все слыхали, что такое случалось. Но я не знаю никого, кто бы видел это на самом деле.
Пустая карта. Кажется, я помню, что читал об этом в своих записках, но все усугубляется тем, что этих записей у меня больше нет. И кого она имеет в виду, когда говорит, мы все слыхали о таком?
– Что это значит? Что вы можете мне сказать? Как мне найти Чарли? – Вопросы вырываются у меня один за другим, и на каждом я запинаюсь.
– Эта фотография – почему тебя так интересует дом, изображенный на ней? – спрашивает она.
Я открываю рот, чтобы сказать ей о снимке в комнате Чарли, но тут же закрываю его. Я не знаю, могу ли я ей доверять, ведь я ее совершенно не знаю. Она первая, кому известно, что происходит со мной. Это может быть ответом или свидетельством ее вины. Если на Чарли и меня наложили какое-то заклятие, то эта женщина, вероятно, одна из тех немногих, кто знает, как напускать такие чары.
Господи, это же нелепо. Заклятье? Чары? Почему я вообще позволяю себе такие мысли?
– Мне просто было интересно, что означает это название, – отвечаю я, говоря неправду о моих расспросах про этот дом. – А что еще вы можете мне сказать?
Она продолжает двигать стопки карт, но не переворачивает их.
– Что я могу сказать тебе… единственное, что я скажу тебе… это то, что ты должен вспомнить то, что кто-то так отчаянно хочет, чтобы ты забыл. – Ее взгляд встречается с моим, и она опять вздергивает подбородок. – Теперь ты можешь идти. Я больше ничем не могу тебе помочь.
Она отодвигается от столика и встает. От ее быстрого движения ее одеяние приподнимается, и я вижу, что она обута в туфли, что заставляет меня усомниться в том, что она и впрямь гадалка. По моим предположениям настоящая гадалка должна быть босой. Или она ведьма? Колдунья? Кем бы она ни была, мне отчаянно хочется верить, что она может помочь мне больше, чем помогла. Судя по моим колебаниям, я, кажется, не из тех людей, кто покупается на всю эту лабуду. Но мое отчаяние сильнее, чем мой скепсис. Если для того, чтобы отыскать Чарли, мне нужно будет поверить в драконов, то я первым возьму в руки меч и пойду сражаться против драконьего огня.
– Должно же быть хоть что-то, – говорю я. – Я не могу найти Чарли. Не могу вспомнить вообще ничего Я даже не знаю, где начинать поиски. Вы должны дать мне больше информации. – Я встаю, и в моем голосе слышится отчаяние – и еще большее отчаяние наверняка читается в моих глазах.
Она просто запрокидывает голову и улыбается.
– Сайлас, ответы на твои вопросы находятся у человека, очень близкого к тебе. – Она показывает на дверной проем. – Теперь ты можешь идти. Тебе предстоят напряженные поиски.
Человек, очень близкий ко мне?
Мой отец? Лэндон? С кем еще я был близок помимо Чарли? Я смотрю на занавеску из бус, затем снова на эту женщину. Она уже направляется в сторону двери, ведущей в заднюю часть здания. Я смотрю, как она выходит.
Я тру лицо руками. Мне хочется кричать.
26
Чарли
Когда я просыпаюсь, в комнате снова чисто. Никакого риса, никакой колбасы, никакого фарфора, чтобы порезать эту стерву.
Ничего себе! Откуда это взялось? Я чувствую себя спятившей. Похоже, у этой женщины все рассчитано до минуты.
Ввести Сэмми в бессознательное состояние, принести ей паршивую еду, ввести Сэмми в бессознательное состояние, принести ей паршивую еду.
Но когда она возвращается на этот раз, у нее нет подноса с паршивой едой. Она несет полотенце и маленький брусочек мыла.
Наконец-то! Ванная.
– Тебе пора в душ, – говорит она. На сей раз она не столь дружелюбна. Ее губы плотно сжаты. Я встаю, ожидая, что пошатнусь. Инъекция в шею была сильнее, чем таблетки, но сейчас я не чувствую себя такой осоловелой, как прежде. Мой разум ясен, тело готово реагировать.
– Почему ко мне являетесь только вы? – спрашиваю я. – Если вы медсестра, то должны работать посменно.
Она поворачивается и идет к двери.
– Эй?..
– Веди себя хорошо, – говорит она. – В следующий раз ты так легко не отделаешься.
Я закрываю рот, потому что она выводит меня из этой коробки, и мне очень, очень хочется увидеть, что находится за этой дверью.
Она открывает дверь и пропускает меня вперед. Передо мной находится еще одна дверь. Я сбита с толку. Она поворачивает направо, и я вижу перед собой коридор. Справа находится ванная. Я уже несколько часов не ходила в туалет, и как только вижу дверь ванной, мой мочевой пузырь начинает ныть. Она протягивает мне полотенце.
– В душе есть только холодная вода. Не мешкай.
Я закрываю за собой дверь. Это похоже на какой-то бункер. Окон нет, кругом голый бетон. Унитаза нет, есть только отверстие в полу и раковина рядом. Но я все равно использую этот туалет.
На раковине лежат чистая больничная ночная рубашка и нижнее белье. Писая, я оглядываюсь по сторонам, ища глазами что-нибудь такое, что могло бы быть мне полезно. Над самым полом из стены торчит проржавевшая труба. Я спускаю воду, подхожу к этой трубе и ощупываю ее. Кажется, она так проржавела, что ее можно отломить.
Я включаю воду в душе на тот случай, если эта женщина подслушивает под дверью. Труба совсем короткая, но, приложив некоторое усилие, я отламываю ее от стены. Что ж, это уже кое-что.
Я беру ее с собой в душ и держу в руке, пока моюсь. Вода такая холодная, что у меня начинают стучать зубы. Я пытаюсь сжать челюсти, но мои зубы все равно продолжают стучать, как бы я ни старалась.
Какая же я жалкая. Я не могу контролировать ни свои собственные зубы, ни собственные воспоминания. У меня нет никакого контроля над тем, когда я ем, сплю, принимаю душ или писаю.
Но я чувствую, что могу попробовать сбежать из этого места, что бы оно собой не представляло. Я крепко стискиваю трубу в руках, понимая, что только эта штука может мне помочь.
Когда я выхожу из ванной, она завернута в туалетную бумагу и засунута в мое белье – простые белые трусики, которые эта женщина оставила для меня на раковине. У меня еще нет плана; я просто буду ждать подходящего момента.
27
Сайлас
Стемнело. Я еду уже более двух часов, совершенно не представляя, куда мне можно податься. Я не могу вернуться домой, не могу поехать в дом Чарли. А больше я никого не знаю, так что мне остается только продолжать ехать.
У меня есть восемь пропущенных звонков. Два от Лэндона. Один от Дженет. А остальные от моего отца.
Еще у меня есть восемь голосовых сообщений, которые я еще не прослушал. Мне не хочется заниматься ими сейчас. В них не может быть никаких зацепок, которые помогли бы мне понять, что происходит, и никто мне не поверит, если я скажу им, что со мной случилось. И я их не виню. Я продолжаю прокручивать этот день в своей голове, и все это кажется мне таким абсурдным, что в это и впрямь невозможно поверить – но мне приходится с этим жить.
Это абсурдно, но это происходит на самом деле.
Я заезжаю на заправку, чтобы заправить машину бензином. Я даже не уверен, ел ли я что-нибудь сегодня, но у меня кружится голова, так что я покупаю в магазине при заправке пакет чипсов и бутылку воды.
Заправляя бензобак, я все время думаю о Чарли. И когда снова оказываюсь на дороге, продолжаю думать о ней. Гадаю, ела ли она что-нибудь.
Одна ли она сейчас.
Заботится ли кто-то о ней.
Я гадаю, как я вообще могу ее найти, если она может быть где угодно. Я продолжаю ездить кругами, сбавляя ход всякий раз, когда проезжаю мимо девушки, идущей по тротуару. Я не знаю, где мне надо искать. Не знаю, куда мне надо ехать. Не знаю, как быть тем парнем, который спасет ее.
Я гадаю, что делают люди, когда им некуда податься.
Не так ли чувствует себя человек, когда он сошел с ума? Когда он невменяем? Мне кажется, что я не имею никакого контроля над тем, что происходит в моей собственной голове.
А если мой разум контролирую не я… то кто?
Мой телефон опять начинает звонить. Я смотрю на имя звонящего и вижу, что это Лэндон. Не знаю почему, но я решаю ответить. Может быть, дело в том, что мне просто надоело оставаться один на один с собой, не получая никаких ответов. Я съезжаю на обочину и останавливаюсь, чтобы поговорить с ним.
– Алло?
– Пожалуйста, объясни мне, что происходит.
– Тебя сейчас кто-нибудь слышит?
– Нет, – отвечает он. – Матч только что закончился. Отец разговаривает с полицией. Все беспокоятся о тебе, Сайлас.
Я не отвечаю. Я чувствую себя виноватым из-за того, что они беспокоятся, но что действительно скверно, так это то, что никто, похоже, не беспокоится из-за Чарли.
– Чарли еще не нашли?
Я слышу в телефоне крики толпы. Видимо, он позвонил мне сразу после того, как закончился матч.
– Полиция ищет ее, – говорит он.
Но в его голосе звучит что-то еще, он явно чего-то недоговаривает.
– Лэндон, в чем дело?
Он вздыхает.
– Сайлас… они ищут и тебя. Они считают… – в его голосе звучит тревога, – они считают, что тебе известно, где она.
Я закрываю глаза. Я знал, что это произойдет. Я вытираю потные ладони о свои джинсы.
– Я не знаю, где она.
Проходит несколько секунд, прежде чем Лэндон начинает говорить снова.
– В полицию обратилась Дженет. Она заявила, что, по ее мнению, ты ведешь себя странно, поэтому, когда она нашла вещи Чарли в рюкзаке в твоем шкафчике в спортивной раздевалке, она отдала их полиции. У тебя находился ее бумажник, Сайлас. И ее телефон.
– То, что у меня были вещи Чарли, еще не доказывает, что я виновен в ее исчезновении. Это доказывает только то, что я ее бойфренд.
– Возвращайся домой, – говорит он. – Скажи им, что тебе нечего скрывать. Ответь на их вопросы. Если ты окажешь им содействие, у них не будет оснований обвинять тебя.
Ха. Если бы только я мог ответить на их вопросы. Если бы это было так легко.
– Ты тоже считаешь, что я имею какое-то отношение к ее исчезновению?