти. Но это чудовище с внешностью Дамиана протягивает руки, с неожиданной силой прижимает меня к себе — я моментально замерзаю — и целует. Нет ничего общего между этим поцелуем и тем, как он целовал меня раньше. Теперь это — как будто Дамиан окаменел. И заледенел — одновременно.
С трудом я отстраняюсь — настолько далеко, насколько могу. И тут же над нами взлетает облачко золотой пыльцы — оно падает на Дамиана, на его черный бархатный камзол, мерцает в лунном свете — единственная теплая краска среди всего этого льда и смерти.
А я изумленно замечаю, как тьма из глаз Дамиана уходит, оставляя жуткий коктейль из отчаяния, тоски и гаснущей надежды.
— Виола?
— Привет! — Я дергаюсь, пытаюсь заставить его меня отпустить. — Маньячим потихоньку? Может, сменим антураж, а то у меня на трупы аллергия — аж выворачивает.
Но пыльца гаснет — и так же быстро темнота возвращается. Дамиан снова смотрит на меня этим жутким, неживым взглядом и улыбается.
И тянется ко мне.
И я замечаю клыки у него под верхней губой.
И с криком: «Вампир!» — просыпаюсь. Все та же луна заглядывает в окно, сверкает усыпанное золотой пыльцой одеяло… Я со вздохом сажусь на подушке, прижимаю пальцы к вискам и глубоко дышу. Приснится же…
Надо срочно обнять медведя! Где Самсон? Тут я вспоминаю, что Самсон давно почил, искупавшись и разбухнув по воле жестоких сиернских горничных. Но у меня же теперь есть ручной кролик! За неимением утешительного медведя обнимем кролика.
Я откидываю одеяла — где кролик? А нету кролика. Зато есть мальчишка, смутно мне знакомый, в пижамке с узором из висп и… Так это же Томми! Точно, это же Томми!
Что-то я не понимаю. А кролик где? И что делает малыш-принц в моей постели?
Изабелла меня убьет…
Я осторожно кладу руку на плечо мальчика и пытаюсь разбудить. Зову. Он не просыпается.
А потом у меня что-то случается с глазами, потому что Томми превращается — его образ тает, наслаиваясь на другой, — в моего белого кролика… которого тоже зовут Томми.
И меня начинают терзать смутные сомнения…
Когда я просыпаюсь во второй раз — уже светит солнце и кролик умильно спит на спине, прижав лапки к груди, — сомнения меня терзают уже не смутные, а вполне конкретные.
Сады еще спят — солнце только встало, и трава вся мокрая от росы, сверкает, точно усыпанная алмазами. Я тоже моментально становлюсь мокрая, и сырой подол сорочки неприятно липнет к ногам.
У маминых комнат стоит символическая стража. Символическая, потому что дрыхнет на посту. Я проношусь мимо них, громко шлепая босыми ногами по гранитным плитам садовой дорожки, распахиваю дверь, потом еще одну — и на мгновение замираю, потому что спит мама не одна.
Забавно, не думала, что ей нравятся такие слащавые мальчики… И такие наглые — потому что он просыпается первый, сонно трет глаза, видит меня, окидывает внимательным взглядом — я буквально чувствую себя голой — и даже не делает попытки прикрыться.
Ну ладно. Я обхожу кровать и трясу маму за плечо — кажется, слишком усердно.
— Виола? — вскрикивает мама. — Что случилось? Звезды, в каком ты виде!
Я в каком виде? А в каком виде эта сладкая картинка рядом с тобой?!
— Мама, я хочу домой!
— Цветочек мой, потерпи еще немного. Хотя бы неделю. Если ты не передумаешь…
— Мама! Я хочу домой прямо сейчас!
Мама хмурится:
— Виола, у твоего отца все в порядке. Если хочешь, я настрою зеркало…
— Я хочу домой в Сиерну! Там не все в порядке! Там все плохо! У меня в кровати спит заколдованный кролик! Мой бывший парень превращается в чудовище! Я хочу ДОМОЙ!!!
Я выдыхаюсь, мама изумленно смотрит на меня, а «картинка» рядом с ней начинает смеяться.
«Убью!» — бьется в голове, когда я хватаю подушку (да, я слишком сильно реагирую на такую мелочь, но меня можно понять — у меня была жуткая ночь).
Мама успевает перехватить мою руку, забирает подушку и быстро что-то говорит. Мальчик пожимает плечами и — так и не думая прикрыться — встает с кровати и, улыбаясь, уходит. Еще и подмигивает мне! Да что… что тут за порядки?!
Домой хочу…
— Виола, ты не можешь сейчас уйти, — говорит мама, когда мы остаемся одни. — Ты моя наследница. Пожалуйста, отнесись к этому серьезно — ты же всегда была серьезной девочкой…
Ха, это смотря с кем сравнивать. Если с Роз — тогда конечно.
— …поэтому пойми: у тебя есть определенные обязанности, которые ты должна выполнить…
— Мама, я выполню все, что скажешь, только верни меня сейчас в Сиерну, там черт знает что творится!
Мама ловит мой взгляд и с нажимом говорит:
— Молодой король, Ромион, отлично знает, что там творится. Он, между прочим, просил передать, что твоего друга-демонолога уже выпустили из темницы…
Господи, его еще и выпустили! С такими глазами! Ромион совсем сдурел?
— Мама, ну послушай!..
— Нет, Виола, — твердо обрывает меня мама. — С этого дня ты по крайней мере попытаешься вести себя как принцесса. Для начала ты выберешь себе спутника…
— А-а-а-а!
— Не кричи. Далее — ты будешь ухаживать за своим садом…
Портал, вспоминаю я. Здесь неподалеку есть портал, даже не один. Вчера, пока пряталась, я видела пять кругов камней, каждый в отдельном саду. Какой-нибудь из них должен привести меня в человеческое королевство. А оттуда попрошусь в Сиерну. Может, повезет, и попаду в Креманию…
А в крайнем случае у меня есть кольцо короля гоблинов. Подозреваю, что первым делом Ульрик отправит меня назад к маме, но если удастся увидеться с Роз…
— Виола, ты меня слушаешь? — Кажется, мама спрашивает это уже не в первый раз.
— Мам, у тебя когда-нибудь было такое чувство, что ты находишься не там, где должна?
Мама вздыхает:
— Да. Когда Виллинда превратила твоего отца в осла. Я думала, что должна найти его и расколдовать. Как видишь, ни к чему хорошему это не привело.
— Конечно. Только я родилась. — Я встаю.
— Виола, это другое… Куда ты?
— Рыдать в подушку, — огрызаюсь я. — Этим же занимаются порядочные принцессы, когда у них жизнь не ладится? Авось кто спасет.
— Виола, я понимаю, тебе срочно нужно найти юношу…
Очевидно, который меня спасет. Спасибо, я как-нибудь сама!
Не знаю почему, но я напрочь забываю про Томми, спящего в моей комнате. Может, это и к лучшему, квест «найди нужный портал» заранее обречен на провал. К тому же я боюсь, что мама отправит за мной стражу или своих фрейлин и меня вернут в спальню силой.
Короче, я бегу к ближайшему порталу, дотрагиваюсь до всех его камней и в конце концов оказываюсь в чужом саду. Обалдевший фей-трутень объясняет мне, что сад этот его, что сам он… Я перебиваю и требую подробное описание дороги до другого портала.
Так за утро я умудряюсь побывать в десяти чужих садах, вывалиться в спальню вроде бы короля эльфов, скороговоркой извиниться, отказаться от предложения присоединиться к его любовнице, сбежать в портал, выкатиться в священном круге орков, потом в горах троллей, снова у эльфов («Нет, Ваше Величество, вы неправильно поняли, я не шпионю, я в Сиерну хочу! В Сиерну!»), но, наверное, не стоило так орать, потому что эльфийский маг, отцепив меня от своего короля, отправляет обратно в Сады, а вовсе не в Сиерну.