Никогда не переставай хотеть, чтобы я снова обнял тебя так, как наконец сумел обнять вчера вечером.
Никогда не забывай, что поцелуй со мной был твоим первым настоящим поцелуем. И что для меня твой поцелуй станет последним.
И между всем этим никогда не переставай любить меня.
Никогда не переставай, Чарли.
Никогда не забывай.
Я не знаю, как долго я смотрю на это письмо. Достаточно долго, чтобы ощутить смятение чувств. И почувствовать, что, хотя я совсем не знаю эту девушку, я почему-то верю каждому слову этого письма. И, быть может, даже что-то чувствую к ней. Мой пульс начинает частить, потому что за последний час я сделал все, что, как мне кажется, мог сделать, чтобы найти ее, и сейчас испытываю неодолимую потребность увериться в том, что с ней все хорошо.
Я беспокоюсь о ней.
Я должен найти ее.
Я беру еще одно письмо, ища подсказки, когда мой телефон звонит. Я отвечаю, даже не посмотрев, кто мне звонит. Нет смысла разделять мои звонки на желательные и нежелательные, раз я вообще не знаю тех, кто мне звонит.
– Алло?
– Ты же понимаешь, что сегодня играется один из самых важных матчей в твоей карьере игрока в американский футбол, не так ли? Почему же ты, черт возьми, не в школе?
В этом голосе звучат угроза и гнев.
Должно быть, это мой отец.
Я отнимаю телефон от уха и смотрю на него. Я понятия не имею, что сказать. Мне нужно прочесть больше этих писем прежде, чем я пойму, как Сайлас обычно отвечает на требования своего отца. Мне нужно выяснить побольше об этих людях, которые, похоже, знают обо мне все.
– Алло? – повторяю я.
– Сайлас, я не понимаю, что на тебя нашло…
– Я вас не слышу, – отвечаю я, повысив голос. – Алло?
Прежде чем он успевает заговорить снова, я отключаюсь и роняю телефон на кровать. Затем беру все письма и дневники, которые вмещаются в рюкзак, и выбегаю из дома, потому что мне не следует находиться здесь. Сюда может явиться кто-то, с кем я еще не готов общаться.
Например, мой отец.
17
Чарли
Где я?
Это первый вопрос. Затем возникает второй: Кто я?
Я мотаю головой, как будто это может как-то заставить мой мозг функционировать нормально. Обычно, проснувшись, люди знают, кто они такие… разве не так? У меня ноет сердце, потому что оно бьется так быстро. Мне страшно сесть, я боюсь того, что увижу, когда сяду.
Я в полном недоумении… я не в себе и поэтому начинаю плакать. Странно и жутко не знать, кто ты такая, и в то же время понимать, что ты не из тех, кто плачет по каждому поводу. Я так злюсь на себя за то, что расплакалась, что резко вытираю рукой слезы и сажусь, так сильно ударившись головой о металлическую спинку кровати, что, вздрогнув, потираю свой затылок.
Я здесь одна. Это хорошо.
Я не знаю, как объяснить, что я понятия не имею, кто я. Я нахожусь на кровати в какой-то комнате. Я не понимаю, в какой, потому что здесь темно. На потолке мигает лампочка, воспроизводя что-то вроде азбуки Морзе. Свет слишком тусклый, чтобы по-настоящему осветить эту тесную комнату, но я вижу, что пол здесь выложен блестящими белыми плитками, стены тоже выкрашены белым, и к одной из них прикреплен маленький телевизор.
В комнате есть дверь. Я встаю, чтобы добраться до нее, но ощущаю в животе какую-то тяжесть, ставя одну ногу перед другой. Она окажется заперта, она окажется заперта…
Так оно и есть. Она заперта.
Меня охватывает паника, но я заставляю себя успокоиться, приказав себе глубоко дышать. Я дрожу, прислонясь спиной к двери и глядя вниз, на свое тело. На мне надеты больничная рубашка и носки. Я провожу ладонями по своим ногам, чтобы проверить, насколько они волосаты – оказывается, что не очень. Значит, недавно я их побрила? У меня черные волосы. Я смотрю на прядь, чтобы определить их цвет. Я даже не знаю, как меня зовут. Это бред, сумасшествие. Может быть, я сошла с ума. Да. О господи. Я нахожусь в лечебнице для душевнобольных. Это единственное, что все это объясняет. Я поворачиваюсь и колочу по двери.
– Эй? Эй?
Я прижимаю ухо к двери и прислушиваюсь. Слышно какое-то тихое гудение. Генератор? Кондиционер? В любом случае, какая-то машина. У меня холодеет кровь.
Я подбегаю обратно к кровати и забиваюсь в ее угол, так, чтобы видеть дверь. И подтягиваю колени к груди, тяжело дыша. Мне страшно, но я могу только ждать.
18
Сайлас
Лямка рюкзака врезается в плечо, пока я проталкиваюсь сквозь толпу учеников в коридоре. Я делаю вид, будто знаю, что делаю – куда иду, – но на самом деле я не знаю ничего. У меня такое чувство, будто я явился в эту школу впервые. Я впервые вижу лица всех этих людей. Они улыбаются мне, приветственно кивают, и я отвечаю тем же, как могу.
Я смотрю на номера шкафчиков, идя по коридорам, пока не обнаруживаю свой. Согласно моим записям, я побывал здесь сегодня утром и обыскал свой шкафчик. Стало быть, я ничего здесь не нашел и наверняка ничего не найду и теперь.
Когда я наконец подхожу к своему шкафчику, во мне вновь возрождается надежда. Думаю, часть меня все-таки рассчитывала, что я увижу здесь Чарли, что она будет стоять здесь, смеясь над своим гениальным розыгрышем. Что вся эта хрень закончится.
Но мне не повезло, это очевидно.
Первым делом я набираю комбинацию шифра замка шкафчика Чарли и открываю его в попытке найти что-то, что мы пропустили. Пока я роюсь в ее шкафчике, кто-то подходит ко мне сзади, я это слышу. Мне не хочется поворачиваться и общаться с кем-то, кто мне незнаком, так что я делаю вид, будто не замечаю, что кто-то стоит за моей спиной, в надежде на то, что этот кто-то просто уйдет.
– Что ты ищешь?
Этот вопрос задала девушка. Поскольку я понятия не имею, как звучит голос Чарли, я поворачиваюсь, надеясь, что это она. Но вместо этого вижу какую-то другую девушку. Судя по ее виду, это Анника – она подходит под описание, которое Чарли оставила в письме, когда описывала наших друзей.
Большие глаза, темные вьющиеся волосы, скучающий вид.
– Да так, кое-что, – бормочу я, опять повернувшись к шкафчику Чарли. Я не нахожу в нем никаких подсказок, поэтому закрываю шкафчик и начинаю набирать комбинацию шифра моего собственного замка.
– Эми сказала, что Чарли не было дома сегодня утром, когда она заехала за ней. Дженет не знала, где она, – говорит Анника. – Где она?
Я пожимаю плечами и открываю свой шкафчик, пытаясь скрыть, что я считываю комбинацию шифра замка с листка бумаги в руке.
– Не знаю. Я не имел от нее никаких вестей.
Анника молча стоит за мной, пока я не заканчиваю осматривать свой шкафчик. В моем кармане продолжает звонить мой телефон. Мне опять звонит мой отец.
– Сайлас! – вопит кто-то, проходя мимо.
Я поднимаю глаза и вижу копию самого себя, только моложе и имеющего менее напряженный вид. Лэндон.
– Папа хочет, чтобы ты позвонил ему! – кричит он, пятясь.
Я поднимаю свой телефон экраном к нему, чтобы он знал, что я уже и так это знаю. Он, смеясь, качает головой и исчезает из виду в конце коридора. Мне хочется крикнуть ему, чтобы он вернулся. Мне надо задать ему столько вопросов, но я знаю, как бредово это бы прозвучало.
Я нажимаю на кнопку, чтобы отклонить звонок, и снова кладу свой телефон в карман. Анника все еще стоит рядом, и я понятия не имею, как избавиться от нее. Похоже, у прежнего Сайласа были проблемы с сохранением верности одной девушке, так что я надеюсь, что Анника не была одной из тех, с кем я имел связь.
Прежняя моя ипостась однозначно создает сложности для теперешнего меня.
Начав говорить, что мне надо идти на мой последний урок, я замечаю за ней другую девушку – и встречаюсь с ней взглядом, после чего она быстро отводит глаза. Судя по тому, как поспешно она крадется прочь, должно быть, это и есть та девушка, которую Чарли в нашем письме называла Креветкой. Потому что она и впрямь напоминает креветку – розовая кожа, светлые волосы и темные глаза-бусинки.
– Эй! – кричу я.
Она продолжает двигаться в противоположном направлении.
Я огибаю Аннику и бросаюсь за этой девицей.
– Эй, – кричу опять, но она только ускоряет шаг, не оборачиваясь на меня. Жаль, что я не знаю, как ее зовут. Вероятно, она бы остановилась, если бы я позвал ее по имени. Но я уверен, что если я закричу: «Эй, Креветка!», это точно не настроит ее в мою пользу.
Некрасивое прозвище. Подростки бывают так жестоки. Мне неловко, что я один из них.
Прежде чем она успевает положить руку на ручку двери класса, я преграждаю ей путь, встав спиной к двери. Она быстро делает шаг назад, удивленная тем, что я удостоил ее вниманием. Она прижимает свои учебники к груди, оглядываясь по сторонам, но мы находимся в самом конце коридора и вокруг нас никого нет.
– Что… что тебе надо? – шепчет она.
– Ты видела Чарли? – Кажется, этот вопрос удивляет ее еще больше, чем тот факт, что я заговорил с ней. Она тут же делает еще один шаг назад.
– О чем ты? – спрашивает она. – Она же не ищет меня?
В ее голосе слышится страх. Почему она боится Чарли?
– Послушай, – говорю я, оглядев коридор, чтобы удостовериться, что мы здесь одни. Я снова перевожу взгляд на нее и вижу, что она затаила дыхание. – Мне нужно от тебя кое-что, но я не хочу говорить об этом здесь. Ты можешь встретиться со мной после уроков?
У нее опять делается удивленное лицо, и она тут же качает головой. Интересно, почему ей так не хочется иметь дело с Чарли или со мной? Либо она что-то знает и скрывает это, либо ей что-то известно, но она понятия не имеет, что это может мне помочь.
– Всего на несколько минут, хорошо? – спрашиваю я. Она опять качает головой, и тут я вижу, что к нам кто-то идет. Я обрываю наш разговор и не даю ей возможности опять сказать нет. – Подойди к моему шкафчику после этого урока. Мне надо задать тебе пару вопросов, – говорю я и иду прочь.