– Утром мы проснулись и увидели, что дом окружен федеральными агентами и полицией Портленда. – Слоун стоял над скалой, смотрел вдаль, но видел не Тихий океан, а что-то совсем другое. – Мама умоляла папу пойти сдаться, чтобы покончить со всем этим и получить некое подобие нормальной жизни, но он считал, что это ренегатство.
История о том, как Бак Райли годами жил в подполье, боролся против войны во Вьетнаме, и о его насильственной смерти стала легендой, о ней даже снималось кино. По существу, фильм рассказывал о нелегальной деятельности его отца.
Значит, человек, который грабил банки, грозился разбомбить Пентагон, был отец Слоуна. А вторая сюжетная линия – про актрису-дебютантку, которая отказалась от богатства и привилегий и сбежала с бывшим преступником, – написана про эту очаровательную, хрупкую женщину, с которой Кейт сейчас познакомилась.
– Ты писал, зная все из первых рук.
– Отца осудили еще до моего рождения. – Слоун вздохнул. – Я был зачат, когда он находился в тюрьме.
Кейт лучше других знала, что это вполне возможно.
– Стража пропустила твою мать в камеру?
– За недюжинную цену. – Он криво улыбнулся. – Иногда трудно разобрать, где хорошие парни, а где плохие. – Я родился после того, как он бежал.
Она покачала головой, додумав остальное.
– Тебе всю жизнь пришлось провести в бегах.
– Большей частью, – согласился он. – К пятому классу я перебывал в двенадцати школах под двенадцатью разными фамилиями.
Она подумала о том, как много Слоун потерял. Такое существование не давало возможности завести друзей, надо было переезжать с места на место, всегда на шаг впереди преследователей.
– О Боже, – простонала она, – я только теперь поняла твои слова насчет иронии судьбы.
Он криво улыбнулся и погладил ее по голове.
– Я был воспитан в нелестном мнении о людях твоей профессии.
– Неудивительно. – Ей живо представились кадры кинохроники, которые Слоун вставил в свой фильм, тело Бака Райли, изрешеченное пулями.
– Как только ты сам после этого не стал хладнокровным убийцей, – пробормотала она.
– Знаешь, как говорят: то, что не убило, сделает тебя сильнее. – Он оглянулся туда, откуда они пришли. – Я только хочу… – голос его дрогнул, он взъерошил волосы. – Черт!..
– Знаешь, твоей матери в чем-то очень повезло. Не у многих женщин найдутся сыновья, которые так преданно их любят.
Они сидели в машине. Слоун посмотрел, как слезы бегут у нее по щекам.
– Я боялся, что ты не останешься со мной после того, как узнаешь, кто я такой.
– Я знаю, кто ты такой. – Она ухватила его руку и прижалась губами к ладони, их глаза встретились в угасающем свете заката. – Ты человек, которого я люблю.
Он закрыл глаза и облегченно вздохнул.
– Ты непредсказуема.
– Вполовину меньше, чем ты.
– Ну хорошо. – Он еще раз глубоко вздохнул, как бы стряхивая грусть, придавившую их обоих. – У тебя, конечно, много вопросов, но я обещал тебе ужин. Говори, куда пойдем. Сегодня – никаких ограничений.
Кейт не хотелось идти в какое-нибудь шумное место Голливуда. Она ни с кем не хотела делить Слоуна. Больше всего ей хотелось показать ему, как сильно она его любит.
– Ты очень голоден? – спросила она.
– Не слишком. А что?
– Я бы лучше пошла домой. А попозже мы закажем ужин в китайском ресторане. – Она перегнулась через разделявшую их ручку и поцеловала его. – Но гораздо, гораздо позже.
Когда закончился долгий поцелуй, Слоун вставил ключ в замок зажигания.
– Я люблю китайскую еду.
Как только они вошли в ее спальню, Кейт кинулась к нему на шею. Ей отчаянно хотелось доказать Слоуну, как бесконечно она его любит. Особенно после того, как сегодня он доверился ей. И еще надо было доказать самой себе, что, несмотря на вчерашние трагические события, она жива и находится в безопасности.
Дрожащими руками она расстегнула ему рубашку, стянула ее с плеч, но забыла про пуговицы на рукавах. Слоуна не раз раздевали женщины, он знал, что они могут путаться в незнакомых застежках, но его чрезвычайно тронуло, как Кейт пытается с этим справиться. Наконец рубашка белой птицей полетела на пол. Ее ладони скользили по торсу, и Слоун закрыл глаза, ожидая, что сейчас они окажутся на джинсах, но, к его удивлению, Кейт опустилась на колени на плетеный коврик и стала расшнуровывать кроссовки.
Освободив его от обуви и носков, она медленно встала; она гладила его по груди, плечам, спине. И почему только Слоун раньше думал, что мужчины должны раздеваться сами? Что чем скорее, тем эффективнее?
Бережное раздевание наполняло его особым чувством. И хотя он твердил себе, что после того, как она настрадалась вчера, именно он должен бы доставлять ей удовольствие, он подчинялся этой сладкой пытке.
Наконец, когда сердце у него стало гулко стучать, Кейт сняла с него джинсы. А потом и белые плавки.
Обнаженный, пылающий, он потянулся к ней, но она, кажется, решила довести ритуал до пика. Отступив, она стала снимать с себя одежду медленно и соблазнительно, как стриптизерша в парижском «Фоли Бержер».
Он с восторгом смотрел, как она сняла через голову шелковую тунику, и его взгляду открылось нечто кружевное, совершенно обворожительное, непохожее на тот грубый топ, что был на ней в Мэне. Сквозь кружево просвечивали розовые соски в темном ореоле.
– Кажется, пора признать, что мне это очень, очень нравится, – выдавил он.
Она заманчиво улыбнулась.
– Я это купила, когда мы с Блайт ходили покупать ей свадебное платье. – Не спуская с него глаз, с улыбкой сирены на полных губах, она слегка прогнулась, чтобы расстегнуть застежку. На бесконечно долгое мгновенье она замерла, придерживая рукой топик, а потом дала ему упасть на пол поверх его рубашки, обнажив груди, которые Слоуну до смерти захотелось потрогать.
С улыбкой сирены она сняла туфли. Следующей была юбка. Шепот шелка, скользящего по гладкой коже, был самым влекущим звуком, который Слоуну доводилось слышать.
Она стояла перед ним в малюсеньких трусиках, и от этого ноги казались невероятно длинными. Она за руку отвела его к кровати и продолжила нежные пытки.
За несколько последних ночей Кейт хорошо изучила тело Слоуна и касалась его там, где это доставляло ему наибольшее наслаждение, так медленно и призывно, что он мучительно изгибался.
Она плавно соскользнула вниз, и когда ее руки и рот стали покрывать его ласками, Слоун не выдержал, рванулся к ней, прильнул к губам, вдыхая ее аромат.
Желание было сильным, как всегда, но без нетерпения. Слоун и не знал, что вожделение может быть так невыразимо сладко, а страсть так терпелива. Никогда еще он не осознавал свое тело так, как теперь, когда Кейт исследовала его медленно и вдумчиво.
Он принадлежит ей – настолько же, насколько он хочет, чтобы она принадлежала ему.
Прикосновение нежного рта к разгоряченному телу было как освежающий летний ветерок.
– Посмотри, – с трудом выговорил Слоун.
Кейт проследила за его взглядом: зеркало в золоченой раме в углу комнаты отражало сцену волнующую и прекрасную, которую она не забудет до конца своих дней.
Слоун больше не мог переносить интимных поцелуев влажных розовых губ. Он стянул с нее трусики, установил ее колени по обе стороны своих бедер. Глядя в зеркало, как движется ее тело, видя глаза, затуманенные страстью, и сбившиеся волосы, Слоун знал, что навсегда запомнит ее такой.
Он медленно вошел в нее, и они слились, мужчина и женщина, в древнем и прекрасном ритме.
Глава тринадцатая
За два дня до свадьбы Блайт поехала вместе с Кейт в аэропорт встречать Лили.
Они не виделись с подругой по колледжу три года. Глядя на поток пассажиров, Кейт сказала:
– Ты можешь себе представить, что последний раз мы встречались на свадьбе Лили?
– Кажется, это было вчера, – тихо сказала Блайт. Она хорошо помнила тот знаменательный день.
Лили, в колышущемся облаке шелка с ручной вышивкой бисером, что стоило больше, чем вся семейная ферма Пэджетов в Айове, казалась феей, сошедшей с золоченых страниц сказки.
– Держу пари, Лили считала, что это навеки, – сказала Кейт. В тот день Лили выглядела такой счастливой, такой влюбленной.
– Почему она нам ничего не говорила? – удивилась Блайт. – О том, что ее брак оказался неудачным.
Кейт пожала плечами.
– Убей, не знаю.
Всего несколько недель назад Кейт думала о трагической ошибке Лили как о лишнем доказательстве того, что нельзя никому отдавать свое сердце, в ответ получишь только боль. Но это было в прошлой жизни. До Слоуна.
– Грустно думать, что она все держала в секрете. Мы должны были быть рядом.
– Я должна была пристрелить его.
Дискуссию пришлось закончить, потому что появилась Лили, и все трое стали обниматься, целоваться и плакать.
Получили багаж, и Блайт повезла всех в «Венецию» – ресторанчик на берегу океана, где им подали жареных цыплят и пиццу с красным перцем. Конечно, в Лос-Анджелесе есть и более знаменитые места, где можно пообедать, но Блайт подумала об этом маленьком ресторанчике, который когда-то был местом сборищ их пестрой творческой общины.
– Чудесно, – с глубоким вздохом сказала Лили, когда они сели за столик на открытом воздухе.
– Ты, наверно, измучилась. – Блайт внимательно присмотрелась к подруге.
– Полет был очень долгим, – со слабой улыбкой согласилась Лили. Как же она не похожа на ту веселую, солнечную девушку, которую знали Кейт и Блайт! – И беби прыгал всю дорогу от Кеннеди до Лос-Анджелеса. – Она положила руки на округлившийся живот.
– Не верится, что ты беременна, – сказала Блайт. Ей ужасно хотелось потрогать живот, но она не решалась. – Наверно, удивительное чувство? – Но тут она вспомнила, что пришлось пережить Лили в последние месяцы, и виновато притушила всколыхнувшуюся зависть.
Лили улыбалась.
– Удивительное чувство. Но и утомительное.
Кейт поняла, что Блайт не ошиблась, заметив, что Лили очень угнетена.