И, посмотрев на фото, ахает.
– О боже.
– Это красивое тату, – говорю я ей. Она возвращает мне телефон, закатывает глаза и снова направляется в сторону ресторана.
Чарли может закатывать глаза, сколько хочет, но это не меняет того, как она реагировала на прикосновение моих пальцев к ее затылку.
Я смотрю, как она идет к ресторану, и понимаю, что теперь я ее раскусил. Чем больше я ей нравлюсь, тем сильнее она закрывается. И тем больше сарказма она обрушивает на меня. Осознание своей уязвимости заставляет ее чувствовать себя слабой, поэтому она и притворяется более жесткой, чем она есть на самом деле. Думаю, прежний Сайлас знал это. Поэтому он и любил ее – по-видимому, ему нравилась эта игра, в которую они играли.
Эта игра нравится и мне, поскольку я следую за ней.
Мы заходим в ресторан, и прежде чем хостес успевает что-то спросить, Чарли говорит:
– Отдельную комнату для двоих, пожалуйста.
По крайней мере, она сказала «пожалуйста».
– Сюда, – приглашает нас женщина.
В ресторане тихо и темно, что резко контрастирует с шумом и неоновыми огнями Бурбон-стрит. Мы облегченно вздыхаем, как только усаживаемся. Официантка вручает нам меню и принимает от нас заказ на напитки. Чарли то и дело подносит руку к затылку, как будто может почувствовать контур татуировки.
– Как ты думаешь, что она значит? – спрашивает она, уставившись на меню.
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. Может быть, тебе нравится лес? – Я смотрю на нее. – Эти волшебные сказки, о которых ты говорила – действие в них происходило в лесу? Может, парень, который поцелуем должен разрушить злые чары, это крепкий лесоруб, живущий в лесу.
Она смотрит мне в глаза, и я вижу, что мои шутки раздражают ее. А может быть, она раздражена, поскольку считает меня смешным.
– Перестань насмехаться надо мной, – говорит она. – Мы очнулись без наших воспоминаний в одно и то же время, Сайлас. Ничто не может быть более абсурдным. Даже волшебные сказки про лесорубов.
Я невинно улыбаюсь и смотрю на свою ладонь.
– У меня есть мозоли, – говорю я и, подняв руку, показываю на огрубевшую кожу на моей ладони. – Я мог бы оказаться тем самым лесорубом.
Она опять закатывает глаза, но на этот раз смеется.
– Возможно, эти мозоли появились у тебя, потому что ты слишком часто дрочишь.
Я поднимаю свою правую руку.
– Но они у меня есть на обеих руках, а не только на левой.
– Просто ты одинаково хорошо владеешь обеими руками, – с каменным лицом шутит она.
Мы оба усмехаемся, и в этот момент перед нами ставят наши напитки.
– Вы готовы сделать заказ? – спрашивает официантка.
Чарли быстро просматривает меню.
– Мне тошно от того, что мы не помним, что нам нравится. Я возьму сырный тост, – отвечает она. – Это проверенный выбор.
– А мне гамбургер и картошку фри, без майонеза, – говорю я.
Мы возвращаем официантке меню, и я снова переключаю свое внимание на Чарли.
– Тебе же еще нет восемнадцати. Как же тебе сделали татуировку?
– Похоже, на Бурбон-стрит не очень-то придерживаются правил, – отвечает она. – Скорее всего, у меня где-то припрятано поддельное удостоверение личности.
Я открываю поисковую систему на моем телефоне.
– Попробуем выяснить, что означает твое тату. Я научился здорово управляться с этим самым Гуглом. – Следующие несколько минут я трачу на изучение всех возможных значений деревьев, групп деревьев и лесов. Но, когда мне начинает казаться, что я что-то обнаружил, она отбирает у меня телефон и кладет его на стол.
– Вставай, – командует она, поднявшись со своего места. – Мы идем в туалет. – Она хватает меня за руку и тянет за собой из кабинки.
– Вместе?
Она кивает.
– Да.
Я смотрю на ее затылок, когда она идет прочь, затем на нашу опустевшую кабинку. Какого чер…
– Быстрее, – бросает она через плечо.
Следую за ней в коридор, ведущий к туалетам. Она подходит к дамскому туалету, заглядывает в него, затем оборачивается ко мне.
– Он одноместный, и в нем никого нет, – говорит она и открывает передо мной дверь.
Я стою и смотрю на мужской туалет, с которым вроде бы все в порядке, так что я не понимаю, почему она…
– Сайлас! – Она хватает меня за руку и втаскивает внутрь. Когда мы оказываемся в дамском туалете, я вроде как ожидаю, что она обнимет меня за шею и поцелует, потому что… зачем еще мы можем находиться здесь вместе?
– Сними рубашку.
Я опускаю глаза на свою рубашку.
Потом опять смотрю на нее.
– Мы что… будем целоваться и ласкать друг друга? Потому что лично я представлял себе это не так.
Она тяжело вздыхает и вытягивает подол моей рубашки из джинсов. Я снимаю рубашку через голову, пока она говорит:
– Я хочу посмотреть, есть ли у тебя татуировки, тормоз.
Я сдуваюсь.
Чувствую себя как восемнадцатилетний парень, который возбудился, но получил от ворот поворот. Впрочем, так оно и есть…
Она поворачивает меня и, когда я оказываюсь лицом к зеркалу, ахает. Ее взгляд прикован к моей спине. Мои мышцы напрягаются, когда кончики ее пальцев касаются моей правой лопатки. Она чертит на моей коже круг диаметром в несколько дюймов. Я зажмуриваю глаза, стараясь замедлить бешеное биение пульса, и внезапно чувствую себя еще более хмельным, чем завсегдатаи Бурбон-стрит. Я изо всех сил сжимаю край столешницы передо мной, потому что ее пальцы… и моя кожа…
– Господи, – стону я, уронив голову. Соберись, Сайлас.
– Что с тобой? – спрашивает она, сделав паузу в своем изучении моей татуировки. – Тебе же не больно, да?
Я смеюсь, потому что прикосновение ее рук отнюдь не причиняет мне боль.
– Нет, Чарли, это не больно.
Наши взгляды встречаются в зеркале, и несколько секунд она пристально смотрит на меня. Когда до нее наконец доходит, что именно она делает со мной, она отводит глаза и убирает свою руку с моей спины. Ее щеки заливает краска.
– Надень рубашку и иди в зал, чтобы ждать наш заказ, – командует она. – А мне надо пописать.
Я отпускаю край столешницы и, сделав глубокий вдох, надеваю рубашку через голову. Возвращаюсь к нашему столику и вдруг осознаю, что я так и не спросил ее, что собой представляет моя татуировка.
– Это нитка жемчуга, – говорит она, зайдя в нашу кабинку. – Черного жемчуга. Ее длина примерно шесть дюймов.
– Жемчуга?
Она кивает.
– Это что… ожерелье?
Она опять кивает и отпивает глоток своего напитка.
– У тебя на спине есть тату, изображающее женское ожерелье, Сайлас. – Теперь она улыбается. – Совсем не похоже на то, что мог бы набить себе лесоруб.
Это явно доставляет ей удовольствие.
– Ну да, точно. А у тебя на спине изображены деревья. Тут нечем хвастаться. У тебя там могут завестись термиты.
Она смеется, и я тоже смеюсь. Она передвигает соломинку в своем напитке и опускает глаза на свой бокал.
– Насколько я понимаю себя… – она делает паузу. – Насколько я понимаю Чарли, она бы не стала набивать себе татуировку, если бы та что-то не значила для нее. Это должно было быть нечто такое, что, как она знала, не надоест ей никогда. Нечто такое, что она никогда не разлюбит.
В ее предложении я слышу два знакомых слова.
– Никогда-никогда, – шепчу я.
Она смотрит на меня, тоже узнав фразу, которую мы повторяли друг другу на том видео. И склоняет голову набок.
– Ты думаешь, это было как-то связано с тобой? С Сайласом?
Она качает головой, молчаливо отвергая мое предположение, но я все же начинаю листать свой телефон.
– Чарли не могла быть такой дурой, – добавляет она. – Она бы не стала набивать себе татуировку, как-то связанную с парнем. К тому же что общего может быть между деревьями и тобой?
Я нахожу именно то, что искал, и как бы я ни старался, не могу удержаться от улыбки. Я знаю, что это самодовольная улыбка и что мне, вероятно, не стоило бы смотреть на нее так, но я ничего не могу с собой поделать. Я протягиваю ей телефон, она смотрит на экран и читает вслух:
– От греческого слова, означающего лес или деревья. – Она поднимает глаза на меня. – Это значение какого-то имени?
Я киваю. Все с той же самодовольной улыбкой.
– Прокрути вверх.
Она прокручивает экран вверх и, приоткрыв губы, резко втягивает в себя воздух.
– Происходит от греческого слова – Сайлас. – Чарли закрывает рот и сжимает челюсть. Она возвращает мне телефон и закрывает глаза. Ее голова медленно подается то взад, то вперед. – Она набила себе татуировку, означающую твое имя?
Как и следовало ожидать, она делает вид, будто разочарована в себе. Как и следовало ожидать, я ощущаю себя триумфатором.
– У тебя есть татуировка, – говорю я ей, тыча в нее пальцем. – Она набита на твоей коже. И это мое имя. – Я по-прежнему ничего не могу поделать с этой дурацкой улыбкой на моем лице. Чарли снова закатывает глаза как раз в тот момент, когда перед нами ставят заказанные нами блюда.
Я отодвигаю свою тарелку и начинаю искать значение имени Чарли. И не нахожу ничего, близкого к слову «жемчуг». Несколько минут спустя она наконец вздыхает и говорит:
– Попробуй поискать на «Маргарет». Это мое второе имя.
Я ищу значение имени «Маргарет» и читаю вслух полученный мною результат:
– Маргарет, от греческого слова, означающего жемчужина.
И кладу телефон на стол. Не знаю, почему, но чувствую себя победителем, словно выиграл пари.
– Хорошо, что ты дал мне новое имя, – буднично говорит она.
Новое имя, щас.
Я пододвигаю к себе свою тарелку, беру ломтик картошки фри и тычу им в нее.
– Мы заклеймены, ты и я. Мы так любим друг друга, Чарли. Ты уже чувствуешь это? Я заставляю твое сердце трепетать?
– Это не наши татуировки, – возражает она.
Я качаю головой.
– Мы заклеймены, – повторяю я. И показываю указательным пальцем на ее плечо. – Вон там. Навсегда.