Почему двигатель моей машины не работает?
Я стираю конденсат с моего запотевшего окна ладонью, чтобы посмотреть наружу, но стена дождя так плотна, что я ничего не могу различить.
Где я?
Я поворачиваюсь и смотрю на заднее сиденье, но там никого нет.
Никого и ничего. Я снова поворачиваюсь лицом вперед.
Думай, думай, думай.
Куда я направлялся? Должно быть, я заснул.
Я не знаю, где нахожусь.
Я не знаю где я нахожусь. Я… я… я…
Кто я?
Мне кажется таким естественным думать, используя слово «я». Но все мои мысли пусты, лишены смысла, потому что слово «я» ни к кому не относится. Ни к имени, ни к лицу. Я… я… ничто.
Мое внимание переключается на звук двигателя, и я вижу рядом на дороге другую машину, которая замедляет ход. Когда она проезжает мимо, от ее колес на мое ветровое стекло плещет вода. Я различаю задние габаритные огни, когда машина замедляет ход еще больше и останавливается передо мной.
Фонари заднего хода.
Сердце колотится где-то в горле, на кончиках пальцев, в висках. На крыше остановившейся передо мной машины начинают мигать огни. Красный, синий, красный, синий. Кто-то выходит из нее. Я могу разобрать только силуэт, и он приближается. Я почти не двигаю шеей, глядя, как силуэт подходит к пассажирской двери моей машины, к ее окну.
Слышится стук.
Тук-тук-тук.
Я нажимаю на кнопку зажигания, чтобы включить стеклоподъемники – откуда мне известно, как это делать? И опускаю окно.
Это полицейский.
Помогите, хочу сказать я.
Я забыл, куда я направлялся, хочу сказать я.
– Сайлас?
От звука его голоса я вздрагиваю. Его голос громок. Он пытается перекричать шум дождя.
Сайлас. Что значит это слово? Может быть, он француз. Может быть, я во Франции и Сайлас – это какое-то приветствие. Может быть, в ответ мне тоже надо сказать Сайлас.
Полицейский откашливается и говорит:
– Твоя машина сломалась?
Нет, он не француз.
Я смотрю на приборную панель, открываю рот, чтобы произнести слово, но вместо этого делаю выдох, хотя до этого не отдавал себе отчета, что задерживаю дыхание. Выдох получается судорожным… неловким. Я снова перевожу взгляд на полицейского, стоящего у окна моей машины.
– Нет, – говорю я. Мой голос пугает меня, я его не узнаю.
Полицейский наклоняется и показывает на бумаги у меня на коленях.
– Что это у тебя тут? – спрашивает он. – Указания, как куда-то проехать? Ты что, заблудился?
Я смотрю на незнакомую мне стопку листков, лежащих на моих коленях. Я перекладываю их на пассажирское сиденье, желая убрать их с себя, и качаю головой.
– Я… э-э… я просто…
Меня перебивает звонок. Громкий звонок, звучащий внутри машины. Он доносится с пассажирского сиденья, и, отодвинув бумаги, я обнаруживаю под ними сотовый телефон. И смотрю на имя звонящего. Дженет.
Я не знаю никакую Дженет.
– Тут нельзя стоять на обочине. Тебе надо ехать, сынок, – говорит полицейский, сделав шаг назад. Я нажимаю кнопку на боковой части телефона, чтобы он замолчал. – Возвращайся в школу. Сегодня будет важный матч.
Важный матч. Школа.
Почему ни то, ни другое не кажется мне знакомым?
Я киваю.
– Дождь должен скоро прекратиться, – добавляет он. И стучит по крыше моей машины, будто делая мне знак тронуться с места. Я снова киваю и касаюсь кнопки включения стеклоподъемников. – Скажи своему отцу, чтобы сегодня вечером он приберег для меня одно место.
Я снова киваю. Мой отец.
Офицер смотрит на меня еще несколько секунд, и на его лице написано недоумение. Затем он наконец качает головой и идет обратно к своей машине.
Я перевожу взгляд на телефон. Когда я уже готовлюсь нажать на кнопку, он начинает звонить снова.
Дженет.
Кем бы ни была эта Дженет, она очень хочет, чтобы кто-то ответил ей с этого телефона. Я провожу пальцем по экрану и подношу его к моему уху.
– Алло?
– Ты нашел ее? – Я не узнаю голос в телефоне. И жду несколько секунд, надеясь, что меня все-таки осенит. – Сайлас? Алло?
Она только что повторила то же самое слово, которое произнес полицейский. Сайлас. Только в ее устах оно прозвучало как имя.
Мое имя?
– Что? – говорю я в телефон, совершенно сбитый с толку.
– Ты нашел ее? – В ее голосе слышится паника.
Нашел ли я ее? Кого я должен найти? Я поворачиваюсь и снова осматриваю заднее сиденье, хотя и знаю, что в машине больше никого нет. Я снова поворачиваюсь лицом вперед, не зная, как ответить на заданный мне вопрос.
– Нашел ли я ее? – переспрашиваю я. – Я… А ты нашла ее?
Дженет стонет.
– Зачем бы мне звонить тебе и спрашивать, если бы я нашла ее?
Я отнимаю телефон от уха и смотрю на него. Я в растерянности. Снова прижимаю его к уху.
– Нет, – отвечаю я. – Я ее не нашел.
Может быть, эта девушка или девочка моя младшая сестра? У нее очень юный голос. Она явно младше меня. Может быть, она потеряла свою собаку, и я искал ее? Может быть, меня занесло на мокрой дороге, и я ударился головой?
– Сайлас, это не похоже на нее, – говорит Дженет. – Она бы сообщила мне, если бы решила не ночевать дома или пропустить сегодня школу.
Понятно, значит, мы говорим не о собаке. И от того, что мы толкуем о человеке, который, похоже, пропал без вести, мне становится здорово не по себе, ведь сам я даже не знаю, кто я такой. Мне надо закончить этот разговор прежде, чем я скажу что-нибудь не то. Что-нибудь, что внушило бы ей подозрение.
– Дженет, мне надо ехать. Я продолжу поиски. – Я отключаюсь и кладу телефон на сиденье рядом со мной. Мое внимание привлекают бумаги, лежавшие у меня на коленях. Я протягиваю руку и беру их. Листки скреплены вместе степлером, и я открываю первую страницу. Это письмо, адресованное мне и какому-то парню по имени Чарли.
Чарли и Сайлас, если вы не знаете, почему читаете это, значит, вы все забыли.
Какого черта? Первое предложение совсем не такое, как я ожидал. Хотя я не знаю, что я ожидал прочесть.
Вы никого не узнаете, даже самих себя. Пожалуйста, не поддавайтесь панике и дочитайте это письмо до конца.
Вообще-то сейчас уже поздновато для того, чтобы не поддаваться панике.
Мы точно не знаем, что с нами случилось, но боимся, что если мы не напишем об этом, то это, возможно, произойдет снова. По крайней мере, записав все это на бумаге и оставив ее в нескольких местах, мы будем более готовы, если это и впрямь случится вновь.
На следующих страницах вы найдете всю информацию, которая нам известна. Возможно, она вам как-то поможет.
Чарли и Сайлас.
Я перелистываю страницу не сразу. Я роняю листки на колени и закрываю лицо руками. И тру его, тру. Смотрю в зеркало заднего вида и тут же отвожу взгляд, когда не узнаю глаз, которые глядят на меня из зеркала.
Этого не может быть.
Я зажмуриваю глаза и сжимаю пальцами переносицу. И жду, когда проснусь. Это сон, и мне надо проснуться.
Мимо проезжает машина, на мое ветровое стекло снова плещет вода. Я смотрю, как она стекает вниз и исчезает под капотом.
Нет, это не сон. Все это слишком живо, ярко, слишком детально, чтобы быть сном. Сновидения отрывочны, и действие в них не течет непрерывно, как это происходит сейчас.
Я снова беру листки и с каждым предложением чувствую, что читать мне становится все труднее и труднее. Мои руки трясутся все больше. Мои мысли несутся вскачь, когда я читаю следующую страницу. Я узнаю, что Сайлас это точно мое имя и что Чарли – это на самом деле имя девушки. Может, она и есть та девушка, которая пропала? Я продолжаю читать, хотя и не могу отбросить недоверие и просто принять то, что читаю. И не понимаю, почему я отказываюсь поверить в это, ведь все то, что я читаю, полностью согласуется с тем фактом, что у меня нет об этом никаких воспоминаний. Но если я отброшу недоверие, если поверю, то тем самым признаю, что это возможно. Что я только что потерял память четвертый раз подряд.
Мое дыхание прерывистое, как дождь, барабанящий по крыше моей машины. Я хватаюсь левой рукой за шею и стискиваю ее, читая последний абзац. Который я, похоже, написал всего около десяти минут назад.
Вчера вечером Чарли села в такси на Бурбон-стрит, и с тех пор ее никто не видел. Она не знает об этом письме. Найди ее. Это первое, что ты должен сделать. Пожалуйста.
Последние несколько слов в этом письме написаны почти неразборчивым почерком, как будто, когда я писал его, у меня уже почти не было времени. Я кладу письмо на сиденье, обдумывая все то, что только что узнал. Информация вертится в моей голове быстрее, чем мое сердце бьется в груди. Я чувствую, что у меня начинается то ли паническая атака, то ли нервный срыв. Я обеими руками сжимаю руль и глубоко дышу через нос. Не знаю, откуда мне известно, что это должно оказывать успокаивающий эффект. Поначалу это, кажется, не работает, но я сижу так несколько минут, думая обо всем том, что я только что узнал. Бурбон-стрит, Чарли, мой брат, Креветка, гадание по картам таро, татуировки, моя страсть к фотографии. Почему ничто из этого не кажется мне знакомым? Должно быть, это какая-то шутка. Должно быть, это относится к кому-то другому. Я не могу быть Сайласом. Если бы я был Сайласом, я бы чувствовал себя им. Я бы не ощущал эту полную отстраненность от того человека, которым я вроде бы должен быть.
Я снова беру свой телефон и открываю приложение камеры, подаюсь вперед и стягиваю с себя рубашку, так, что она оказывается у меня на голове. Затем завожу телефон за спину, делаю снимок, снова надеваю рубашку и смотрю на экран.
Жемчуг.
Моя татуировка и впрямь изображает нитку черного жемчуга, как и сказано в письме.