— Один билет до Москвы, — сунулся он в подслеповатое окошечко кассы. От быстрого бега он слегка задыхался, но тем не менее старался говорить как можно более солидно.
Ему протянули билет и сдачу.
Мика отошел, засунул их в карман ветровки, застегнул карман на «молнию». Посмотрел на стенд с расписанием, потом сунулся обратно к окошечку.
— Скажите, — спросил он, — а поезд скоро будет?
— Расписание посмотри… — буркнул ему в ответ мрачный голос. — Я вам не справочное бюро!
— Я в нем ничего не понял, — с упрямой вежливостью возразил Мика. — Пожалуйста!
— Ну, а зачем едешь, если ничего не понимаешь? — рассердился голос, но через мгновение произнес: — Через семь минут будет. Прямо с этой платформы. Билет не потеряй, ребенок! Билет на выходе понадобится…
— Спасибо, — холодно ответил Мика.
Прислонившись спиной к ограде, он стал ждать электричку. Сердце билось, как сумасшедшее. А что, если вампир Носферато решит заглянуть сюда? Носферато злой, он на все способен. Тетка, та еще ничего, просто ненормальная… А вот Носферато по-настоящему опасен! Если он вдруг явится сюда — вот тогда придется что-то делать. Бежать, кричать, звать на помощь, отбиваться изо всех сил… Именно так полагается вести себя в подобных ситуациях. Мика стиснул кулаки.
Но скоро послышался стук колес, и к платформе подъехала пыльная электричка.
Только когда за его спиной захлопнулись автоматические двери, Мика почувствовал некоторое облегчение. Он сел на свободное место, еще раз незаметно огляделся. В вагоне было много людей, и никто не обращал на мальчика внимание. Носферато остался с носом!
Дорога показалась Мике бесконечно длинной. Очень хотелось спать и есть, но он не позволил себе расслабиться.
Поезд подъехал к Москве, когда уже совсем стемнело. Горели фонари и яркие неоновые вывески, вокруг мелькали силуэты людей — все это вдруг показалось уставшему мальчику картинкой из какого-то фильма.
Он уже собрался было нырнуть в метро, но потом передумал, увидев ряд таксофонов. Мика купил карточку в кассе и принялся старательно нажимать кнопки.
— Алло! — почти сразу же отозвался отец. Голос у него был какой-то странный, напряженный.
— Па, — сказал Мика. — Па, это я. Со мной все в порядке… Я вот думаю, что лучше, — поехать на метро или дождаться вас с мамой? Вы за мной сможете заехать?
Секунду отец молчал. А потом вдруг заорал:
— Ты где? Стой, где стоишь… Не надо никакого метро! Где ты находишься?
Мика объяснил ему.
— Никуда не уходи! Мы сейчас будем…
Мика повесил трубку и встал у стены.
Кажется, он все сделал правильно. Он не впал в панику, не разревелся. Он смог спокойно поговорить с той рыжей теткой, и тетка его отпустила. Все правильно. Если бы отец тоже попал в какую-нибудь экстремальную ситуацию, он, наверное, вот так же хладнокровно попытался бы выбраться из нее. А Мика во всем старался походить на отца. Конечно, тот сейчас разволновался, но это немудрено…
«Все теряются, — рассуждал Мика. — Сначала потерялся он, и мы с мамой еле нашли его. Сейчас потерялся я. Но я же сам и нашелся! Это просто ужасно, когда люди не могут найти друг друга!»
Телефон время от времени звонил, и каждый раз Катя вздрагивала.
— Ну? — с надеждой спрашивала она Ганина. — Что сказали?
— Пока ничего не известно… — сдержанно отвечал тот.
Когда стемнело, Кате стало совсем худо. Она уже ничего не спрашивала, только прижимала руки к груди.
А потом, сняв в очередной раз трубку, Ганин вдруг переменился в лице, закричал:
— Никуда не уходи! Мы сейчас будем!
— Он? — бросилась к нему Катя. — Гриша, это он?
— Да. Он ждет нас на Павелецком, у пригородных касс. Все в порядке, поехали!
Ганин улыбнулся и стиснул ее в объятиях. И вдруг поцеловал — совсем не так, как полагается людям, давно ставшим друг другу чужими.
— Потом… — оттолкнула его Катя. — Поехали же!
Всю дорогу она была в совершенно невменяемом состоянии — то плакала, то смеялась, то начинала дико переживать: вдруг они сейчас приедут, а сын снова пропадет… И лишь на мгновение в ее голове мелькнуло воспоминание о поцелуе. Вернее даже, не о поцелуе, а о том, что она ответила Ганину. «Зачем я ему сказала это слово? — с досадой подумала она. — При чем тут «потом»? Вот глупая… Никакого «потом» не будет!»
Они кое-как припарковали машину, побежали к зданию вокзала…
— Катя, не туда! — схватил ее за руку Ганин. — Пригородные кассы — вон они…
— Вижу… — отозвалась она, не слыша собственного голоса.
Они нырнули внутрь вокзала. Толпа людей, баулы, тележки…
В конце зала, прислонившись к стене, стоял сын. Он, тревожно нахмурившись, смотрел куда-то в сторону. Потом повернул голову и вдруг увидел Катю и Ганина. Вспыхнул от волнения. И побежал к ним.
Катя и Ганин, на шаг впереди нее, расталкивая людей, неслись ему навстречу.
Раскинув руки, Мика обнял отца. Ганин сгреб его в охапку и закружил вокруг себя.
Катя едва не споткнулась…
Она стояла и смотрела, как сын, зажмурившись, счастливо хохочет. И как Ганин тормошит и щекочет того, словно совсем маленького ребенка. Она ничего не понимала.
Сын бросился к Ганину, а не к ней!
Правда, через несколько мгновений Мика вырвался из объятий отца и повис теперь уже у нее на шее, цепляя волосы. Но тем не менее она оказалась второй! «Какая ерунда… — тут же сказала она себе. — Это все потому, что Ганин обогнал меня!»
— Мика, мальчик мой…
— Ма, ну все же в порядке… Я же нашелся! Не плачь, пожалуйста…
— Разве я плачу? — удивилась она.
— Еще как! — Он принялся чумазой ладошкой тереть ей лицо. — Вон, сырость какая… Па, дай ей платок!
— Ты лучше скажи, что было… Ты в порядке? Они тебе ничего не сделали? — повернул его к себе Ганин.
— Все в порядке, — серьезно кивнул Мика. — Мы на какой-то даче были. Я этого Носферато за палец укусил… Он совсем псих, а тетка еще ничего… Она меня и выпустила. Она сказала, что ты, мама, виновата в смерти ее дочери.
— Чушь собачья, — сурово произнес Ганин. — Мама ни в чем не виновата.
— А еще она про дядю Лешу говорила, но тут уж я сам понял, что она чего-то путает…
— Ладно, поехали домой, — оглянулся на Катю Ганин. — Ты, наверное, голодный, да?
— Еще как! — радостно ответил Мика. — Слушай, может быть, завалимся сейчас в японский ресторан на радостях, а?.. Мама-то там еще не была!
— Какой еще ресторан?! — схватилась за голову Катя. — Нет, правда, поехали домой!
…Только к середине ночи в квартире наступила тишина.
Мика уснул, Ганин переговорил с кем надо, рассказал, что мальчик сам сбежал от похитителей, с его слов объяснил, где, возможно, прячутся Нелли с Германом…
Кате он отвел одну из комнат. Но заснуть она никак не могла — все лежала и в темноте прокручивала события сегодняшнего дня.
Она была страшно напряжена, нервы — как натянутая струна. «Это чудо. Да, это чудо, что все закончилось так хорошо… Мой мальчик жив! Если бы с ним что-то случилось, то я бы… — Катя всхлипнула и вытерла слезы, тут же брызнувшие из глаз. — Нет, нет, лучше не думать об этом! Все же хорошо… — Она попыталась сменить направление мыслей. — А Ганин был так добр ко мне! Он очень старался… Ну да, еще бы он не старался — это ведь и его ребенок пропал! Только непонятно, зачем он меня поцеловал… Хотя, в общем, понятно — от избытка чувств. От избытка чувств… А зачем я ответила ему — «потом»? Ужасно глупо!»
Она повернулась на другой бок.
По темному ночному небу плыла полная луна.
Катя встала, задернула штору. Снова легла.
Дверь тихонько скрипнула.
— Катя… — сказал Ганин.
— Что? Все в порядке? — Она тут же села, кутаясь в одеяло.
— Да. Чего ты испугалась? — Он подошел, сел рядом, провел ладонью по волосам.
— Ты хотел поговорить?
— Нет.
Он через голову стянул с себя рубашку.
— Ганин! — яростно прошептала она. Вот оно, это дурацкое «потом»! Вот оно чем обернулось!
— Тише, тише… — Он скользнул к ней под одеяло, обхватил плечи. Его ладони были — как огонь.
— Ганин, я тебя ненавижу… — сквозь стиснутые зубы пробормотала она. Но сопротивляться не могла. И не хотела.
— Катя, — едва слышно выдохнул он. Тепло от его дыхания щекотало ей шею. — Ка-тя…
Он снова поцеловал ее. Только теперь поцелуй длился очень долго. Он как будто хотел выпить из нее душу. И она ответила ему тем же. Она впилась в него, вцепилась в него — и Ганин для нее тоже стал источником. Источником сил. Все те муки и переживания, которые пришлось пережить им сегодня вдвоем, могли компенсироваться только одним — этим объятием.
Больше они не произнесли ни слова, боясь разрушить призрачную ночную тишину.
Они столь нетерпеливо прижимались друг к другу, что почти теряли сознание. Только кровь ритмичным прибоем звенела у каждого в ушах.
Если бы кто-то за день до того сказал Кате, что она будет заниматься любовью с Григорием Ганиным, она бы рассмеялась этому человеку в лицо.
Но вот оно случилось — то самое, невозможное. Ее ладони скользили по его спине. И он прикасался к ней.
Наверное, именно потому, что происходящее казалось таким невероятным, невозможным, немыслимым (фантазия, сон, выдумка!), — ощущения были столь остры. Тяжесть его тела, тепло дыхания…
Она хотела оттолкнуть его, но вместо этого обняла его еще крепче.
Только во сне можно ощутить столь жгучее наслаждение — на грани боли. Их двоих несло стремительным водоворотом в бездонную, черную, звенящую пропасть. Все глубже, все дальше. А потом, когда, казалось, можно было дотянуться рукой до центра Земли, темнота вдруг взорвалась мириадами радужных искр…
Потом — после, не сразу — Катя пришла в себя. Постепенно к ней вернулось ощущение реальности. Она вновь обрела способность видеть, слушать, говорить…
— Что это было? — с тоской произнесла она. Риторический вопрос, вовсе не требующий ответа. На самом деле Катя удивлялась другому — что же заставило ее заняться любовью с человеком, которого она терпеть не могла?