А голос Виллинды упрашивает ее успокоиться. Дескать, ради меня. Это мне нужен покой.
Потом меня куда-то несут. Или я лечу? Точно, лечу на драконе, сидя за спиной Дамиана, держась за его плечи, а Дамиан что-то говорит мне, что-то доброе, своим обычным голосом, а не этим… от которого веет льдом. «Виил!» Почему он меня так называет?
А мимо плывут розовые, золотистые и фиолетовые облака, а раненое солнце плещет алой кровью через черную линию горизонта.
«Ты настоящий друг, Виил», — оборачиваясь, широко улыбается мне Дамиан. И что-то нехорошо сжимается в груди, что-то давит от обиды при его словах. Но почему? Я же хотела, чтобы мы остались друзьями…
Только почему «Виил»?
Глава 8,В КОТОРОЙ МЕНЯ СНАЧАЛА УБЕЖДАЮТ ВСТАТЬ НА СТОРОНУ ДОБРА, А ПОТОМ — ЗЛА
— Виола, ты у меня умная девочка, ты должна понять, — уже третий раз начинает мама. Видимо, чтобы до «умной девочки» лучше дошло. — Этот мальчик, этот… демонолог…
— Фафиан!
— Да, Дамиан. Виола, он с самого начала тебя просто использовал. Понимаешь? — и с надеждой смотрит на меня.
— М-м-м!
— Твоя уважаемая матушка, милая Глория, — вставляет Виллинда, стоя в дверях, — сейчас бы сказала, что у нее есть замечательное зелье…
— Вилла! Это была вынужденная мера!
— А еще меня называют ведьмой, — хмыкает крестная и ловит мой взгляд. — Извини, Виола, мне еще дороги эти милые безделушки в моей башне.
…Которые я недавно пыталась выкинуть в окно. Да потому что бесят меня все! Как будто сговорились! Мама уже третий раз поет, что Дамиан мерзавец и его — внимание! — надо убить. Не просто остановить, а убить.
А крестная молча за этим наблюдает.
— Виола, давай еще раз, — вздыхает мама. — Этот мальчик…
— Фафиан!
— Да, Дамиан, — он сильный маг, и ты помнишь, что он безроден и что…
— Мм-м-фея-фюфит! Фефя фрояфлятие фнял!
Мама, подняв бровь, поворачивается к Виллинде.
— Виола напоминает, что этот мальчик снял с нее проклятие, — равнодушно «переводит» крестная.
Мама вздыхает.
— Виола. Дорогая моя. Сильные маги… они такие… сильные… Откуда ты знаешь, что он снял с тебя проклятие именно любовью?
— Фа фифела, фон фиял!
Мама снова поворачивается к Виллинде.
— Она не верит, — просто отвечает та. — И между прочим, Глория, мое проклятие можно было снять только любовью. Настоящей и чистой. Мне ли не знать.
— Виллинда, мила… — Мама натыкается на взгляд крестной, совсем не милый, и пропускает обращение. Но потом упрямо продолжает: — Ты ведь не станешь отрицать, что этот юный демонолог в чем-то сильнее тебя. Иначе Темной Королевой была бы ты…
— Ничего ты, Глория, не понимаешь, — морщится крестная. Потом, словно спохватившись, добавдяет: — В чем-то он, может, и сильнее. Но не в моих же проклятиях.
Мама морщится, но снова поворачивается ко мне.
— Хорошо, допустим, он тебя полюбил. Но это была любовь, в которой он себя убедил, Виола, любовь, вызванная специально, чтобы потом…
— Глория, настоящую любовь специально не вызывают, — хмыкает крестная. — Это тебе не приворотное зелье — выпил, и готово.
Мама закатывает глаза — но поворачивается к крестной спиной, так, чтобы Виллинда ничего не заметила. И кладет руку мне на плечо.
— Виола, поверь. Я хочу тебе только добра, и сейчас…
— Фафа фафффяфи фефя!
— Она просит, чтобы ее развязали, — переводит Виллинда. И сама же отвечает: — Нет. Или ты выкинешь из моей башни всю мебель, а потом выбросишься сама. А мне потом порядок наводить. Одной. Так что сиди так, Виола, раз не можешь спокойно мамины глупости слушать.
— Почему глупости? Виллинда!
— Глория, мы это уже обсуждали. И кляп на твоем месте я бы все-таки вытащила.
— Фа!
— Тогда она меня точно слушать не будет, — резонно замечает мама.
— А чего ты хотела? — усмехается Виллинда. — Шестнадцать лет не вспоминала про дочь, а потом, как выяснила, что она твоя наследница, так сразу зачастила в ее жизнь и ждешь, что она тебя примет?
— Виллинда, это больно, — капризно тянет мама. — Мы с Виолой отлично друг друга понимаем.
— Я вижу. Понимаете. Особенно когда твоя дочь связанная и с кляпом. Ты просто мастер убеждения, Глория.
— Вилла, ты могла бы мне помочь, — вздыхает мама. — А так ты только хуже делаешь. И больнее. Мне. Так нельзя, мы же подруги.
— Я ведьма, мне можно. — Вилла снова ловит мой взгляд и подмигивает.
А мама начинает заново. Говорит она действительно убедительно, как… как, наверное, и должна королева. Жечь глаголом, и все такое. И если закрыть глаза и представить, что речь идет не о Дамиане… Да я бы, пожалуй, рванула на баррикады первой.
Но мама говорит о Дамиане и совсем не в том ключе, в каком хотелось бы мне. Вместо «да, дочь, мы, конечно, поможем тебе вернуть ему сердце» мама убеждает меня, что сердца у Дамиана никогда не было. У Властелинов сердец не бывает. Они злы по умолчанию. Дамиан тоже был по умолчанию зол, просто успешно это скрывал. А я, такая дура, дала обвести себя вокруг пальца. Впрочем, в уме Дамиану не откажешь, признает мама, он обманул даже ее, королеву Садов! Нет, она всегда подозревала, что этому мальчику доверять нельзя, но не предполагала даже, что он может отправить своего слугу в Сады, чтобы тот — какой ужас! — притворился спутником и использовал наследницу фей! Дальше следует немного причитаний о моей нелегкой судьбе всю прошлую неделю (ни слова о зелье, которым меня насильно напоили) и снова о Дамиане. Теперь-то этот мерзавец показал свое истинное лицо! Теперь-то все, все знают, что он за человек! Узурпировал трон у родного брата! Поставил этого самого брата статуей в саду! Взял в заложники учеников лучшей магической школы! Собирается завоевать мир! Но мы — мы, феи — ему не позволим! Мы знаем, как остановить чудовище, посмевшее покуситься на мир и покой нашего мира! Мы, — тут мама делает эффектную паузу, — поддержим истинного героя, способного сразить Темного Властелина.
— Глория, ты уверена, что сейчас именно то время?.. — встревает Виллинда.
Мама, захлебнувшись воздухом, поворачивается к ней:
— Сейчас не то время, чтобы делать паузу! Чтобы останавливаться! Мы победим!..
— Я просто хотела напомнить, что твоя дочь, связанная и с кляпом, может неправильно тебя понять.
— Виола — настоящая фея и послушная дочь, она обязательно примет мою сторону, — патетично восклицает мама.
— Ну-ну, пока кляп не вытащишь.
Мама отмахивается и поворачивается ко мне.
Дальше начинается рекламная кампания героя. Он и такой, он и сякой, и обязательно победит, и Властелина сразит…
— Фо фефь, фаф фрафит?
— Виола против убийства ее бывшего друга, — переводит Виллинда.
Мама ловит мой взгляд.
— Виола, я понимаю, как это должно быть тебе непривычно, но иногда герою приходится убивать злодея. Пусть тебя успокаивает, что делать это нужно не тебе…
— Ну да, у добра-то всегда ручки чистые, — вставляет крестная.
— Виллинда, пожалуйста!..
— Хорошо, хорошо, я просто вспомнила, как один такой идиот, то есть герой, однажды пытался убить меня…
— Виллинда, ты превратила его возлюбленную в лягушку.
— Она мне за это заплатила. И неужели я была виновата, что когда он ее поцеловал, она так и осталась лягушкой?..
Мама снова поворачивается ко мне. Рекламная кампания продолжается. Герой великолепен, и быть его феей-выручалочкой — настоящая честь. Там даже делать ничего не придется, просто иногда осыпать его золотой пыльцой, поддерживать и лечить — ну так, от случая к случаю…
Я начинаю понимать, к чему она клонит, но маме требуется еще полчаса, чтобы дойти до кульминации и с улыбкой объявить: именно ты, Виола, и будешь поддерживать того героя, который сразит Темного Властелина! Ты будешь отомщена и даже сможешь в этой мести лично поучаствовать! Всего-то надо довести какого-то крети… простите, героя до Твердыни Властелина и там проследить, чтобы поединок добра со злом закончился с нужным результатом.
— Ты, конечно же, согласна? — улыбается мама. — Да? Виола? Ты рада?
— По-моему, она не выглядит радостной, — говорит крестная, глядя, как я свирепо гипнотизирую маму.
— Виола, но ты же фея!..
— Фи фо?!
— Виола!.. Ну хорошо. Посмотри сама. — Мама хлопает в ладоши, с них срывается облачко золотой пыльцы, и передо мной зависает зеркало, в котором вместо моего отражения появляется смутно знакомый, похожий на медведя парень. Так, так, а не он ли должен был помочь мне снять заклятие с Ниммерии? Ах, мама, ты еще тогда нас свести задумала?..
— Ну разве не красавец? — восхищенно восклицает мама, не замечая моего раздражения. — Погляди, какой мускулистый! Ну просто… м-м-м!
Я закатываю глаза. Красавец? Вот это?! Да Дамиан в сто раз изящнее и привлекательнее! Это… этот медведь говорить-то умеет? Или, как Конан-Варвар, только драться?
— Глория, даже мне он красивым не кажется, — поддакивает Виллинда.
— Ах, Вилла, что ты понимаешь в мужчинах?
У крестной становится такое лицо, что не мешай кляп, я бы рассмеялась. Но Виллинда сдерживается и молчит.
— Виола, ты согласна? Ты же будешь ему помогать? Это твой долг как принцессы Садов…
— Феф!
— Ох, ну в самом деле! — Крестная щелкает пальцами, и кляп у меня во рту исчезает. Ура.
— Не буду! — кричу я маме в лицо. — Я не хочу! Я больше не хочу быть твоей принцессой! И наследницей! Слышишь?! Не хочу!! Ни-ка-ких принцесс!!
— Ее заколдовали, да? — в перерыве между моими криками поворачивается мама к Виллинде. — Этот… Дамиан ее заколдовал?
— Нет, это просто действие твоего зелья кончилось, — цинично отвечает крестная.
Мама ждет, когда я выдохнусь, и начинает убеждение заново. Примерно теми же словами, спокойно, наставительно… В общем, заканчиваем мы тем, что я срываю горло от крика, а она все убеждает. Наверное, это называется патом?
— Хорошо. — Мама встает, тоже, наверное, поняла, что рогами мы с ней уперлись одинаково. — Виола, полежи, подумай. А как решишь, что я права, можешь отправляться к своему герою.