ульской долины в Киргизии Хрущев вернулся в Москву.
Немало времени провел он и в зарубежных поездках. Конец марта и начало апреля он находился в Венгрии, посещал предприятия, вузы, сельские хозяйства республики, подразделения советских войск. В мае состоялся продолжительный визит Н. С. Хрущева в ОАР. Поводом для визита послужило перекрытие Нила и начало работы первой очереди Асуанской плотины, которая строилась по советскому проекту, с использованием советского оборудования и кредитов. На стройке плотины трудились сотни советских инженеров, техников, квалифицированных рабочих.
Хрущев и сопровождавшие его лица отплыли в ОАР на теплоходе «Армения» 6 мая из Ялты и 9 мая прибыли в Александрию. Г. А. Насер устроил гостю торжественную встречу на всем пути от Александрии до Каира. В столице ОАР Хрущев выступил с длинной речью в Национальном собрании, а затем на большом митинге молодежи. Он осмотрел сокровища Национального музея Египта и Музея исламских искусств. Разумеется, он выезжал в Гизу, чтобы осмотреть знаменитые египетские пирамиды. Только через несколько дней Хрущев и Насер проследовали в район строительства Асуанской плотины, где уже находились главы многих арабских государств. Хрущев и Насер одновременно нажали кнопку, взорвав таким образом перемычку, отделявшую Нил от его нового русла. Первая очередь Асуанской плотины и ГЭС начали работать.
Вернувшись в Каир, Хрущев вел переговоры с Насером и его ближайшими сотрудниками. За заслуги в развитии советско-египетских отношений Хрущев был удостоен высшей награды ОАР – ордена «Ожерелье Нила». По существующим традициям межгосударственных отношений Советское правительство должно было теперь наградить президента ОАР Г. А. Насера. После визита в СССР императора Эфиопии Хайле Селассие, вручившего Хрущеву высший орден Эфиопии, Никита Сергеевич поставил вопрос об учреждении специального ордена, которым можно было бы награждать не только руководителей социалистических стран, но и глав других государств. Хайле Селассие получил в конце концов орден Боевого Красного Знамени как участник войны против гитлеровской коалиции. Но вопрос о новом ордене так и не успели решить. Хрущев спросил посла СССР в Египте, какая из советских наград соответствует «Ожерелью Нила». Ему ответили, что только высшая награда страны. Хрущев отправил шифрованную телеграмму в Москву с просьбой о присвоении Насеру звания Героя Советского Союза. О такой же награде он просил и для вице-президента ОАР маршала Амера. Хотя в кругах Президиума ЦК это вызвало недовольство, соответствующий указ приняли и награды срочно отправили в Каир. Это было ошибкой Хрущева. И Насер, и Амер в годы Второй мировой войны по соображениям национального характера не только выступали против Англии, но считали возможным сотрудничать с гитлеровскими властями. В дипломатических отношениях между СССР и Египтом в 60-е годы этот факт можно было игнорировать, но казалось бестактным вручать Насеру и Амеру знаки Героев Советского Союза и ордена Ленина. К тому же в ОАР коммунистическая партия находилась в глубоком подполье, а многие коммунисты подвергались жестоким пыткам и истязаниям.
Вернувшись в Москву из Египта, Хрущев уже через три недели предпринял 20-дневный визит в Скандинавию. Эта поездка откладывалась несколько лет, так как в ней не было особой государственной необходимости. Уровень отношений между СССР и скандинавскими странами не оправдывал столь продолжительного визита, который не сопровождался к тому же ни проведением серьезных переговоров, ни заключением важных соглашений. Тем не менее Хрущев побывал в Дании, Норвегии и Швеции, познакомился и с промышленностью, и с сельским хозяйством этих стран.
С 21 по 23 июля он совершил краткий визит в Польшу для участия в праздновании 20-летия Польской Народной Республики. Больше недели он провел в Словакии, где отмечалось 20-летие Словацкого вооруженного восстания. В поездке по стране его сопровождал Первый секретарь ЦК компартии Словакии А. Дубчек. В это же время началась подготовка визита Хрущева в ФРГ. Несмотря на возражения В. Ульбрихта, он предполагал пойти на существенные изменения отношений между СССР и ФРГ. Но визит в Западную Германию не состоялся по не зависящим от Хрущева причинам.
Октябрьский пленум ЦК КПСС
Конец лета и начало осени 1964 года были наполнены для Хрущева обычной работой. Он принимал в Кремле политических деятелей и бизнесменов Запада, глав государств Индонезии, Индии и Египта, послов и журналистов. После возвращения из Скандинавии и поездки в ЧССР Хрущев начал готовить новую реформу управления сельским хозяйством. Ему казалось целесообразным создать в стране снизу доверху специализированные управления по отраслям сельского хозяйства: «Главскотоводство», «Главптицеводство», «Главхлопководство», «Главсвекловодство» и т. д. Но теперь проект Хрущева встретил возражения и в кругах Президиума ЦК, и среди секретарей обкомов, которым новая перестройка казалась ненужной, даже вредной при слабом развитии специализации в колхозах и универсальной взаимосвязи всех отраслей сельского хозяйства. Хрущев настаивал на перестройке, он изложил свои предложения в пространной Записке. Предполагалось обсудить этот вопрос на пленуме ЦК в ноябре.
В октябре Хрущев решил отдохнуть на даче в Пицунде. Временами он чувствовал себя усталым, но в целом производил впечатление бодрого, здорового, полного замыслов человека. По дороге в Пицунду Хрущев посетил несколько колхозов и совхозов, провел совещание птицеводов в Крыму, беседовал с секретарями обкомов и райкомов Кубани. На даче он следил за подготовкой полета корабля «Восход» с тремя космонавтами на борту, а также принимал различных государственных деятелей.
Особенно напряженным оказался день 12 октября. Впервые в истории три космонавта – В. Комаров, К. Феоктистов и Б. Егоров поднялись над Землей в одном корабле. Хрущеву непрерывно звонили руководители полета и сообщали о делах на космодроме. Когда космический корабль совершил третий виток, Хрущев и отдыхавший здесь же Микоян связались по радиотелефону с космонавтами и поздравили их с успехом. А между тем в Кремле уже началось расширенное заседание Президиума ЦК КПСС, на котором Суслов и Шелепин поставили вопрос о немедленном смещении Хрущева со всех постов.
Конечно, этот вопрос возник не в один день {15} . Мы уже упоминали выше, что обсуждение вопроса о возможной замене Хрущева началось в кругах ЦК и Президиума ЦК еще в первые месяцы 1964 года. Развитию этих настроений и разговоров способствовал и тот факт, что за девять месяцев 1964 года Хрущев 135 дней провел в поездках по разным краям и странам.
К участию в заговоре против Хрущева был привлечен тогдашний председатель КГБ СССР Семичастный, сразу после снятия Хрущева получивший за свои заслуги очередное звание генерал-полковника. Семичастный и позднее не скрывал, что у возглавляемого им ведомства (даже у людей, не связанных со сталинскими преступлениями) были свои счеты к Хрущеву: «Хрущев… КГБ генеральских званий не давал. Пограничникам – пожалуйста, сколько угодно, а аппарату – нет. Дело дошло до того, что в ряде республик комитеты возглавляли полковники. А в МВД – генералы. Это было противоречием. А потом, когда Хрущева освободили, появились звания и у нас» [167] .
По словам академика Арбатова, работавшего тогда в аппарате ЦК КПСС, к организаторам смещения Хрущева примкнули также начальник Генерального штаба маршал Бирюзов и заведующий отделом административных органов ЦК КПСС Миронов [168] . Есть свидетельство о том, что более детально вопрос о Хрущеве обсудили члены Президиума и члены ЦК в сентябре, когда они проводили свой отпуск на юге. Приглашенные первым секретарем Ставропольского обкома Ф. Кулаковым на охоту, они меньше занимались стрельбой или рыбной ловлей, чем политическими обсуждениями. Важную роль в политической подготовке смещения Хрущева играл Н. Г. Игнатов. Он долгие годы работал секретарем ЦК КПСС, с 1957 по 1961 год он входил в Президиум ЦК КПСС.
Однако у Хрущева с Игнатовым сложились плохие отношения, и последний после XXII съезда партии потерял свой пост в Президиуме ЦК и в Секретариате ЦК. В 1960–1964 годах Игнатов занимал пост Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР. Он не пользовался никаким влиянием, но мог беспрепятственно ездить по всей стране и помогать созданию антихрущевского блока. После отъезда Хрущева на юг подготовка к его смещению происходила уже в Москве. В центре обсуждения находились, как можно судить, М. А. Суслов и А. Н. Шелепин. Решающее значение имело согласие с ними второго секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева и министра обороны СССР Р. Я. Малиновского. Это исключало возможность различного рода случайностей. Президиум ЦК собрался уж тогда, когда большинство членов Президиума и большинство членов ЦК КПСС высказалось за смещение Хрущева.
Сам Н. С. Хрущев, как теперь стало известно из воспоминаний его сына, получил сведения о том, что его ближайшие соратники добиваются его смещения, но не придал этой информации должного значения. По словам С. Н. Хрущева, к нему обратился один из помощников Игнатова и рассказал о переговорах, которые ведет его шеф с партийными и государственными деятелями о возможности избрания нового Первого секретаря ЦК. Сергей Хрущев довел информацию до сведения отца, но тот улетел в Пицунду, не предприняв никаких контрмер. Возможно, он просто устал и решил положиться на волю случая, возможно, счел сведения недостоверными [169] .
Последнее представляется наиболее вероятным и Г. А. Арбатову, работавшему в то время в аппарате ЦК КПСС. «Трудно себе представить, – писал он в своих воспоминаниях, – что активный человек, прошедший через огонь и воду множества боев за власть, если бы считал эти сведения хоть в малейшей степени достоверными, не принял бы никаких мер и просто ушел в отпуск» [170] .
О том, что в знаменитом здании на Старой площади происходят какие-то важные и тайные приготовления, стало известно и людям, не посвященным в планы заговора. Так, Г. А. Арбатов свидетельствует: «Я тогда работал в аппарате ЦК КПСС и видел, как около его здания, у постов на входах, в коридорах в те дни и некоторое время после них вышагивали или стояли, стреляя во все стороны глазами, незнакомые молодые люди в штатском. Опытные работники аппарата были особенно осторожны, разговаривая в служебных помещениях; даже дома, если кто-то затевал с ними серьезный разговор по телефону, тут же переводили его на футбол или погоду; если же в комнате были все “свои”, делали красноречивый жест рукой в сторону потолка или телефона» [171] .