— Что?! — ужасается она.
Разворачиваясь, она смотрит на меня.
— Не может быть.
— Может, — я поворачиваю ее обратно и тяну рубашку вниз.
— Здесь, — показываю я, снова трогая рисунок.
На этот раз, я заметил, как по ее шее побежали мурашки. Я следую глазами за крошечными бугорками, которые пробегают через плечо и прячутся под ее рубашку.
Я снова вспоминаю о татуировке, потому что ее пальцы теперь пытаются почувствовать то, что чувствую я. Я беру два из них и прижимаю к коже.
— Очертания деревьев, — уточняю я. — Прямо здесь.
— Деревья? — удивляется она, склонив голову на бок. — Почему деревья?
Она оборачивается:
— Я хочу увидеть это. Сфотографируй камерой телефона.
Я тяну вниз ее рубашку достаточно, чтоб она смогла увидеть всю татуировку, хотя она почти восемь сантиметров в ширину.
Убираю ее волосы вперед через плечо, но не ради фотографии, а потому что действительно хочу сделать это. Меняю положение ее руки так, что теперь она располагается впереди ее тела и натягивает кожу на плече.
— Сайлас, — ворчит она. — Просто сфотографируй. Это не художественный класс.
Я усмехаюсь, и задаюсь вопросом, всегда ли я такой — отказываюсь делать простой снимок, зная, что, приложив чуть больше усилий, можно сделать его исключительным.
Я достаю телефон и делаю снимок и смотрю на экран, любуясь, как хорошо получилась татуировка.
Она разворачивается, берет телефон у меня из рук, смотрит на картинку и вздыхает.
— Боже мой.
— Очень милое тату, — отзываюсь я.
Она протягивает мне назад трубку, закатывает глаза и снова шагает в направлении ресторана.
Она может закатывать глаза сколько угодно. То, как она отреагировала на мои пальцы, когда я касался ее шеи, ничего не изменит.
Я смотрю ей вслед, пока она идет к ресторану, и понимаю, что разгадал ее. Чем больше я ей нравлюсь, тем более закрытой она становится. Тем больше сарказма использует по отношению ко мне. Уязвимость заставляет ей чувствовать себя слабой, так что она притворяется еще сильнее, чем есть на самом деле. Думаю, старый Сайлас тоже знал об этом. Именно поэтому он любил ее, потому что ему нравилась игра, в которую они играли.
Видимо, мне тоже, потому я снова следую за ней.
Мы входим в двери ресторана и Чарли выпаливает:
— Столик на двоих, пожалуйста, — прежде, чем официантка успевает спросить.
Ну, по крайней мере, она сказала, пожалуйста.
— Прошу сюда, — кивает женщина.
В ресторане тихо и темно, резкий контраст по сравнению с шумом и неоновыми огнями Бурбон Стрит. Мы оба с облегчением вздыхаем, как только садимся. Официантка протягивает нам меню и принимает заказ напитков. Чарли постоянно касается рукой затылка, словно пытается почувствовать очертания татуировки.
— Как думаешь, что она обозначает? — интересуется она, глядя в меню.
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю. Может, тебе нравится лес? — я смотрю на нее. — Те сказки, о которых ты говорила. Действия каждой из них происходит в лесу? Возможно, человек, который должен поцеловать тебя, чтобы разрушить заклятие — лесоруб, живущий в лесу.
Ее глаза встречаются с моими, и могу сказать, что мои шутки ее раздражают. Или, может быть, она раздражается, потому что думает, что я смешной.
— Прекрати высмеивать меня, — отрезает она. — Мы проснулись без воспоминаний в одно и то же время, Сайлас. Нет ничего более абсурдного, чем это. Даже сказки о лесорубах.
Я невинно улыбаюсь и смотрю на свою руку.
— У меня мозоли, — объясняю я, поднимаю руку и показываю грубую кожу ладони. — Я мог быть твоим лесорубом.
Она снова закатывает глаза, но на этот раз смеется.
— Наверное эти мозоли, потому что ты слишком много дрочил.
Я поднимаю правую руку.
— Но они на обеих руках, а не только на левой.
— Хорошо владеешь обеими руками, — с невозмутимым видом предполагает она.
Мы оба ухмыляемся, когда перед нами ставят наши напитки.
— Готовы сделать заказ? — задает вопрос официантка.
Чарли быстро читает меню и говорит:
— Ненавижу то, что мы не можем вспомнить, что нам нравится, — она переводит взгляд на официантку.
— Я возьму жареный сыр, — объявляет она. — Это безвредно.
— Бургер и картошку фри, без майонеза, — делаю я заказ.
Мы вручаем ей обратно меню, и я сосредотачиваюсь на Чарли.
— Тебе еще нет восемнадцати. Как ты могла сделать татуировку?
— Бурбон Стрит, кажется, не придерживается правил, — отвечает она. — Наверное, у меня где-то припрятаны поддельные документы.
Я открываю поисковую систему в моем телефоне.
— Постараюсь выяснить, что это означает. Хорошая штука, этот Гугл.
Я провожу следующие несколько минут, выискивая всевозможные значения деревьев, лесов и прочих посадок. Когда мне кажется, что я что-то нашел, она отодвигает мой телефон в сторону и кладет его на стол.
— Вставай, — приказывает она, вставая. — Мы идем в уборную.
Она хватает меня за руку и тянет из-за стола.
— Вместе?
Она кивает:
— Да.
Я смотрю ей в затылок, в то время, как она уходит от меня, затем перевожу взгляд на пустой столик.
Что за…
— Ну, давай, — бросает она через плечо.
Я следую за ней по коридору, ведущему к туалету. Она открывает дверь в женский и заглядывает внутрь, затем высовывает голову.
— Здесь всего одна кабинка. Она пуста, — сообщает она, удерживая дверь открытой для меня.
Я останавливаюсь и смотрю на мужской туалет, который выглядит вполне достойно, так что я не знаю, почему она…
— Сайлас!
Она хватает меня за руку и затягивает в туалет. После того, как мы оказываемся внутри, я почти жду, что она обхватит руками мою шею и поцелует меня, потому что…
А зачем тогда вообще мы здесь?
— Сними рубашку.
Я смотрю на свою рубашку. После смотрю снова на нее.
— Мы что… собираемся сделать это?
Потому что я не так себе это представлял.
Она стонет и подается вперед, вытягивая подол моей рубашки. Я помогаю ей снять ее через голову, когда она говорит:
— Я хочу увидеть, есть ли у тебя какие-нибудь татуировки, тупица.
Я выдыхаю.
Я чувствую себя восемнадцатилетним подростком, которого только что продинамили. Думаю, я похож…
Она разворачивает меня, и, когда я оказываюсь лицом к зеркалу, слышу громкий выдох. Ее глаза фиксируются на спине. Мои мышцы напрягаются от ее прикосновений, когда она кончиками пальцев касается моей правой лопатки. Она очерчивает круг, радиусом в несколько сантиметров.
Я с силой закрываю глаза, и пытаюсь контролировать пульс. Я вдруг ощущаю себя пьянее, чем все люди на Бурбон Стрит, вместе взятые. Я хватаюсь за столешницу передо мной, потому что ее пальцы… на моей коже.
— Господи, — из меня вырывается стон, я опускаю голову к груди.
Сосредоточься, Сайлас.
— Что случилось? — спрашивает она, останавливая осмотр моей татуировки. — Тебе ведь не больно, да?
Я испускаю смешок, потому что ее руки на мне — противоположность боли.
— Нет, Чарли. Не больно.
Наши глаза встречаются в зеркале, она осматривает на меня в течение нескольких секунд. Когда то, что она делает со мной, наконец, обнаруживается, она отводит взгляд в сторону и убирает руку с моей спины. Ее щеки заливаются румянцем.
— Одень рубашку и иди ждать нашу еду, — распоряжается она. — Мне нужно пописать.
Я ослабляю хватку на столешнице, глубоко вдыхаю и натягиваю рубашку через голову.
По пути назад к нашему столу, я понимаю, что даже не спросил какая у меня татуировка.
Жемчужная нить, — говорит она, садясь за столик. — Черные жемчужины. В общей сложности около 15 сантиметров.
— Жемчужины?
Она кивает.
— Как… ожерелье?
Она снова кивает и делает глоток напитка.
— У тебя татуировка женского ожерелья на спине, Сайлас.
Теперь она улыбается.
— Прям в стиле лесоруба.
Она наслаждается этой ситуацией.
— Ну да, отлично. А у тебя на спине деревья. Тоже нечем похвастаться. Можно обзавестись термитами.
Она начинает громко смеяться, я вторю ей. Она перемещает соломку по кругу напитка и смотрит вниз на стакан.
— Зная меня…, - она останавливается. — Зная Чарли, она бы не сделала татуировку, если бы она для нее ничего не значила. Это должно было быть что-то, в чем она была уверена, что это никогда ей не надоест. Что-то, что она никогда не перестанет любить.
Два знакомых слова оказываются в ее предложении.
— Никогда-никогда, — шепчу я.
Она смотрит на меня, узнав эту фразу, которую мы повторяли друг другу на видео. Она наклоняет голову.
— Как думаешь, это как-то связано с тобой? С Сайласом?
Она качает головой, молчаливо не соглашаясь с моим предложением, а я начинаю копаться в своем телефоне.
— Чарли не была настолько глупа, — добавляет она. — Она не стала бы загонять чернила себе под кожу, если это связано с парнем. Кроме того, какое отношение имеют деревья к тебе?
Я нашел то, что искал и пытаюсь сохранить невозмутимое лицо, но не могу перестать улыбаться. Я знаю, что это самодовольная улыбка, и я, вероятно, не должен смотреть на нее с таким лицом, но ничего не могу с собой поделать. Я передаю ее телефон, она смотрит на экран и читает вслух.
— От греческого, имя означает деревья или лес, — она поднимает глаза. — Так это что, значение имени?
Я киваю. Все еще самодовольно улыбаясь.
— Прокрути вверх.
Она пальцем пролистывает вверх экрана и ее губы раскрываются в удивлении.
— Происходит от греческого слова «сайлас», — она сжимает губы, а ее челюсть напрягается.
Она протягивает мне обратно телефон и закрывает глаза. Ее голова медленно двигается то вперед, то назад.
— Она сделала татуировку со значением твоего имени?
Как и ожидалось, она притворяется разочарованной в себе.
Как и ожидалось, я торжествую.
— У тебя татуировка, — ухмыляюсь я, указывая пальцем в ее сторону. — Она на тебе. На твоей коже. Мое имя.