Король и продавщица переглянулись.
– Оно, конечно, так, – проговорила продавщица. – Маргарита до сих пор забыть не может…
На этот раз «хм!» сказал Король. И так резко мотнул головой, что кепка съехала ему на правое ухо. Вернув кепку на место, Король взял с прилавка бутылку кефира и принялся внимательно разглядывать этикетку.
– А Маргарита – это кто? – спросил Никита.
– Маргарита Васильевна – так бабушку твою зовут, ты чего? – прогудела продавщица.
– Да? – И Никита забормотал, чтобы не забыть: – Маргарита Васильна, Маргарина Васинна, Мандарина…
– М-да, – вздохнул Король. – Телескоп я не смогу. Может быть, что-то другое? Я ведь по дереву работаю.
Он с надеждой поглядел на Никиту. Тот зашагал по маленькому магазину из угла в угол, придумывая, какой еще подарок может порадовать его бабушку, Мандолину Васильевну.
– Сделай Ориона! – осенило Никиту.
– Кого?
– Охотника Ориона! Это любимое бабушкино созвездие!
Прошедшей ночью, когда они сидели на крыше сарая, бабушка сказала Никите, что ей больше других созвездий нравится Орион – сильный и смелый охотник, который бежит по небу вместе со своим верным псом. Когда-то Орион был ослеплен, но сумел дойти до того места, где каждое утро восходит на небо бог солнца Гелиос, и лучи Гелиоса вернули ему зрение. Правда, увидеть охотника можно будет только ближе к осени. «Раньше конца августа он не появится», – сказала бабушка.
– Орион, – задумчиво повторил Король. – А как он выглядит?
Никита остановился перед Королем, выставив одну ногу вперед и прицелившись в плотника из воображаемого лука. Именно так накануне изобразила Ориона бабушка, встав во весь рост на крыше сарая. Король склонил голову набок, внимательно рассматривая Никиту.
– Ну что же, – сказал Король, и в глазах его засияли звезды. – Посмотрим.
Когда Никита вышел из магазина с пакетом муки в руках, Спутника нигде не было. На дороге стояла Оля и, сунув руки в карманы, жевала кончик своей косички.
– А где… – начал Никита и осекся, поглядев туда, куда указала Оля.
По улице шли, удаляясь от них, Кузин и Спутник. Кузин шаркал галошами по асфальту и размахивал длинными руками, придавая равновесие своей шаткой походке. Спутник, как обычно, трусил следом, подняв вопросительный хвост.
У Никиты опустились плечи. Пакет с мукой превратился в чугун. Сердце тоже превратилось в чугун и потянуло Никиту вниз.
– Ничего, он к тебе завтра опять придет, – попыталась ободрить Никиту Оля. – Ты же его кормишь.
Никита хотел возразить ей, что совсем не в корме дело – Спутник любит его, потому что Никита с ним добр и не лупит пса, как этот проклятый Кузин. Но и язык его превратился в чугун и лежал во рту тяжело и неподвижно.
– К тебе родители сегодня приезжают? – повернулась Оля к Никите.
Никита медленно кивнул.
– Своди их на море.
«Куда?» – одними глазами спросил Никита.
– На море, – махнула Оля куда-то в сторону луга и канавы. – Меня батя возил однажды. На велосипеде. Вон по той дороге мимо поля. Сначала Бобря, на перекрестке у Бобри – направо. Потом Луково, за ним – налево в лес. В лесу – по большой просеке, а там уже море.
– Море? – выговорил Никита.
– Ну да, у нас его все так называют – море, – подтвердила Оля. – Пешком дойти можно.
– А почему ты раньше про него не говорила? – с недоверием спросил Никита.
Оля пожала плечами.
– Ты не спрашивал.
Никита открыл рот, чтобы спросить, какая в этом море вода – пресная или соленая, но Оля его опередила:
– Мне домой надо. Лизе привет передам!
Она махнула ему рукой и быстро зашагала по дороге.
Никита ворвался в дом с громкими воплями, призывая бабушку. Переступив порог, он тут же споткнулся о полено, которое сам же бросил в прихожей утром (это полено было похоже на дракона, и Никита играл с ним, да так тут и оставил). Споткнувшись, он полетел вперед, уцепился за висящий на гвозде бабушкин дождевик, оборвал ему вешалку и рухнул на пол вместе с дождевиком. Падая, Никита выпустил из рук пакет с мукой, тот шлепнулся вниз и лопнул. Пум! Никиту окутало белое облако.
– Ты меня звал? – появилась в прихожей бабушка.
Присыпанный мукой Никита, шумно сопя, глядел на нее из центра мучного взрыва.
– Сейчас принесу тряпку и веник, приберешься, – невозмутимо сообщила бабушка и удалилась.
Когда она вернулась – с похожим на дикобраза веником, железным совком и страшной половой тряпкой, – к Никите вернулся дар речи, и он задал тот вопрос, на который так хотел получить ответ:
– Бабушка, тут правда море есть?
Бабушка удивленно поглядела на Никиту, и тот замер: неужели нет? Но через секунду ее лицо прояснилось, и она сказала:
– А, ты про водохранилище. Его тут морем зовут. Да, есть.
Она протянула руку и помогла Никите подняться.
– А ты там была? – спросил Никита, слизывая муку с губ.
Бабушка сунула Никите мокрую тряпку, сама принялась сметать муку в совок и ответила не сразу:
– Лет десять назад.
– Десять?
Никита уставился на бабушку. Как можно жить рядом с морем – пусть даже не совсем морем, а водохранилищем, – и не ходить туда? Да еще целых десять лет!
– Это не важно, – буркнула бабушка. – Смотри-ка, тут все же хватит на блины!
Она аккуратно подняла с пола треснувший пакет, в котором еще оставалась мука, и взвесила его в ладонях.
Они приехали, все-таки приехали. Как Никита только не лопнул от нетерпения, пока их ждал.
– Мама, ты зачем постриглась? Никогда больше не стригись!
Мама сунула в рот блин – целиком – и принялась жевать, смешно тараща глаза на Никиту.
– Мама! – Никита топнул ногой.
– Ты уже пятый раз меня спрашиваешь, зачем я постриглась, – проглотив блин, проговорила мама.
– Не пятый, а шестой, – поправил ее папа. И, обратившись к Никите, сказал: – Ну, постриглась – и постриглась. Что такого? Мне, между прочим, нравится.
И он провел рукой по маминым волосам. Никита скорчил рожу.
Они не понимают. Они совершенно ничего не понимают! Надувшись, Никита отошел в угол кухни, к холодильнику. Бабушка пила чай и делала вид, что все это ее не касается. Папа и стриженая мама сидели за столом напротив бабушки и с аппетитом поедали блины с земляничным вареньем. Никита наблюдал за ними. Ему совсем не нравилась мамина прическа. Она никогда не стриглась, а тут вдруг обрезала свои длинные волосы до самых ушей. Никита не хотел такой перемены в мамином облике. И вообще никаких перемен он не хотел. Ему нужно, чтобы все оставалось по-старому – так, как он привык.
– Очень вкусно! – сказала мама, слизывая варенье с очередного блина. – Спасибо!
– Да, бабушка, блины – это невероятное что-то, – подхватил папа.
– Мы с Никитой вместе готовили, – сказала бабушка, оторвавшись от своего чая.
Мама и папа обернулись к Никите и наперебой заговорили:
– Ого! Ты теперь умеешь готовить? Вот это да! Ужасно вкусно!
Никита привалился к холодильнику, сунув руки в карманы, и порозовел.
– А еще Никита прекрасно моет посуду, – подала голос бабушка.
Последовала еще одна порция восторгов:
– Да? Не может быть? Чудеса! Вот это я понимаю!
Никита уже не розовел, а пламенел, ярко выделяясь на фоне белого холодильника, и не знал, куда деваться от смущения.
– Давайте я помою, – охрипшим голосом сказал он и заторопился к раковине.
Включив воду и занявшись привычным уже делом – оттиранием и отмыванием «жемчуга», – Никита успокоился и выдохнул. Родители тоже перестали глазеть на него и начали задавать бабушке вопросы о саде, огороде и погоде. Когда с посудой было покончено, Никита с облегчением почувствовал, что его возмущение маминой прической улеглось, и что неловкости как не бывало, и что ему хочется теперь только одного – лечь в кровать и послушать, как мама читает ему книжку. За окном была уже ночь.
Папа и мама устроились в комнате Никиты – расстелили на полу спальные мешки и забрались в них. Никита залез в кровать, мама погасила лампу и включила фонарик, чтобы читать при его свете.
– Где вы с бабушкой остановились? – спросила она, раскрывая книжку.
– Не помню, – сказал Никита. – Читай с самого начала.
Ему не хотелось, чтобы мама делила с бабушкой чтение книги – пусть это будут два совершенно разных чтения.
Мама начала читать, и через полминуты Никита скатился со своей кровати и забрался к маме в спальный мешок.
– Эй, ну что вы там, – недовольно заворчал папа, который уже дремал и был разбужен их возней и хихиканьем.
– Не помещаемся! – со смехом ответила ему мама.
Папа что-то пробурчал и перевернулся на другой бок. В своем красно-зеленом мешке он был похож на гигантскую куколку диковинной бабочки. Никита сказал это маме на ухо, и она рассмеялась, прикрывая рот ладонью.
– Я спать хочу! – возмутилась красно-зеленая «куколка», и мама с Никитой затряслись от нового приступа беззвучного хохота.
Но все же они с уважением отнеслись к желанию папы уснуть, и мама продолжила читать книгу шепотом. Никита лежал, прижавшись к маме и положив руку ей на живот. Он чувствовал мамино дыхание – живот опускался, поднимался и снова опускался. Никита представил, что они с мамой – дельфины и качаются на теплой волне под звездным небом.
– Мама, – зашептал он ей на ухо, – тут море есть. Мне бабушка и Оля рассказали. Давай завтра туда пойдем.
– Давай, – прошептала ему мама и, повернув голову, поцеловала его в нос.
Суббота. Никита ищет море
– Никита, не смей! Ты что делаешь? Дай сюда!
Никита стоял с горящей спичкой в руке у плиты, а папа и мама, восклицая и всплескивая руками, летели к нему через кухню. Папа опрокинул одну табуретку, мама перескочила через другую – и вместе они, выпростав руки, дотянулись до Никиты. Мама дунула на спичку, а папа вырвал эту спичку из пальцев сына и с негодованием уставился на нее, обгоревшую и поникшую.