этой дорожке. Наверное, поэтому я и нахожусь здесь.
– Где я? – спрашиваю я. В стаканчике три таблетки: одна белая, одна синяя и одна коричневая.
Она склоняет голову набок, протягивая мне пластиковый стаканчик с водой.
– Ты находишься в лечебнице Святого Варфоломея. Разве не помнишь?
Я уставляюсь на нее. Я что, должна это помнить? Если я начну задавать ей вопросы, она может подумать, что я сошла с ума, и по всей видимости, так оно и есть. Я не хочу усугублять свое положение, но… Она вздыхает.
– Послушай, я очень стараюсь помочь тебе, девочка. Но на этот раз ты должна вести себя лучше. Мы не можем допустить новых инцидентов.
Я девочка. Я становлюсь причиной инцидентов. Должно быть, поэтому я и заперта здесь.
Я опрокидываю стаканчик в свой рот и чувствую таблетки на языке. Она дает мне воду, и я выпиваю ее. Мне хочется пить.
– Ешь, – говорит она и хлопает в ладоши.
Я беру поднос. Я очень голодна.
– Ты хочешь посмотреть телевизор?
Я киваю. Она очень милая. И мне очень хочется посмотреть телевизор. Она достает из кармана пульт дистанционного управления и включает его. Это сериал про какую-то семью. Они сидят за столом и ужинают. А где моя семья?
Мне снова хочется спать.
20
Сайлас
Удивительно, сколько всего можно узнать, если просто помалкивать. Оказывается, Аврил и Брайан брат и сестра.
Аврил замужем, однако я каким-то образом сумел уговорить ее завести со мной интрижку. И оказывается, что этот наш роман начался совсем недавно, чего я не ожидал. Странно также, что я стал искать утешения именно у нее, зная, что Чарли сошлась с Брайаном.
Судя по тому, что я узнал о Сайласе – обо мне, – я никак не мог хотеть иметь отношения ни с кем, кроме Чарли.
Месть? Может, я просто использовал Аврил, чтобы получать информацию о Чарли и Брайане?
Я провожу следующие десять минут, обдумывая то, что я узнал, бродя по кампусу школы в поисках спортивного отделения. Все здесь кажется мне одинаковым: лица, здания, дурацкие мотивационные постеры. В конце концов я сдаюсь и захожу в пустой класс. И, сев у задней стены, расстегиваю молнию на рюкзаке, заполненном моим прошлым. Я достаю дневники и несколько писем и раскладываю их в хронологическом порядке. Большинство писем – это письма Чарли от меня самого и письма Чарли мне, но некоторые были написаны ей ее отцом из тюрьмы. Это вызывает у меня грусть. Есть еще несколько писем от разных людей – надо думать, от ее друзей и подруг. Их послания раздражают меня, они полны дурацкой подростковой неуверенности в себе и написаны с орфографическими ошибками. Я раздраженно отбрасываю их в сторону. Мне кажется, то, что происходит с нами, не имеет отношения к кому-то еще.
Я беру одно из писем, которые Чарли написал ее отец, и читаю его первым.
Милый мой Орешек! Ты же помнишь, почему я называю тебя так, верно? Ты была такой маленькой, когда родилась. Прежде я никогда не держал на руках младенца, и я помню, как сказал тогда твоей маме:
– Она такая крошечная, прямо как земляной орех!
Я скучаю по тебе, моя малышка. Я знаю, как тебе это, должно быть, тяжело. Будь сильной ради твоей сестры и ради твоей мамы. Они не такие, как мы с тобой, и им будет нужно, чтобы ты какое-то время решала все за них. Пока я не вернусь. Поверь мне, я очень стараюсь вернуться домой, к вам. А пока что я много читаю. Я прочел даже ту книгу, которая так нравилась тебе. Ту, на обложке которой нарисовано яблоко. Надо же! Этот Эдвард… как ты его охарактеризовала… мечтатель, да?
Но я хотел поговорить с тобой о важных вещах. Так что, пожалуйста, послушай меня. Конечно, ты знаешь Сайласа очень давно. Он хороший парень. Я не виню его за то, что сделал его отец. Но тебе надо держаться подальше от этой семьи. Шарлиз, я им не доверяю. Мне бы хотелось иметь возможность все тебе объяснить, и когда-нибудь я так и сделаю. Но пожалуйста, держись подальше от Нэшей. Сайлас просто пешка в игре его отца. Я боюсь, что они используют тебя, чтобы добраться до меня. Пообещай мне, Шарлиз, что ты будешь избегать их. Я сказал твоей маме использовать деньги, которые лежат на другом счете, чтобы прожить какое-то время. Если это будет необходимо, продай ее кольца. Она не захочет их продавать, но сделай это все равно.
Я люблю тебя,
Я перечитываю это письмо дважды, чтобы точно ничего не пропустить. Что бы ни произошло между моим отцом и ее отцом, это было серьезно. Ее отец сейчас в тюрьме и, судя по тому, что он написал в этом письме, считает, что приговор, вынесенный ему, был несправедлив. Это наводит меня на мысль о том, не лежит ли вина на самом деле на моем отце.
Я откладываю это письмо, чтобы оно лежало отдельно. Если я сложу все письма, имеющие какое-то значение, в отдельную пачку, то, если мы с Чарли опять потеряем память, нам не придется зря терять время, читая письма, от которых нет никакой пользы.
Я открываю еще одно письмо, выглядящее так, будто его перечитывали сотню раз.
Дорогая моя малышка Чарли! Ты делаешься такой сердитой, когда голодна. Ты словно становишься другим человеком. Ты не могла бы держать в своей сумочке батончики с мюсли или что-то еще в этом роде? Просто я беспокоюсь из-за того, достоин ли я называться настоящим мужчиной. Ребята начинают болтать, что я у тебя под каблуком. И я понимаю, как это выглядит со стороны. Вчера я побежал, как ошпаренный, чтобы принести тебе бумажное ведерко жареной курятины, и в результате пропустил самую лучшую часть игры, пропустил самую великолепную волевую победу в истории американского футбола. И все из-за того, что я боюсь – ведь я так люблю тебя. Может, я и правда у тебя под каблуком. Ты выглядела такой сексуальной, когда твое лицо было перемазано куриным жиром. И тогда, когда ты разрывала мясо зубами, как дикарка. Господи, как я хочу жениться на тебе.
Никогда-никогда,
Я чувствую, как мое лицо начинает расплываться в улыбке, но тут же кладу этому конец. Раз эта девушка находится сейчас бог знает где и понятия не имеет, ни кто она, ни куда ее занесло, у меня нет повода для улыбок. Я беру еще одно письмо, желая на сей раз прочитать что-то из того, что она писала мне.
Дорогой мой малыш Сайлас. Это был самый лучший концерт в моей жизни. Ты круче Гарри Стайлза, особенно когда двигаешь плечами и делаешь вид, будто куришь сигару. Спасибо, что ты заперся вместе со мной в кладовке и сдержал свое обещание. Мне ОЧЕНЬ понравилось в этой кладовке. Надеюсь, что нам когда-нибудь удастся повторить это в нашем доме. Просто пойти в кладовку и заняться любовью, пока у наших детей тихий час. Но только при условии, что мы возьмем туда с собой что-нибудь для перекуса, потому что… мне захочется есть. Кстати, о еде, мне надо идти, потому что детишки, за которыми я присматриваю, сейчас спускают банку маринованных овощей в туалет. Это ж надо! Возможно, вместо детей нам с тобой лучше просто завести собаку.
Никогда-никогда,
Она нравится мне. Я даже нравлюсь сам себе из-за того, что мы с ней вместе.
Тупая боль начинает разливаться по моей груди, и я тру ее, глядя на этот почерк. Он мне знаком.
Это грусть. Я помню, каково это, когда мне бывало грустно.
Я читаю еще одно письмо от меня к ней, надеясь лучше понять, что я собой представляю.
Малышка Чарли, сегодня мне не хватало тебя так, как никогда прежде. Это был тяжелый день. Собственно говоря, все это лето было тяжелым. Из-за предстоящего суда и запрета видеться с тобой это самый худший год в моей жизни.
И подумать только, ведь начался он так хорошо.
Ты помнишь ту ночь, когда я тайком забрался в твое окно? Я помню ее очень ясно, но это, вероятно, из-за того, потому что эта ночь по-прежнему записана у меня на видео, и я смотрю его каждый вечер. Но я знаю – независимо от того, есть у меня это видео или нет, – я бы все равно помнил все это, помнил бы каждую деталь. Тогда мы впервые провели ночь вместе как влюбленная пара, хотя, по правде говоря, мне и не полагалось спать тогда с тобой.
Но, когда я проснулся и увидел, как солнечный свет льется через окно на твое лицо, все это показалось мне сном. Как будто девушка, которую я держал в своих объятиях последние шесть часов, была чем-то нереальным. Потому что жизнь не может быть такой совершенной и беззаботной, какой она была тогда.
Я знаю, иногда ты наезжаешь на меня из-за того, как мне дорога та ночь, но думаю, это потому, что я никогда не рассказывал тебе, почему она так мне дорога.
После того, как ты заснула, я передвинул эту видеокамеру к нам поближе. Я обхватил тебя руками и слушал твое дыхание, пока не заснул.
Иногда, когда мне бывает трудно уснуть, я включаю это видео.
Я знаю, это странно, но именно это ты и любишь во мне. Ты любишь во мне то, как сильно я люблю тебя. Потому что да, я люблю тебя слишком сильно. Люблю такой любовью, какой не заслуживает никто на свете. Но я ничего не могу с этим поделать. Ты заставляешь меня любить тебя до безумия.
Когда-нибудь весь этот ужас закончится. Наши семьи забудут, сколько боли они причинили друг другу. Они увидят, какие узы соединяют нас с тобой, и им придется это принять.
А до тех пор никогда не теряй надежду. Никогда не переставай любить меня. Никогда не забывай.
Никогда-никогда,
Я зажмуриваю глаза и делаю медленный выдох. Как это возможно – чувствовать, что тебе недостает кого-то, кого ты не помнишь?
Я откладываю письма в сторону и начинаю просматривать дневники Чарли. Мне надо найти ту их часть, где описывается, что произошло с нашими отцами. Кажется, это стало катализатором, изменившим наши отношения. Я беру один из ее дневников и открываю первую попавшуюся страницу.