— Сила вернется, — поморщившись, заверила меня леди Элизабет, и я поняла, что последнюю мысль сказала вслух.
Леди крутанулась вокруг своей оси, и меня обдало потоком воздуха. Позеленевшая Вивьен склонилась над вазой и… мы предпочли сделать вид, что очень увлечены разглядыванием плит на стенах кабинета. Избавление от паразитов шло своим не слишком приятным чередом.
В дверь вежливо постучали, и внутрь просунулась голова Генри. Вид он имел бледный, виноватый и заранее настраивал на дурные мысли.
— Ну?.. — не выдержали мы с леди Элизабет.
— Пес будет жить, — отчитался парень и виновато взглянул на меня. Новостей от короля не было.
Леди Элизабет выдохнула и наконец-то села в свободное кресло, перестав гонять воздух по кабинету.
— Принеси нам чаю, — попросила она, устало закрывая глаза и тут же распахивая их во всю ширь: боялась вновь уснуть.
— С-сейчас, — заверил Генри и скрылся в приемной.
— Одной хорошей новостью больше, — проговорила леди и посмотрела на меня. Я не выдержала и отвела взгляд. Я боялась плохих новостей, но… каждая хорошая новость приближала неминуемый финал моей истории. Я здесь больше была не нужна. И, по-хорошему, мне следовало покинуть дворец, едва целитель избавил меня от царапины. Думать о том, что кинжал мог пробить меня насквозь, не хотелось. Обстоятельства изменились, и сейчас, сидя в королевском кабинете в ожидании чая, видя, как по чуть-чуть, но хорошеет Вивьен, как разглаживаются морщинки на лбу леди Элизабет, я меньше всего хотела уходить. Но знала — придется, и радовалась, что судьба оставила мне шанс вернуться. Ведь пока мы живы — возможно все.
— Чай. — Вновь постучав, будто мог застать нас за чем-то неприличным, вошел Генри. На столе появился пузатый чайник, сахарница, три ложечки и напротив каждой из нас по чашке.
Вивьен принюхалась и… мы втроем отвернулись, чтобы ее не смущать.
— Распорядиться насчет десерта? — шепотом уточнил юноша, но никто не ответил положительно. Тревога съела мой аппетит, и даже чай не вызывал никакого желания. Просто горячая вода, ритуал, призванный хоть немного отвлечь от пережитого и от волнения о настоящем.
— Спасибо, больше ничего не требуется, — отпустила родственника леди Элизабет. Парень перевел дух и исчез в приемной. Он, как и мы, маялся от неизвестности: в подземелье его, как и нас, не пускали даже с подносом и уверениями, что его величество лично распорядился.
А за окном царила ночь. Темная, непроглядная. Правда, такой она казалась нам, сидевшим в ярко-освещенном кабинете и пытавшимся соблюсти приличия. Никто не спрашивал Вивьен, как она подхватила криид, ради чего ходила в парк в одиночестве. Никто не задавал вопросов леди Элизабет о ее вероломной служанке. И никто не интересовался, почему король присоединился к герцогу в подземельях лишь после того, как целитель излечил мою царапину. И мы все были друг другу благодарны.
Рассвета дождалась я одна. Леди Элизабет прикорнула в кресле, положив ладонь на холку Жана-Батиста. Пса принесли меньше часа назад, но стоило ему заскочить на кресло, к своей хозяйке, как тетушка короля наконец-то расслабилась, и теперь они в унисон посапывали. Мне на зависть, не иначе.
Вивьен тревожно спала в соседнем кресле. Ваза наконец была отставлена и заменена на другую. Не такую почетную, но такую же широкую. Впрочем, едва ли она понадобиться девушке: на ее лице наконец-то появился румянец, а тело перестало сводить судорогой скорой тошноты.
Я же не могла заснуть. Для всех остальных впереди было лишь светлое будущее, на моем же горизонте вновь маячил подвал и его обитатели. Выгнали ли с очередной службы Эрика? Сменила ли покровителя Лориетта? Не продал ли кому мои туфли мастер Лиам? Что даст на завтрак госпожа Лийе? И как объяснить мэтру свое недолгое, но отсутствие? И где-то на границе всего этого безобразия была еще одна мысль, которую я старательно не подпускала, прячась за пусть тревожными, но не такими болезненными: увижу ли я Георга еще хоть раз? Не на монете, а вот так, на расстоянии вытянутой руки, когда наши взгляды сойдутся и все внутри замрет от страха и предвкушения. Позволено ли мне будет еще хоть раз ощутить эти чувства? Или весь мой удел — смотреть издалека на королевский дворец и, разрываясь от боли внутри, отворачиваться.
Тихий шорох, с каким приоткрылась дверь, заставил меня встрепенуться. Я моргнула, привыкая к яркому свету приемной — в королевском кабинете мы приглушили свет, когда чай окончательно остыл, — и аккуратно, стараясь ничего и никого не задеть, направилась к выходу.
Генри отсутствовал. Вместо него за столом сидел мужчина в синей форме и что-то читал. На меня он даже не взглянул, полностью сосредоточенный на своем чтении. Зато герцог Аверстал взгляда не отводил. И внимание его было… недобрым. Изучающим, оценивающим, словно взвешивающим меня на весах. Будто я была виновна во всех бедах дворца, будто это меня следовало наказать.
— Идемте, — хрипло приказал герцог, и я послушно последовала за ним.
Все правильно. Моя «работа» во дворце закончена. И кому, как не моему нанимателю, выставлять меня отсюда.
— И вы не позволите мне?.. — я осеклась, когда он резко остановился и, обернувшись, холодно осведомился:
— Не позволю чего?
— Ничего, — шепотом отозвалась, переводя взгляд ниже и замечая туго набитый мешочек, привязанный к поясу герцога.
Деньги. Он принес мои деньги.
— Я так и думал. — Каким же холодным был его голос. Вымораживающим, пробирающим до глубины души. — Вы справились лучше, чем я ожидал, но хуже, чем могли, — заметил меж тем герцог, продолжая путь.
И с каждым шагом мешочек звенел все сильнее. Вот только звон монет не приносил мне успокоения: напротив, я чувствовала себя предательницей, будто не заслужила их, будто не рискнула собой, не помогла, как того требовал договор. Да и он сам казался мне предательством.
А дворец заканчивался. Мы уже вышли в парк. На ту самую дорожку, по которой я шла в первый день. Теперь мне предстояло пройти ее вновь, оставляя за спиной все и всех.
— Ваши деньги. — Герцог поднял мою безвольно повисшую руку и положил на ладонь мешочек. — Документы получите утром. На свой прежний адрес. Экзамен вы сдали, об этом можете не беспокоиться. И, — он усмехнулся, — мой добрый совет: уезжайте из города. Более здесь не будет для вас жизни, Эвильен Тронс.
— Спокойной?
— Никакой, — бросил герцог и, развернувшись, направился обратно. Не оглядываясь, закончив очередное дело.
Я стерла с щеки предательскую слезу и медленно побрела на выход.
Вот и все.
Прошмыгнуть мимо занимавших очередь на утренние водные процедуры было сложно, но я справилась. Разве что Эрик (куда же без него!) смерил меня удивленным взглядом и усмехнулся как-то слишком понимающе. Я тряхнула головой, пытаясь избавиться от непрошенных мыслей в духе «а что он мог подумать», и закрылась в комнате.
Рассмеялась. Не без ноток подбирающейся истерики. Пнула ни в чем не повинный стул и опустилась на пол у кровати. Положила голову на матрас, подтянула ближе подушку и разрыдалась. От всего и обо всем.
Слишком устала. Слишком расстроена. Слишком страшно за предстоящий день. Этого слишком было так много, что даже слезы не могли вытеснить их все. Подцепила и поставила на матрас перед глазами туго набитый кошель. Даже считать не требовалось, чтобы понять: много, очень много золота. Действительно хватит на пару лет безбедной жизни где-нибудь подальше от столицы, откуда меня так настойчиво отсылал герцог своей угрозой. Осталось только дождаться документов. Видимо, его светлость так хотел избавиться от моего присутствия, что решил нарушить процедуры и освободить меня от посещения инквизиции. Но и демоны с ним.
Истерический смешок сорвался с губ. Демоны действительно были с ним рядом. И даже ближе, чем мне раньше думалось. Их вообще оказалось слишком — снова слишком! — много вокруг. Искушающий, щедрых, готовых оборвать твою жизнь ради собственных целей и желаний.
Я сжала пальцы в кулаки, стукнула ими по старому матрасу, поднимая облачка пыли, и пообещала себе выкинуть из головы опасные знания. И о господине Викторе, и о его друге-подчиненном господине Эльтране, и о графе Лакрее, который непонятным мне образом оказался демоном семьи Тарлан. О герцоге Аверстале, которого более не пожелала бы встречать, и о короле…
Последней мысли вторила тоскливая, ноющая боль в груди.
— Эви, ты вернулась? — Эрик же не смог пройти мимо, постучал в запертую дверь и остановился там же. Я видела тень его ног под дверью.
— Да, все в порядке, — отозвалась, поднимаясь с пола и вытирая глаза рукавом. По-хорошему, можно было и половой тряпкой вытереть — в стольких местах успело побывать это платье.
— Тебе посылку принесли, — продолжил меж тем мужчина. — Из инквизиции. Демоны бы их драли…
Я тихо хмыкнула. Натянула на лицо улыбку и, надеясь, что тусклого света моего полуразрядившегося осветительного шара не хватит, чтобы Эрик увидел мои глаза, открыла дверь.
— Ты плакала? — спросил рыжий тут же, стоило мне протянуть руку за посылкой.
— Нет, — упрямо качнула подбородком я. — Отдай.
— Не отдам, пока все мне не расскажешь. — Эрик спрятал пухлый конверт за спину. — Разрешишь войти или пригласить тебя перекусить?
— Перекусить, — помедлив, отозвалась я. Рыжий согласно кивнул. Видимо, успел унюхать, чем сегодня потчуют, и остался доволен.
Я осталась ждать его, сидя на лестнице, на заднем дворе. Белый кот терся мордой о мои ноги. Холодный ветер трепал спутанные волосы. Я передернула плечами. Королевский камзол, как и его хозяин, остались во дворце.
— Держи. — Эрик протянул мне старый, потертый плед. — Это платье определенно не для прогулок.
Я промолчала, игнорируя намек. Впрочем, рыжий и не настаивал. Протянул мне железную миску полную пшенной каши, с несколькими кусочками ароматного — не путать с подгоревшим — мясом.
— Госпожа Лийе нас сегодня балует, — заметил Эрик и втиснулся рядом. Мой конверт упал ему на колени. Протянула было руку за ним, но рыжий быстро его передвинул. — Сначала разговор.