— А что мне оставалось делать? — огрызаюсь я.
— Виола, высшие демоны — опасны и непредсказуемы…
— Он помог мне больше и лучше тебя! И от него предательство не так неожиданно, как от тебя!
Мама закрывает на мгновение глаза.
— На этот раз сбежать ты не сможешь. Подумай, реши, что для тебя лучше и правильнее. Виола…
— А если я выберу не помогать вам? — как можно спокойнее интересуюсь я, хотя внутри меня всё кипит. — Что тогда?
— Я не дам тебя убить, конечно, нет, — вздыхает мама. — Ты отправишься домой. Надеюсь там, в другом мире, проклятье тебя не настигнет. Но этот мир будет для тебя закрыт навсегда.
— И вы убьёте Дамиана.
— Виола, он умрёт в любом случае…
Я изо всех сил жмурюсь. Если представить, что всё это сон, что этого нет…
— Мам, уйди. Просто уйди. Пожалуйста.
— Виола…
— Уйди!!!
До вечера я остаюсь совершенно одна. Нет, мне передают обед и ужин тоже — магией, но я ни к чему не притрагиваюсь. Спасибо, хватит с меня зелий и заклятий.
Я ломаю голову, как бы отсюда сбежать.
Дверь — переплетение ветвей — и не думает открываться даже на мой стук. В окошко, если и пролезу, убьюсь — летать я не умею.
Габриэль молчит.
Я пытаюсь дозваться Рапунцель из окна, но голос каждый раз исчезает на втором же крике.
Я в ловушке.
К тому моменту, как дверь, наконец, открывается, пропуская мою ведьму-крёстную, я уже успеваю побиться в истерике, успокоиться и снова разреветься.
Нервы у меня в этом мире сдают с головокружительной быстротой.
— Не проси, — шепчет Вилла, обнимая меня. — Я не могу тебе помочь. Сердце мира пьёт магию. Только потому Властелин ещё не захватил это место… Ну-ка, позволь мне тебя рассмотреть. О, Виола! Расскажи, как ты это… с собой… сотворила?
Я кусаю губу, с сомнением глядя на Виллинду. Она же усаживает меня на кровать и гладит пальцем мою щёку.
— Виола, не волнуйся. Я ведьма, а не добро, которое здесь так ощетинилось против твоего избранника. Расскажи мне, не бойся. Мы вместе подумаем, что можно сделать.
«Если и ты меня предашь, — думаю я, — мне совсем некому будет верить». А это очень сложно — никому не верить. Я не настолько сильна, чтобы быть сама по себе.
Поэтому я собираюсь с духом и рассказываю.
Небо окрашивается в розово-алый цвет, а потом становится полосатым — это синеют облака. Виллинда ведёт рукой и, послушные ей, ветви, шелестя листьями, отодвигаются. Это не магия, Вилла просто гладит их, и они её слушаются, как послушно наклоняет голову и подставляет ухо мохнатая собака на улице, пока папа не увидит и не прогонит её, чтобы сказать потом, что она блохастая и, может, даже бешеная. Вилла всегда учила меня относиться к живому с добротой — что согласитесь, довольно странно для темнейшей ведьмы этого мира. Но под её рукой доверчиво шелестят листья, и я, замолчав, тоже глажу ближайшую ко мне ветвь. Она вздрагивает и теплеет под моими пальцами, а потом тихо вибрирует, как мурчащая кошка.
Вилла улыбается мне и тоже переводит взгляд на открывшееся окно. Там в тишине, в замершем воздухе садится солнце.
— И ты скажешь, что всё это бесполезно? — тихо говорю я. — Что Дамиан всё равно умрёт, что он зло, а добро всегда побеждает?
— Добро действительно всегда побеждает, — тоже тихо отзывается Виллинда. — Но знаешь, Виола, вопрос в том, что мы считаем добром.
— Но, — я оглядываюсь на дверь из ветвей. — Но… герой… И моя мама… Разве они не… Разве не они — добро?
Вилла улыбается и мягко кладёт руку мне на грудь.
— Неважно, что говорят другие. Важно, что добро для тебя. Вот здесь, — под её ладонью бьётся моё сердце, — что ты считаешь добром.
— Но… Какая разница, что я думаю? Это ведь ничего не изменит.
— Правда? — Вилла прижимает руку к моей груди сильнее. От её прикосновения мне тепло. — Нет, Виола, ты ошибаешься. Это изменит всё.
Я грустно усмехаюсь.
— Нет. Неправда. Мне не подступиться к Дамиану, мне даже отсюда не выбраться. И злодей же всегда… умирает… в сказках, — я кусаю губу при этих словах, очень живо сейчас представляя, как умирает, пронзённый мечом Артура… нет, героя мой Дамиан.
— А мы живём в сказке? — ловит мой взгляд Виллинда.
— Ну… да. Я же фея… То есть, моя мама фея, а ты ведьма, а у Дамиана есть дракон…
— Я ведьма? — Виллинда лукаво подмигивает. — А твоя мама похожа на фей, о которых ты читала? И, Виола, неужели феи или драконы делают сказку сказкой?
— А что тогда делает?
Солнечный свет окутывает Виллинду, и она будто бы сияет. Как мама золотой пыльцой… Нет, ярче. Намного ярче.
— Я не понимаю…
— Чудо, Виола. Сказку сказкой делает чудо. Я пыталась научить тебя этому, но ты ещё не видишь. Как другие не видят. Скажи, тебя не удивляет, что этот совет Светлых готов убить тебя только лишь чтобы победить Властелина? Так поступают добрые, светлые в сказках?
Я молча смотрю на неё.
— Да, в сказках о таком не пишут, — улыбается крёстная. — А феи не могут никого отравить, они же добро. И настоящий герой всегда удерживает свой меч, стоит злодею взмолиться о пощаде… Правда?
— Хорошо, но если это не сказка…
— Ты можешь всё, — улыбается моя ведьма-крёстная.
Тишина…
Потом я не выдерживаю и смеюсь.
— Ну да. Конечно! Мне даже отсюда не выбраться! Если, конечно, я не соглашусь помочь Артуру, из которого сделали терминатора, убить Дамиана. Да и тогда не факт что отпустят.
— Да, — Виллинда спокойно улыбается. — Твоя мать никак не оставит попытки сделать из тебя фею.
— Но я не фея! Я… Я даже не знаю, кто я.
— А кем ты хочешь быть? — также спокойно интересуется Вилла.
— Собой!
— Вот и будь собой.
— Угу. Сказала ведьма, которая отгородилась от всего мира. Ты тоже можешь всё? — Да, у меня очень сильно сдали нервы: обычно я не позволяю себе так разговаривать ни с кем, даже с одноклассниками.
Но Вилла не обращает на мою грубость внимания.
— Да. Конечно. Знаешь, что манит волшебниц во тьму? Как они становятся ведьмами?
Я вспоминаю, как однажды побывала на балу злодеев. Эти браслеты из пальцев, эта кровь на белых одеждах…
— Насилие.
— Нет, Виола. Свобода.
— А. Ну да! — хмыкаю я. — Конечно, и как мне раньше в голову не пришло? Злодеи же излишне свободны.
Но Виллинда моего веселья не разделяет.
— Знаешь, что первым поразило твоего Дамиана, когда у него не стало сердца? Что он может всё. Никаких ограничений, ничто больше не сдерживает. Я знаю, однажды я тоже это поняла — и здесь главное вовремя остановиться. Здесь важна совесть — умение отвечать перед самим собой. Но для совести нужно сердце, а у Властелинов его нет. Они заходят слишком далеко и погибают даже не потому, что герои, которые добро, сильнее их. Им самим, глубоко-глубоко в душе — душа ведь у них есть — больше не хочется так жить. Им холодно, Виола, тьма рвётся из них, они — живой портал в серый Астрал, через который лезут демоны и духи, которым тоже всегда холодно и которые тоже жаждут свободы. Властелины уподобляются им — они пожирают всё, не могут остановиться, но умом (а ум у них по-прежнему работает хорошо и ясно) понимают, что не становятся сильнее. Только слабее. И несчастнее. Свобода может привести их к этому — как ваша в розовая пыльца, в больших дозах она смертельна. Яд. Тебе всё ещё смешно, Виола?
— И… И что было, когда ты поняла… Ну, как ты справилась… Матушка, я не понимаю! Я стараюсь, но не понимаю! Как мне помочь Дамиану? Как мне всё исправить?
В последнем солнечном луче улыбка крёстной ведьмы сияет.
— Сначала тебе нужно разобраться в себе. Когда ты поймёшь себя, поймёшь и примешь — победить тебя не сможет никто. Я знаю, Виола, именно так я стала первой ведьмой в этом мире.
— Но как?
— Ты можешь всё и ты свободна. За свои поступки ты отвечаешь только перед собой, но себе отчитываться сложнее всего. Закрой глаза, Виола. Закрой и подумай. Что ты видишь?
— Алые всполохи, — бурчу я.
— А теперь вдохни и подумай, чего ты желаешь. Подумала? Как этого достичь? Что тебе правильнее сделать в начале?
Это странно, но ало-золотой свет перед глазами напоминает мне о мече героя… Героя…
— Артур. Если я верну ему способность размышлять здраво, он поможет мне. Я смогу его убедить. Или он хотя бы не станет убивать Дамиана. Даст мне время… Но Дамиан, то есть Властелин никогда не позволит мне завладеть его сердцем! Никогда не согласится вернуть его себе! С ним что мне делать?
— А что ты считаешь правильным?
— Я не зна… — Я осекаюсь. Знаю. Всё это, вся эта тьма, всё — всё получилось, потому что мы не поняли друг друга. Иногда мне кажется, что все проблемы у людей оттого, что они друг друга не понимают. И не пытаются, не объясняют, и… Нам с Дамианом нужно просто… просто… объясниться?
— Я должна сказать ему правду, — тихо отвечаю я. — Но, матушка, он меня убьёт!
Виллинда грустно кивает.
— Возможно. Я не должна такое говорить, и мне больно от этого, но… Ты бы предпочла быть с ним, вот таким всегда? Живой, но наблюдать, как он умирает, леденеет, превращается в вечно-голодного духа?
Я опускаю голову и смотрю на ало-изумрудные в свете заката листья.
— Нет.
— Тогда ты знаешь, что делать, — тихо, но твёрдо говорит Виллинда.
Да. Да знаю.
Я поднимаю на неё взгляд.
— Завтра, когда мама придёт, я скажу, что согласна помочь герою, а потом, когда окажусь с ним рядом… Ты дашь мне зелье, которым можно вернуть Артуру рассудок?
Виллинда с улыбкой качает головой.
— Нет, Виола. Никакой магии в центре мира. Никаких заклинаний, никаких зелий.
— Но… как мне… — Я вздыхаю. — Хорошо. На месте разберусь. Спасибо, матушка, мне действительно стало легче. Спасибо.
Виллинда протягивает руку и гладит меня по голове.
— Ты храбрая девочка, Виола. Я верю, что ты разберёшься и справишься. Но усложнять себе жизнь не стоит.
— Что?..
— Я помочь тебе не могу, твоя мать никогда с тобой не согласится, твои друзья далеко… Но всё же есть способ выбраться отсюда быстрее, чем завтра, и подобраться к герою, пока его наставника не будет рядом. Берегись Мерлина, Виола, он сильный маг, древний, его сердце давно высохло, а совесть умерла…