– И чем бы вы занялись в сонном царстве, сэр? – нарочито почтительно спросил Аллан.
– Огородничеством! – уверенно заявил Кард. – Выращивал бы спаржу и ревень.
Я тем временем развлекалась, исподтишка наблюдая за мичманом Итоном. Меня он игнорировал настолько подчеркнуто, что становилось ясно – злая ведьма из леса походя свалила с постамента бюст одного из самых почитаемых прапрапрадедов. Сейчас же юный мичман, похоже, напитывался презрением и к полковнику. В самом деле, ну какое почтение может вызывать офицер, мечтающий об отставке и последующем ковырянии в земле?! А как же карьера?! Слава?! Гром пушек, наконец!
– Мичман, куда вы правите?!
Вопрос полковника явно застал Итона в самом разгаре мысленной обличающей речи – секунды две он растерянно моргал, пытаясь вернуться к реальности.
– Э-э… на площадь перед ратушей, сэр.
– Садитесь у крайних домов, – для наглядности Кард указал предполагаемое место посадки – револьверным стволом, с удивлением осознала я.
– Как прикажете, сэр.
Он по-прежнему не понимает, осознала я, и револьвер в руках полковника кажется ему пустой рисовкой кабинетного вояки, «отважно» идущего в атаку на мирный городок. Гнилые корни, да как же он стал навигатором, с такой отвратительной наблюдательностью?!
– Скажите, мичман, – странно дрогнувшим голосом начал Аллан, – вас ничего не смущает в открывающейся картине?
– А должно, сэр?
– Маленький провинциальный городишко, – я отвернулась, потому что взгляд лейтенанта О’Шиннаха вдруг стал холодно-прозрачным, словно бы вместо деревьев и домов он увидел перед собой ледяную равнину Царства Мертвых, – вдали от цивилизации, где воздушные корабли видят лишь высоко в небе, да и то раз в полгода. Мы прошли низко, легли в дрейф в пределах видимости, затем выслали баркас – а на улицах по-прежнему ни души, ни один мальчишка не бежит навстречу… проклятие, даже собаки не лают! Вас по-прежнему ничего не смущает, мичман?!
– Я… – начал Итон и замолк.
– Рекомендую вам опустить баркас как можно ниже, – тон Аллана был мало похож на дружеский совет. – И пусть матросы проверят капсюли на карабинах.
– Так точно, сэр. Эй, малый ход! Проверить оружие!
По крайней мере, с паровым баркасом Итон управлялся довольно умело – быстро уйдя вниз, он полетел в паре футов над землей, огибая редкие деревья и скребя днищем по зарослям чертополоха. Матросы, прежде лениво глазевшие по сторонам, разом подобрались, защелкали взводимые курки. В считаные мгновения баркас, словно испуганный еж, ощетинился иглами стволов. Наконец заросли кончились, мичман, ловко перекинув руль, развернул суденышко параллельно забору и опустил на траву.
– Двое здесь, – шепотом приказал Кард, – остальные вперед.
– Дэнси, Альб, остаетесь у лодки! – ретранслировал приказ мичман. – Остальные – за мной.
Чуть поколебавшись, я тоже выпрыгнула из баркаса. Идти дальше, в уже явно недобрую неизвестность было страшно – но и встречать эту неизвестность я предпочла бы в обществе полковника – а не с двумя перепуганными матросами. Нет уж, отныне я буду держаться за Карда не хуже репейника… наверное.
Первый труп встретил нас прямо за калиткой.
– Ваш выход, мисс Грин!
– В каком качестве, интересно знать? – прозвучало чуть более сварливо, чем хотелось бы, но, на мой взгляд, здесь и сейчас Кард мог бы и обойтись без своих любимых полунамеков.
– Полицейского инспектора.
Ах вот как! Ну ладно, получайте!
– Тело номер один: человек, мужчина, возраст 35–37 лет, – я говорила нарочито размеренно и четко, будто диктуя рапорт участковому писарю, – рыжеволосый, рост примерно шесть футов. Одет в красную клетчатую рубашку и синие штаны, убит, предположительно, – я на миг задумалась, на жарком солнце один лишь запах не мог быть надежным ориентиром, – два часа назад. Удар нанесен сверху вниз тяжелым клинковым оружием, умело, сильно и быстро.
Очень быстро. Он шагнул навстречу незваным гостям, подняв над головой мотыгу – и рухнул навзничь, даже не успев понять, что уже умер.
Его семье повезло меньше.
– Тело номер два: человек, ребенок, рост примерно пять футов, возраст 10–12 лет, убит картечным выстрелом в спину…
…которая вся представляла собой одно сплошное кровавое пятно.
От калитки донесся сдавленный хрип. Оглянувшись, я увидела, как мичман Итон, зажав рот платком – и побелев лицом под стать полотну – пятится назад вдоль забора. Желудок одного из матросов оказался еще слабее – согнувшись над канавой, тот обильно удобрял крапиву остатками флотского завтрака. Остальные, сбившись в тесную кучку, возбужденно перешептывались – и среди этих шепотков злобно прошелестело: «Вот ведь нелюдь, ей трупы кровавые, что куклы».
– Все? – сухо спросил Кард.
– Нет, – я прошла вперед, к малиновым кустам, из-за которых тянуло все тем же сладковатым запахом и доносилось мушиное жужжание. – Тело номер три: человек, женщина, возраст 20–25 лет, причина смерти, – «нелюдь, говорите?» – и так понятна.
– И кто же сотворил это… это? – мичман еще хватался за платок, но, по крайней мере, нашел в себе силы отцепиться от забора. – Демоны с красной луны?!
– Демоны в сапогах сорок пятого размера, – указала я на грядку перед собой. На свежевзрыхленной земле явно виднелся отпечаток подкованной «с гвоздями» подошвы, явно превосходящей по габаритам веревочные сандалии на ногах мертвеца.
– Похоже, мы опоздали, – Аллан присел рядом с убитой, очертил над телом «святой круг» и, продолжая движение, провел ладонью по ее лицу, закрыв глаза. – Два часа, вы сказали? Обидно, Творец, как же обидно…
– Идем дальше, – скомандовал Кард.
– Но сэр, – сдавленно пискнул из-под платка мичман, – разве нам не следует позаботиться о мертвых. Не можем же мы просто взять и оставить их так.
На мой взгляд, более всего в заботе сейчас нуждался сам Итон – минимум в пяти-шести сеансах у наших «врачевателей души».
– Разумеется, не можем, – сознательно или случайно, но полковник выбрал совершенно правильный тон, вместо резкого приказа перейдя на уровень мягкой доверительной беседы, – но прежде мы должны убедиться, что в других домах не осталось выживших… раненых, которые нуждаются в срочной помощи. Вы согласны со мной, мичман? – юноша истово закивал. – Вот и отлично. Не желаете передать командование лейтенанту О’Шиннаху?
– Я… я справлюсь, сэр.
– Хорошо, – после короткой заминки кивнул полковник. – Двигаемся вдоль улицы к ратуше.
Вслед за матросами я вышла на зажатую между заборами пыльную улочку. Солнце уже висело почти в зените, косматым палящим шаром. Почти летняя жара, решила я, расстегивая плащ. Пуговицы скользили, не поддаваясь… как застежки сюртука Молинари. Когда я только успела измазаться в крови? Пришлось наклоняться за лопухом, тщательно протирать ладонь и лишь затем хвататься за рукоять пистолета. Как там объяснял брат Винсент? Красный штырек – предохранитель, жмем до щелчка и можно стрелять. Не забыть потом сказать «спасибо» полковнику.
Справа, у забора, валялась на боку корзина, яблоки из нее веселыми красно-желтыми мячиками раскатились вокруг. Хозяин корзины лежал парой футов дальше. Седая клочковатая бородка нелепо вздернута и выпачкана в красном, рядом, словно куриная лапка, валяется в пыли ссохшаяся кисть – в последний миг старик пытался прикрыться от удара… «нанесен сверху вниз тяжелым клинковым оружием».
– Здесь все мертвые! – матрос прогрохотал сапогами по крыльцу и, выставив перед собой карабин, принялся выпихивать своих товарищей со двора.
– Не надо, – повторял он, размазывая кулаком дорожки слез, – нельзя… нельзя на такое смотреть.
Я отвлеклась на него, а когда вновь глянула вперед, вдоль улицы, то успела заметить мелькнувшую в одном из окон тень. Почудилось… и занавеска в том окне отодвинута до середины, а была задернута полностью.
– Сэр, – окликнула я полковника, – третий дом справа, в окне, по-моему…
– Всем укрыться!
Полковник выкрикнул приказ, даже не дослушав меня – и все равно чуть не опоздал. Едва мы с Алланом уткнулись носами в подзаборные лопухи, как целый рой злых шершней прожужжал над нами, осыпав мелкой листвой и щепками.
Но четверке шедших по улице моряков помочь бы не смог уже никто. Стрельба велась, казалось, из всех окон, затягивая домики впереди белесой пеленой, из глубины которой продолжали мелькать вспышки. Свинцовая плеть в первый же миг срубила троих, кровавыми мешками рухнувших на землю. Последний матрос, выронив карабин, с истошным визгом заметался под пулями, упал, нелепо подвывернув простреленную ногу, попытался подняться – и новая горсть раздавленных ягод на белой форменке пригвоздила его к траве.
Еще несколько пуль выбили фонтанчики земли рядом со мной. Нет, не со мной – маленькой и до полусмерти перепуганной эльфийки здесь больше не было. Курс боевой адаптации наконец-то дал о себе знать, оттеснив мирное «я» на периферию сознания и оставив лишь куцый фрагмент «головастика», адептки нижней ветки.
Грохот выстрелов, огонь, пороховой дым. Пыль, измятая трава, кровь, раздавленная чьим-то тяжелым башмаком земляника. Слева у забора кусты шиповника, ягоды уже созрели – или багровеют капли крови на листьях? Рядом со мной дважды гулко ухает карабин, Аллан перекатывается и тут же вокруг его прежней лежки начинают вырастать фонтанчики. У матросов дела заметно хуже, бою на суше они почти не обучены. На моих глазах один из них попытался стрелять из-за забора и почти сразу, всплеснув руками, навзничь рухнул в грядки, полудюймовая доска оказалась плохой защитой. Еще двое, укрывшись за колодезным срубом, палили куда-то в сторону врага, держа карабины над головой.
А я… я ползу сквозь заросли замечательно густой крапивы. Крапива – это последнее, что я запомнила отчетливо. Следующие несколько минут остались в памяти хаотичным набором сцен.
…как я попыталась бежать, споткнулась, чудом успела обратить падение в кувырок, вскочила снова и – откуда только силы взялись – почти без разбега взлетела над забором.