– У меня нехорошее предчувствие. Я всегда терпеть не могла девчонок вроде Андрусюк, а сейчас мне за нее тревожно.
– Почему?
– Потому что с ней приключилось что-то плохое.
– Я хотел спросить, почему вы недолюбливали Андрусюк?
– Такие, как она, живут, словно какие-то насекомые, – пояснила Даша. – Думаю, если бы букашки умели разговаривать, их речь ничем не отличалась бы от трескотни некоторых человеческих особей… Торчат, зависают, ловят кайф. Поденки.
– В ваших устах это звучит как «подонки», – заметил Бондарь.
– Ну и пусть.
– Странно слышать подобные рассуждения от девушки вашего возраста.
– Вы что же, много общаетесь с моими ровесницами? – холодно спросила Даша.
– По правде говоря, совсем не общаюсь. Но они постоянно торчат на телевидении. Со вздыбленными волосами, голопупые. Если бы они только пели или танцевали. Но ведь они еще и рассуждают! – Негодованию Бондаря не было предела. – А о чем, спрашивается, можно рассуждать, когда все твои познания почерпнуты на интернетовских страничках, составленных точно такими же умниками?
– Вы рассуждаете, как старик, – сказала Даша.
– А я и есть старик.
– В свои тридцать лет?
– Ну да, я ведь родился в другую эпоху, – с жаром заговорил Бондарь. – Когда гомики и проститутки не в высшем свете вращались, а в подворотнях прятались, где им самое место. Когда воры в тюрьмах сидели, а не в Государственной думе. Когда за убийство матери и ребенка могли вообще приговорить к «вышке». Теперь всякой сволочи раздолье. У них адвокаты, у них деньги. Внес залог и топай на свободу, под подписку о невыезде. Сунул взятку судье – получи условный приговор или вообще оправдание. Кроме того, есть еще такая лазейка, как амнистия. – Кулаки Бондаря непроизвольно стиснулись. – А кто за загубленные жизни отвечать будет? Ей еще двадцати шести не исполнилось. Ему только-только пятый год пошел. Это справедливо?
– Нет, – тихо сказала Даша. – Только не кричите так, пожалуйста. На нас смотрят.
– Паскудство, – выругался Бондарь, потом извинился, а потом не сдержался и опять выругался, значительно грубее.
Даша не ушла, даже не отвернулась. Спросила, глядя под ноги:
– Вы кого-то конкретно имеете в виду?
– Мысли вслух. Поток сознания. – Бондарь хохотнул, виновато разведя руками. – Не обращайте внимания.
– Мне показалось…
– Именно показалось.
– Будем считать, что я вам поверила, – вздохнула Даша. Для девушки, органически не переносящей ложь, она повела себя на удивление покладисто. Но почему тогда в ее взгляде возникло то самое страдальческое выражение, которое она заметила в глазах малознакомого человека?
Бондарь, успевший овладеть собой, нахмурился и заговорил сухим, официальным тоном, который, как можно было заметить, покоробил девушку еще сильнее, чем крепкие выражения.
– В общем, так, – произнес он, разрубив воздух ребром ладони. – Хватит прелюдий, перехожу к сути. Убедительная просьба: никому о нашем разговоре не рассказывать, это раз. Теперь второе. Поисками Андрусюк может заняться милиция, так вот, следователю совсем не обязательно сообщать то, что вы сообщили мне. Усвоили?
– Такое впечатление, будто я ваша подчиненная, а вы мой начальник, – поделилась своими впечатлениями Даша. – Какие еще будут распоряжения?
Бондарь тут же смягчил тон.
– Вы должны мне помочь, – сказал он.
– Должна? Неужели?
– Вы меня неправильно поняли. Это не требование, это просьба.
– Что-то не похоже.
– Просьба, – заверил девушку Бондарь.
– Чего же вы от меня хотите? – осведомилась она.
– Содействия.
– В чем оно будет заключаться?
Бондарь объяснил, стараясь быть кратким и убедительным. Результат уговоров получился не столь однозначным, как хотелось бы. Внимательно выслушав все доводы и аргументы, Даша отвернулась.
– Сегодня я вам ничего не отвечу, – твердо заявила она.
– Хотите подумать? – предположил Бондарь.
– Я уже подумала. Теперь мне нужно посоветоваться.
– Эй, мы так не договаривались! Я бы не хотел, чтобы о моем предложении знал кто-то посторонний.
Даша остановилась возле перехода, давая понять, что здесь их пути расходятся.
– Во-первых, – сказала она, – человек, с которым я хочу посоветоваться, мне не посторонний, а очень даже родной и близкий. Во-вторых, он общается только со мной, поэтому, – тон Даши преисполнился язвительности, – за сохранность государственной тайны можете не волноваться.
– Я не волнуюсь, – пожал плечами Бондарь, – я просто обязан принять элементарные меры предосторожности.
– Я тоже, – просто сказала Даша. – У вас есть телефон? Оставьте номер, я позвоню вам вечером.
– Продиктовать?
– Лучше запишите. У меня ведь не профессиональная память разведчицы, могу забыть.
По непонятной причине Бондарю стало обидно. «Болван, – сказал он себе, возясь с блокнотом и ручкой. – Кто ты такой этой девушке, чтобы она запоминала твой номер телефона? И почему это для тебя так важно? Какого черта тебя бесит, что у гражданки Королевой имеется родной и близкий человек, которому она доверяет? А ты хотел бы, чтобы этим человеком был ты?»
Да, хотел бы!
Внезапное прозрение заставило Бондаря стиснуть зубы и буквально процедить, вместо того чтобы произнести любезно, как того требовала ситуация:
– Пожалуйста.
– Спасибо, – с достоинством кивнула Даша, принимая листок с нацарапанными на нем цифрами. – Не сомневайтесь, я позвоню.
– Да уж будьте так любезны, – буркнул Бондарь, после чего отвернулся, изображая полнейшее равнодушие, которого не испытывал.
– До свиданья, – прозвучало за его спиной.
Глава 15Былое и думы
Цок-цок-цок.
Эхо подхватило звуки шагов, спеша разнести их по лестничной площадке двадцать второго этажа знаменитой высотки на Котельнической набережной. Эге-гей, слушайте все: у этой девицы на каблуках металлические набойки! Фи, стыдно сказать! Неужели она ремонтирует износившиеся сапоги, вместо того чтобы заменять их новыми? И это происходит в Москве? В двадцать первом веке? Какой позор! Какое убожество!
Девушка, породившая негодующее эхо, и в самом деле была одета весьма скромно. Легонькая серенькая курточка вместо песцовой шубы нараспашку. Ладно сидящие, но дешевые джинсы, явно приобретенные не в модном бутике. К тому же, обратите внимание: подбородок девушки вздернут, будто она в нарядах от ведущих кутюрье щеголяет, а у самой штанины забрызганы чуть ли не по колено и сапожки в белесых разводах соли.
Этого и следовало ожидать. Такие чересчур заносчивые особы вечно таскаются пешком, вместо того чтобы обзавестись собственным автомобилем. Какие-то принципы им, видите ли, мешают. Ни тебе состоятельного любовника, ни тебе высокооплачиваемой должности при солидной фирме. Ну и подавитесь своими принципами, недотроги! Без вас есть кому звезды с неба хватать, просто отбою нет от желающих.
В подъезде установилась неодобрительная тишина. Ее нарушал лишь шорох, производимый роющейся в сумочке девушкой. Еще год назад, наведываясь к деду, Даша попросту нажимала звонок, отзывающийся залихватской трелью. Теперь приходилось пользоваться ключами. Не такое уж обременительное занятие, если разобраться. Но лишний раз напоминающее о том, что для кое-кого даже самая светлая квартира в элитном доме может быть погружена в непроницаемый мрак.
Эх, деда-деда…
Подняв взгляд, Даша привычно поразилась тому, как старомодно, как жалко и неуместно выглядит медная табличка, привинченная к двери:
Королев Иван Петрович.
Член Союза писателей СССР.
Никаких таких союзов давно уж нет… как не существует самих социалистических республик. Слово «писатель» с большой буквы больше не произносится, незачем. И Москва – столица совсем другой родины. И время иное. Лучшее подтверждение тому – бронированные двери, защищающие все близлежащие квартиры, кроме дедовой. Выходит, зря ты свою жизнь прожил, Иван Петрович. Напрасно писательством занимался. Лучше бы машину времени изобретал, глядишь, и сбежал бы из светлого капиталистического будущего. Не твоего, деда, будущего. Чужого. Лично для тебя совершенно безрадостного.
Нахмурившись, Даша вставила ключ в замочную скважину. Он провернулся свободно, хотя и ключ, и замок были изготовлены в незапамятные времена, чуть ли не в довоенные годы.
Семейное предание гласило, что списки будущих жильцов элитной высотки утверждал сам товарищ Сталин. Увидев в них исключительно фамилии высоких чинов из МГБ и МВД, вождь, с присущей ему иронией, осведомился у Берии: «Скажи, Лаврентий, а что, кроме этих людей, в Москве больше никто не проживает, а?» Этой реплики оказалось достаточно, чтобы срочно перекроить списки 700-квартирного здания. В результате здесь поселились такие сугубо штатские люди, как Михаил Жаров, Галина Уланова, Константин Паустовский.
И гораздо менее известный Королев И. П., Дашин дедушка.
Дом, сданный в 1952 году, считался по тем временам вершиной архитектурной мысли. Вывезенные из побежденной Германии бесшумные лифты носились по 26-этажному зданию со скоростью три метра в секунду, во всех квартирах имелись телефоны, ванные комнаты были оборудованы невиданным в послевоенной стране чудом – биде, а кухни сверкали трофейным кафелем. В здании, отделанном гранитом и мрамором, размещались гастроном, кинотеатр «Знамя», булочная, киоск «Союзпечати», овощной магазин, почта, телеграф и даже ателье-люкс. В холм во дворе искусно встроили гараж на сотню автомобилей, а под зданием соорудили огромное бомбоубежище, поскольку существовала ядерная угроза со стороны Запада.
Парапеты соперничали по чистоте с переходами метрополитена. Да, да, твердил дед недоверчиво усмехавшейся внучке, когда-то в московском метро не было ни соринки, а уж про пивные банки или окурки и говорить нечего.
Короче говоря, текли куда надо каналы и в конце куда надо впадали.