И тут Изотов, покладистый, добродушный Изотов, твердо отрезал:
— Нам прохлаждаться некогда. У меня такое предложение — не расходиться, пока новый график вот сейчас, здесь не составим и приказом не подкрепим. Пусть с утра, с первой смены бригады начинают новый цикл…
На другой день, конечно же, не получилось: для нового графика потребовалось доукомплектовать бригады, выровнять подготовительные забои, составить новый график и для службы главного механика, чтобы всю профилактику механизмам успевали делать в пересмены, а ремонт — при переноске конвейеров и воздухопровода, при обрушении кровли. Каждый день спускались в шахту Изотов с товарищами, находили новые резервы. Скажем, предложили параллельно делать ходок и переносить рештаки конвейера, настилать их в лаве. Ерунда, а выгода во времени немалая. Были сбои и в машинных спаренных лавах. Новый уплотненный график — дело не шуточное, он требует четкого взаимодействия всех служб. Еще раз собирались у заведующего шахтой, уточняли, вызывали бригадиров, выступали в нарядных. Через неделю, 23 ноября, шахта выдала на-гора 1501 тонну угля — у клети бригады встречали музыкой, цветами. Самый большой букет от имени жен шахтерских вручили Изотову.
— Уезжать надо, пока моя Надежда не дозналась, — пошутил Изотов, принимая букет.
Через неделю, когда все участки шли без сбоя, Изотов от имени горняков шахты составил телеграмму на имя Орджоникидзе об обязательстве закрепить достигнутые успехи. Вернувшись в Москву, сам поехал к наркому, рассказал о работе своей бригады, высказал соображения о внедрении новых цикличных графиков в Подмосковном бассейне.
Вновь закрутили усиленные занятия. Занимался Изотов легко, часто удивленно говорил жене:
— Надюша, по математике «отлично» получил. Задачки, что орехи щелкаю.
Полюбил читать книги на исторические темы. Отрываясь от страниц, горделиво произносил:
— Ну, Русь наша… Весь мир широтой и отвагой удивляла.
Надюша слушала, вынимала из духовки любимые коржики, звала пить чай. За столом любил вспоминать Никита Алексеевич их квартиру, дворик, где сам сажал цветы — полевые гвоздики, табак, петуньи. И девчонкам купил по поливальничку, чтобы привыкали. В выходные вставал с солнцем, любил всех будить.
— Словно кочет вскакиваешь, — выговаривала мягко жена.
— Да утро уж, Надюша, ты глянь в окно, — оправдывался он.
Никогда не разлучался со своей Надюшей. В Сочи, Святогорск — вместе, в магазин или на базарчик — вместе. Если одного видели соседи или знакомые, обязательно спрашивали: «Где Надюшу потерял?»
На Покровке гости не переводились. Стук в дверь или звонок — и какой-нибудь здоровенный дядя появляется.
— Привет, Алексеич. Что, не узнаешь? Ха-ха… На совещании ударников виделись.
— Как же, помню, — радостно говорил Изотов, раздевал гостя, приглашал к столу. Нередко приезжие и ночевать оставались. О чем бы за столом ни начинался разговор, всегда он сводился к делам производственным. Тут уж уравновешенный обычно Изотов распалялся, доказывал свое. И обязательно вставлял: «Работать все-таки легче…» Поутру Надюша замечание делала, что опять он не сдержал себя. Изотов, в общем-то немногословный, смущенно отвечал:
— Понимаешь, Надюша, так вышло.
Надевал брюки, сапоги, полувоенную рубашку: «Ну, я пошел…» Так всегда одевался! даже на курорте в Сочи. Надюша в летнем открытом сарафане, а муж в гимнастерке и сапогах. Дома же любил носить белые просторные рубахи: «Чтоб не жали». Шила их Надюша сама. Грех жаловаться, хорошо, хорошо жили Изотовы в Москве. Дружно, весело… Семьей ходили гулять. По Покровке к Политехническому музею, на Солянку… Нравились Изотову эти старые русские названия улиц. Во дворе стояла «эмка». Еще в Горловке Изотов скоренько освоил автомобиль — сказалась горняцкая сноровка, имел права шофера первого класса. Ездили в Архангельское, Серебряный бор, на Воробьевы горы.
Нового года ждал Изотов с нетерпением: собирался махнуть на каникулы в Горловку. В конце декабря приволок домой разлапистую елку — еле втащил в комнату.
— Меньше не мог купить? — спрашивала жена, вспоминая, что и в Горловке как-то чуть не сосну приволок.
— Эх, Надюша, всему большому душа радуется. Пошел на двор, к машине. Ногой открыл дверь, внес ящик.
— Это еще что?
Открыли — мандарины, коробки конфет. Доверху полон ящик.
Первый январский день в Москве пошли все на Манежную площадь.
Мать моя родная!.. Елки наряженные стоят, всюду лоточники, духовой оркестр играет. Заулыбался Изотов, когда Надюша музыкантов пожалела: «Холодно небось». Полез в карман короткого пальто с барашковым воротником, достал бумажник:
— Мороженого хотите?
Девчонки радостно загалдели. Он свернул фунтиком газету, которую держал в руках, подставил мороженщику:
— Сыпь до краев.
Приехали на каникулы в Горловку — Мария Павловна в радостной суете и не знает, за что хвататься, что на стол ставить. Внучек целует, приговаривает: «Родименькие мои, да как же вы на чужбине». Смеется Изотов, заливаются колокольчиками девчонки, наперебой делятся с бабушкой: весело же в Москве. Покрутился Никита Алексеевич часок-другой дома — и но двор, расчистил дорожку от снега, сказал, что пойдет пройтись.
— В шахту хоть сегодня не спускайся, — попросила Надюша, сразу поняв озабоченность мужа. — Иди уж, да про ужин не позабудь.
— Эх, шахта, кто тебя выдумал, — с порога нарядной прогудел Изотов.
И сразу откликнулось десяток голосов: «О, Никита… Здорово, старый друг… С прибытием… Гляди, лоб шире стал — ученый теперь…» За всеми этими словами угадывалась радость людей, увидевших Никиту Алексеевича после полугодовой разлуки. Жадно расспрашивали о Москве, о международной политике, виделся ли с Серго. И почем мясо на рынке. Всякое спрашивали, кто о чем. О себе, конечно, не молчали. Главная радость — качнули уголька, 23 ноября 3501 тонну угля на-гора выдали. Рекорд, коллективный рекорд! Самый высокий показатель суточной добычи за всю историю Первого рудника.
В общем, походил Изотов несколько дней на наряды, в парткоме поговорил, с заведующим посоветовался и решил тряхнуть стариной. «Чтоб оружие не заржавело, из него время от времени стрелять надо», — отшучивался от друзей, узнавших о его просьбе пойти на новый рекорд. В январские дни 1936 года Никита Изотов с девятью крепильщиками за смену нарубил отбойным молотком 640 тонн угля. И этот показатель уже никто в Донбассе не смог повторить.
В эти же январские дни Изотова переводили из кандидатов в члены ВКП(б) — два и три года кандидатского стажа было в те годы обычной нормой. Коммунисты «Кочегарки» напутствовали: и на руководящей работе после академии оставайся верен себе, старайся побольше брать на себя.
На прощание не удержался Изотов, оделся потеплее, махнул на своем «газике» с брезентовым верхом на родную Орловщину. Фотограф запечатлел его — в теплом шлеме, подаренном полярниками, перчатках с раструбами по локоть — среди соседей в Малой Драгунке, рядом с легковым автомобилем.
— Дык все верна, — сказал ему дед Ферапонт. — По сидаку и конь. — Похлопал одобрительно по капоту.
Промелькнул еще год занятий в Промакадемии. Неожиданно вырисовался новый «горизонт» в жизни Никиты Изотова.
Глава тринадцатаяКомандир
Август выдался на славу: сухой, не очень жаркий. В июле прибыли Изотовы всей семьей в Горловку. Никиту Алексеевича «запрягли» лекции читать по шахтам о передовых методах труда в угольной промышленности. Иной раз не мог удержаться, просился после встречи: «А что, если в забой на пару часиков? Давайте, а? Подкрепим теорию практикой». В августе выделили ему с Надюшей путевку в Сочи, посоветовали набраться сил перед учебным годом. И Изотов заупрямился было, но ему сказали, что насчет отпуска распорядился товарищ Серго.
Поехали вновь на своей машине. Перед Ростовом задержались на берегу Дона. Нашел Никита Алексеевич мелкий ерик, прямо руками таскал из нор раков. Дня два пожили по-походному. В Сочи благодатная теплынь, настоянная на тропических растениях и морском воздухе. И опять — новые знакомства, встречи, нашлись и старые друзья. Раз в неделю обязательно ездил с летчиком Василием Сергеевичем Молоковым па рыбалку. Герой челюскинской эпопеи носил широкие белые брюки, светлую тенниску, сандалии на босу ногу. Никита по привычке будил его поутру:
— Слышь, Василь, махнем?
А то на озеро Рида умотали, рыбалили допоздна и получили от Надежды Николаевны строгий выговор «за самоволку».
— Ты б и героя нашего, — Изотов показывал на Молокова, — на гауптвахту посадила.
— Муж должен быть в семье дис-цип-лини-рован-ным, — врастяжку произносила Надюша.
Последнюю неделю прямо неразлучны был Никита с Молоковым. Так и снял их пляжный фотограф: на ступенях веранды герои — воздуха и подземелья, в белых рубахах, веселые. Изотов, конечно, на голову выше. В первый же выходной в Москве летчик навестил семью Изотовых и встретил друга в растерянности. Никита Алексеевич молча протянул ему приказ: «5 сентября. Наркомтяжпром. Назначить т. Изотова Н.А. ревизором при наркоме по борьбе с авариями в угольной промышленности».
— Чиновником тебя сделали, — удивился Молоков.
— Да нет, — оживился Изотов. — Всего на две-три недели. Ознакомиться со структурой наркомата. Так мне и сказали.
— Как, а потом? — не понял Василий Сергеевич.
— Технического персонала на шахтах не хватает, — разъяснил Изотов. — Многих слушателей академии сняли, направляют в разные бассейны. Меня вот в Донбасс, мышь им за пазуху.
И Молоков понял, что друг рад назначению — все ж шахтерская косточка, хотя и без пяти минут инженер.
…Мерно стучат колеса на стыках, проносятся мимо окна вагона поля и перелески, мелькают столбы со струнами проводов, дежурные на низких платформах держат желтые флажки. Спешит в скором поезде Москва — Ростов в город Шахты новый управляющий трестом Шахтантрацит Никита Алексеевич Изотов. Сентябрь 1937 года стоит светлый, теплый, но на душе неспокойно. Ну, руководил школой, затем участком. В Подмосковном бассейне тогда с бригадой шахту сообща выправили. А тут трест, около двадцати шахт, и трест отстающий. Так ему в наркомате и сказали: надо ехать, поднимать, раскочегарить людей. Опыта, дескать, не занимать, знаний за два года тоже прибавилось, здесь, в наркомате, кое-что узнал, работая хоть и недолго. Теперь — самостоятельный участок, а академия не уйдет, обязат