Она пытается схватить меня, но я выскальзываю из ее хватки. И подбираю острый осколок фарфора. Разве в психиатрических лечебницах пациентам дают фарфоровые тарелки? Это же прямой путь к катастрофе. Я сжимаю в руке осколок и делаю шаг к ней.
– Скажи мне, что происходит.
Она не двигается. И вид у нее совершенно спокойный.
Должно быть, в эту секунду кто-то открывает дверь за моей спиной, потому что в следующее мгновение я чувствую укол в шею и падаю на пол.
25
Сайлас
Я останавливаю машину на обочине и сжимаю руль, пытаясь успокоиться.
Все исчезло. И я понятия не имею, кто это забрал. Возможно, в этот момент кто-то читает наши письма. Они прочтут все, что мы написали сами себе, и в зависимости от того, кто украл у меня эти записи, вероятно, сочтут, что я сошел с ума.
Я беру чистый лист бумаги, который нахожу на заднем сиденье, и начинаю записывать все, что могу вспомнить. Я зол, потому что мне не удается припомнить даже малую часть из того, что было записано в нашем письме самим себе, оставшемся в том рюкзаке. Ни наших адресов, ни шифров замков наших школьных шкафчиков, ни дат наших рождений, ни имен наших друзей и членов наших семей – я не могу вспомнить ничего из этого. И я записываю то немногое, что помню. Я не могу допустить, чтобы это помешало мне найти ее.
Я понятия не имею, куда мне надо ехать теперь. Я мог бы снова посетить то заведение, где нам гадали по картам таро, и узнать, не возвращалась ли она туда. Я мог бы попытаться отыскать адрес дома, находящегося за воротами, изображенными на фотографии, что висит в ее спальне. Должно быть, он как-то связан с тем заведением, где гадают по картам таро, поскольку там висело такое же фото.
Я мог бы съездить в тюрьму, где сидит отец Чарли, чтобы выяснить, что известно ему.
Нет, думаю, тюрьма – это не то место, куда мне надо отправляться сейчас.
Я беру свой телефон и начинаю листать фотографии в нем, просматривать те из них, которые относятся к минувшему вечеру. К вечеру, который я совершенно не помню. Тут есть фотографии меня и Чарли, фотографии наших татуировок, фотографии церкви, фотографии уличного музыканта.
На последнем из этих снимков Чарли стоит рядом с такси. Судя по всему, я сделал его, стоя на другой стороне улицы, когда она готовилась сесть в это такси.
Должно быть, тогда я и видел ее в последний раз. В моих записях говорилось, что она села в такси на Бурбон-стрит.
Я увеличиваю изображение, и мое горло сжимает волнение. На фото виден расположенный спереди номер такси, а на его боку указан номер телефона.
Почему я не подумал об этом раньше?
Я записываю номер такси и номер телефона и набираю его. Кажется, я наконец-то сдвинулся с мертвой точки.
Сначала в таксопарке мне отказались давать информацию, но в конце концов я убедил оператора, что я детектив и мне надо расспросить водителя этого такси, поскольку он может что-то знать о пропавшем человеке. Что ж, это ложь только наполовину. Чувак, говоривший со мной по телефону, сказал, что ему надо навести справки и он мне перезвонит. И прошло тридцать минут, прежде чем мой телефон зазвонил опять.
На сей раз я смог поговорить с водителем того самого такси. Он сообщил, что девушка, подходящая под описание Чарли, остановила его такси вчера вечером, но прежде, чем он успел куда-то ее повезти, сказала, что ей ничего не нужно, закрыла дверь и ушла.
Стало быть, она просто… ушла?
Но почему? Почему она так поступила? Почему не догнала меня? Она же знала, что я, скорее всего, нахожусь рядом, за ближайшим углом.
Должно быть, у нее была какая-то цель. Я ничего не помню о ней, но, судя по тому, что прочел, что бы она ни делала, у нее всегда есть ясная цель. Но что же за цель могла быть у нее на Бурбон-стрит в этот вечерний час?
Единственное, что приходит мне в голову, это заведение, где гадают по картам таро, и закусочная «Электрическая дробилка». Но в моих записках говорилось, что Чарли не вернулась в закусочную, так сказала некая Эми. Может, она отправилась на свидание к Брайану. При этой мысли я ощущаю укол ревности, но я почти уверен, что она бы этого не сделала.
Значит, надо нанести визит туда, где гадают по картам таро.
Я гуглю эти заведения на моем телефоне, потому что не могу вспомнить название того из них, которое значилось в моих записях. Я отмечаю два адреса во Французском квартале и ввожу соответствующие координаты в свой GPS.
Зайдя в первое из этих заведений, я сразу же понимаю, что именно оно и было описано в моих заметках. Именно сюда мы зашли вчера вечером.
Вчера вечером. Господи. Почему я не могу вспомнить того, что произошло всего лишь один день назад?
Я прохожу по каждому из проходов, всматриваясь во все, что меня окружает, хотя я и не знаю, что именно ищу. Дойдя до следующего прохода, я узнаю фотографию, висящую на стене. Снимок ворот.
Он висит здесь для украшения, а не для продажи. Я встаю на цыпочки и тянусь к нему, пока мои пальцы не касаются его рамки, и снимаю его со стены, чтобы разглядеть получше. Ворота высоки, за ними на заднем плане виднеется дом, но виднеется смутно. На одной из массивных колонн ворот видно название этого дома. Jamais Jamais.
– Я могу вам чем-то помочь?
Я поднимаю взгляд на мужчину, возвышающегося надо мной, что весьма впечатляет. Мой рост, зафиксированный в моих водительских правах, составляет шесть футов один дюйм, так что в этом малом должно быть где-то шесть футов пять дюймов.
Я показываю на фотографию, которую держу в руках.
– Вы знаете, что изображено на этом снимке?
Мужчина выхватывает его у меня из рук.
– Ты это серьезно? – Он явно возбужден. – Я не знал, что это такое, когда твоя девушка спросила меня об этом вчера вечером, и сегодня вечером я тоже этого не знаю. Это просто чертова фотография. – Он вешает ее обратно на стену.
– Не трогай ничего, если это не выставлено на продажу и ты не собираешься это приобрести. – Он идет прочь, так что я следую за ним.
– Подождите, – говорю я, делая два шага на один его шаг. – Моя девушка?
Он продолжает, не останавливаясь, идти к кассе.
– Твоя девушка. Сестра, кузина. Как скажешь.
– Моя девушка, – уточняю я, хотя и не понимаю, зачем. Ему явно плевать. – Она не возвращалась сюда вчера вечером? После того, как мы с ней ушли?
Он встает за кассу.
– Мы закрылись сразу после того, как вы двое ушли. – Он смотрит на меня и выгибает бровь. – Ты будешь что-то покупать или так и собираешься ходить за мной весь остаток этого вечера, задавая глупые вопросы?
Я сглатываю. Глядя на него, я чувствую себя еще моложе, чем я есть, ощущаю себя незрелым. Он являет собой образец мужчины, и кость в его брови заставляет меня чувствовать себя испуганным ребенком.
Возьми себя в руки, Сайлас. Ты же не слабак.
– У меня есть еще один глупый вопрос.
Он начинает выбивать чек покупателю. Он не отвечает, и я продолжаю:
– Что значит Jamais Jamais?
Он даже не смотрит на меня.
– Это значит «Никогда-никогда», – произносит кто-то за моей спиной.
Я сразу же поворачиваюсь, но мои ноги вдруг словно наливаются свинцом. Никогда-никогда?
Это не может быть совпадением. Мы с Чарли то и дело повторяли эти слова в наших письмах.
Я гляжу на женщину, которой принадлежит этот голос и которая пристально и серьезно смотрит на меня, вздернув подбородок. Ее волосы стянуты назад. Они темные с проседью. Она облачена в какое-то свободное одеяние, доходящее до пола. Я даже не уверен, что это платье. Скорее, это выглядит как нечто, изготовленное из простыни с помощью швейной машинки.
Должно быть, она и есть гадалка по картам таро. Она хорошо играет эту роль.
– Где находится этот дом? Тот, что изображен на фото, висящем у вас на стене? – спрашиваю я, показав на фотографию. Она поворачивается и пристально смотрит на снимок несколько долгих секунд. Не глядя на меня, она манит меня пальцем, показывая, чтобы я следовал за ней, и направляется в заднюю часть магазина.
Я нехотя иду за ней. Прежде чем мы проходим через занавес из бус в виде черепов, мой телефон начинает вибрировать в кармане джинсов. Он дребезжит, ударяясь о ключи, и женщина оглядывается и смотрит на меня.
– Выключи его.
Я смотрю на экран, чтобы проверить, не мой ли это отец опять пытается связаться со мной. И включаю беззвучный режим.
– Я здесь не для гадания, – уточняю я. – Я просто ищу одного человека.
– Девушку? – спрашивает она, усевшись за маленький столик, стоящий в центре комнаты. И делает мне знак садиться, но я остаюсь стоять.
– Да. Мы были здесь вчера вечером.
Она кивает и начинает тасовать колоду карт.
– Я помню, – говорит она, и ее губы трогает чуть заметная ухмылка. Я смотрю, как она разделяет свои карты на стопки. Она поднимает голову, и ее лицо снова делается бесстрастным. – Но из нас двоих это можно сказать только обо мне.
От ее слов по моим рукам начинают бегать мурашки. Я делаю два быстрых шага вперед и хватаюсь за спинку свободного стула.
– Откуда вам это известно? – вырывается у меня.
Она снова показывает на стул. На этот раз я сажусь. Я ожидаю, что она что-то скажет, сообщит мне, что она знает. Она первый человек, который в курсе того, что происходит со мной.
У меня начинают дрожать руки, пульс неистово стучит в висках. Я зажмуриваю глаза и обеими руками ерошу волосы, чтобы скрыть свою нервозность.
– Пожалуйста, – говорю я. – Если вам что-то известно то, пожалуйста, скажите мне, что вы знаете.
Она начинает качать головой. Взад-вперед, взад-вперед.
– Это не так-то легко, Сайлас, – говорит она.
Она знает, как меня зовут. Мне хочется закричать: победа, но у меня по-прежнему нет никаких ответов.
– Вчера вечером твоя карта оказалась пустой. – Она проводит ладонью по одной из стопок карт, и они ложатся в ряд. – Я слыхала о таком. Мы