— Через мой труп.
— До этого не дойдет, — усмехается юноша. — Ты мне нужна живой, Виола. Итак, утром ты пойдешь к королеве…
— Иди к черту. — Я снова ложусь и укрываюсь одеялом с головой. Глаза слипаются, голова трещит, испуганный кролик прижимается…
Я распахиваю одеяло. Туан ловит мой взгляд, насмешливо вскидывает брови.
— Чем я могу еще служить вам, моя госпожа?
— Кролик. Томми. Это…
— Юный принц Сиерны. — Туан тянется погладить, но кролик прячется под одеяло. — Видишь ли, мне нужна была помощь его матери…
— Ты превратил маленького ребенка… в кролика?!
— В крольчонка, если быть точным. Именно.
— Ну ты и… — У меня на языке вертятся сразу несколько эпитетов и метафор, но все они нецензурные, а при детях выражаться нельзя. Табу.
Я нахожу Томми под одеялом и прижимаю к себе.
— Посмеешь тронуть его еще раз…
— И что ты мне сделаешь, принцесса? — вскидывает брови Туан.
— Покусаю.
— Да, ты наверняка ядовитая, — усмехается он.
— Расколдуй Томми и верни матери. Сейчас же!
— Ну уж, феечка. Его мать еще нужна мне покорной и предсказуемой. Так что — нет.
— Туан, — вспомнив еще несколько определений и сравнений, очень сдержанно говорю я. — У тебя совесть есть?
Юноша ловит мой взгляд и улыбается:
— О да. Я за добро и справедливость, дорогая Виола. Слыхала, что лучше всего добро орудует кулаками?
— Добро? Ты в своем уме? Ты заколдовал трехлетнего мальчишку! Ты угрожал его матери! Ты…
— Тебе не понять, фея, — кривит губы Туан. — Ты ничего не знаешь. Ты здесь лишняя — но даже тебя можно использовать. Этим я и занимаюсь.
— Я. Тебя. Ненавижу!
— Поверь, ты мне тоже не нравишься.
Конечно, я не могу заснуть этой ночью. Даже когда назло пытаюсь задремать, обнимая Томми и поглаживая его по спинке. Все заканчивается, когда я со слезами в голосе начинаю объяснять ему, что скоро сниму проклятие, верну его к маме и все-все будет хорошо.
— Не трудись, — мрачно бросает с подоконника Туан. — Он сейчас кролик, а не человек. И ощущает себя кроликом — на всех планах. Он все равно все забудет, когда проклятие спадет. Разве что морковку будет любить больше обычного. — И под нос себе бормочет: — Я же не какой-нибудь зверь.
Эта фраза оказывается последней каплей.
— Не зверь?! — Я вылетаю из-под одеяла и с разбега наталкиваюсь на прозрачную преграду, окружающую подоконник. — А кто ты?! Что тебе от меня надо? Что тебе от нас с Дамианом надо?! Что ты с нами сделал?!
— Я с вами? — улыбается Туан и сразу напоминает мне себя же из сна. — Поверь, ничего страшного. Я никого из вас даже не заколдовал. Разве что тебя чуть-чуть. Над Дамианом я не властен — иначе требовалась бы мне помощь этой стервы Изабеллы? Или твоя? Я бы вынудил его подчиняться, как тебя, и вопрос был бы решен. — Он ловит мой взгляд, трет переносицу. — Слушай, ты сегодня больше не будешь спать? Потому что я безумно устал. И если ты не против…
Кролик Томми при этих словах пулей выскакивает из-под одеяла. А я наоборот возвращаюсь к кровати.
— А ковер из роз тебе под ноги не постелить? Или…
— Умолкни.
Язык прилипает к небу — пару минут я пытаюсь выдавить из себя хотя бы слово, но получается невнятный хрип. Тогда я сажусь прямо и начинаю гипнотизировать Туана ненавидящим взглядом. Не отрываясь. С ростом градуса ненависти.
Минут через пять Туан не выдерживает и со смехом поворачивается ко мне:
— Бездна и демоны, Виола, я бы с легкостью мог сделать из тебя послушную куклу… Говори.
— И всегда бы знал, что я тебя презираю! — пафосно восклицаю я.
Туан поднимает в ответ брови.
— И что?
— И все! Ты злодей, а еще…
— Я запрещаю тебе меня оскорблять, — спокойно добавляет Туан. — Но можешь задавать вопросы. Раз уж поспать с тобой не удастся…
Я пропускаю пару минут, беззвучно разевая рот — просто потому, что кроме: «Ах ты мерзавец, гад, чудовище!» — и ряда таких же метафор сказать мне нечего. Но потом успокаиваюсь и спрашиваю:
— Как расколдовать Томми?
— Твоя крестная знает, — отвечает Туан. — Она все сделает. Когда я с тобой закончу, то отпущу и тебя, и твоего ненаглядного Томми. И даже портал поставлю к Виллинде. Еще что-нибудь?
— Откуда ты знаешь, что Виллинда моя крестная? — По моим представлениям, это известно мне, маме и Роз. Теперь еще Дамиану. И папе, но он в другом мире. Никакие злодеи в этот список не входят.
Туан давит зевок.
— Я знаю о тебе все.
— Прямо-таки все?
— Прямо-таки все. Виола, мне нужно было, чтобы ты сделала из Дамиана Темного Властелина. Вряд ли ты бы согласилась на это по своей воле.
— Уж конечно!
— Поэтому я узнал все о тебе, о Дамиане, сложил два и два, изучил ваше поведение, ваши слабости… С Дамианом было проще, но он дольше сопротивляется. А вот ты — ты странная, но, наверное, это нормально, ты же иномирянка. Зато стоит на тебя чуть-чуть надавить, и ты делаешь все, что мне нужно, и даже больше.
— То есть? Что же я делаю… Когда это ты на меня давил? Если ты про свои идиотские сны?..
— А, это было просто так, для развлечения, — усмехается Туан.
— Угу, я развлеклась!..
— Не перебивай. Так вот, помнишь, как после представления в театре Изабелла намекнула Дамиану украсть тебя?
— Нет, она вообще-то сказала, что в Садах меня поджидает опасность и… — Я обрываю себя: ведь точно Изабелла обращалась тогда к Дамиану и не прогнала его, хотя могла. Она — могла. И она знала, что мы придем вдвоем. Она сделала вид, что зовет только меня, но ей было известно, что Дамиан обязательно увяжется следом…
— То есть… Это ты все подстроил?
— Что-то я, что-то она… Но, право, я даже не думал, что ты так станешь носиться со своей свободой и независимостью. Это было настолько глупо, что после я решил: ты просто удачливая, возомнившая о себе невесть что дурочка-фея. До этого у меня был план, сложный и многоуровневый: как заставить тебя выбрать меня в спутники… Но потом я подумал: зачем? Ты и сама в меня влюбишься. Феи всегда так делают, а ты точно фея, хоть и из другого мира.
— Ты очень высокого мнения о себе.
— Нет, я низкого мнения о феях. В любом случае я ошибся — фея из тебя, как и принцесса, получилась… Не получилась. А жаль: теперь остается довольствоваться банальным «ошейником»… Как видишь, Виола, я очень мало что с тобой делал. Разве что пару раз заставлял думать в нужном мне направлении, но это сущие мелочи. Практически все ты всегда делала самостоятельно.
Да уж. Очень мало: подстроил мое похищение, врывался в мои сны, пытался влюбить в себя… Вообще ничего не делал, ну совсем!
— Зачем тебе Дамиан?
Туан удивленно смотрит на меня:
— Чтобы завоевать мир, конечно.
Еще один. Интересно, здесь все злодеи этим грезят?
— И для чего же?
— Изменить его, Виола, — усмехается Туан. — Даже нет: просто я хочу, чтобы вы все увидели, что даже самые-самые ничтожные, самые слабые и вами обиженные иногда добиваются своего. А потом мстят. Что, Виола? А ты никогда не думала посмотреть на сказку глазами злодея? Для меня злодей ты. И твоя мать. И твоя стерва-бабушка. Все вы — и еще с десяток таких же, как вы. Для меня весь мир полон злодеями, которые если не убьют меня — и правда, зачем им? — то просто вернут туда, где, по их мнению, мне место, а остальные пройдут мимо, даже если я буду кричать о помощи.
— Бедненький несчастный кукловод, — фыркаю я. — Что, у тебя было тяжелое детство? Деревянные игрушки? Родители не любили, друзья обижали?
— Что ты знаешь о тяжелом детстве? — шипит вдруг Туан, разом теряя всю свою задумчивость и вкрадчивость. — Ты, принцесса, фея…
— Для справки, господин злодей, я была жабой до шестнадцати лет. Совсем не фигурально, а очень даже фактически. Я в курсе, каково это, когда все вокруг смотрят на тебя как на урода. А вот тебя, милый друг, внешностью боги не обделили. Так что ты знаешь о тяжелом детстве? Поговорим об этом?
— Красота! — смеется Туан. — Виола, у тебя был отец, у тебя была сестра, у тебя даже крестная была и мать, и все они тебя любили. Ты даже не представляешь, что такое валяться в грязи в своем истинном облике, беспомощным, на лесной тропе и ждать, когда тебя найдут и снова побьют до полусмерти, потому что ты… потому что ты родился тем, кем родился, — неуклюже заканчивает он. — Тебя хоть раз били, а? Просто потому, что ты — это ты. Просто так! Ты можешь себе представить: единственного человека, который мне помог, убили за одно лишь это! Ты можешь себе это представить?! Я сидел на цепи, видел, как его тащат за лошадью, и не мог даже… Вообще ничего не мог сделать! Потому что единственная магия, с которой я родился, — это, демоны ее забери, никому не нужное целительство и магия жизни! Сдалась она мне?! — Он замолкает, хватая ртом воздух, и бешено смотрит на меня.
Мда. Тяжело быть психотерапевтом. Того и гляди, какой-нибудь псих в буйного переквалифицируется.
— Тих-тих-тихо! Я ничего не поняла. Кто кого убил, за что и почему? И кто ты такой? Что за истинный облик?
Туан минуту молча смотрит на меня, потом отворачивается.
— Неважно. Просто не думай, что ты хоть что-то знаешь… — Он бросает взгляд на забившегося под прикроватный столик кролика. — И это я-то чудовище!.. Да если бы я мог поступать со всеми вами так, как вы поступали со мной… Мне бы и Темный Властелин был не нужен… Это он бессердечен… А ведь это даже было бы справедливо… А у меня руки не поднимаются…
— Бедняжечка, — перебиваю я этот поток сознания. — Слушай, гуманист, напомнить тебе, что ты с Дамианом делаешь? И кстати, почему ты называешь его бессердечным?
— Это ты делаешь, — усмехается Туан. — Я только говорю ему, что ты его не любишь. И это правда, не так ли?
Я молча смотрю на него.
— А насчет бессердечия… Как думаешь, зачем мне нужна Изабелла? Намекнуть твоему другу, когда и как тебя украсть, я мог бы и сам. — Он снова улыбается, и у меня опять чешутся кулаки — а ведь я никогда не любила насилие!