– Думаю, у нас сейчас есть более важные проблемы, чем возможный штраф, – замечает Чарли, выразив вслух и мои собственные мысли. – Сайласу нет нужды садиться за руль. Он помогает мне разобраться со всей этой хренью.
– Вряд ли перечитывание старых любовных писем может быть важным, – вставляет Дженет. – Если Лэндон нарвется на штраф, имея только временное разрешение, ему откажут в выдаче водительских прав.
– Тогда постарайся, чтобы они тебя не остановили, – говорю я ему. – Нам остается ехать еще час плюс три часа обратной дороги. Я не могу потерять пять часов только потому, что ты беспокоишься из-за своих прав.
– Почему вы двое ведете себя так чудно? – спрашивает Дженет. – И почему читаете ваши старые любовные письма?
Чарли не отрывает глаз от своего дневника, когда безразличным тоном выдает Дженет ответ:
– С нами обоими произошла амнезия, и мы не помним, кто мы. Я не помню даже, кто такая ты сама. Повернись и не лезь в то, что тебя не касается.
Дженет закатывает глаза и возмущенно фыркает, затем поворачивается.
– Извращенцы, – бормочет она.
Чарли улыбается мне, затем показывает на свой дневник.
– Я собираюсь прочесть свою самую последнюю запись в нем.
Я перекладываю коробку, которая разделяет нас, и придвигаюсь к ней, чтобы прочесть эту последнюю запись вместе с ней.
– Тебе это не кажется чем-то диким? Позволять мне читать твой дневник?
Она чуть заметно качает головой.
– Да нет. У меня такое чувство, будто мы – это не они.
ПЯТНИЦА, 3 ОКТЯБРЯ
Прошло всего пятнадцать минут с тех пор, как я писала в этом дневнике в прошлый раз. Как только я закрыла его, Сайлас написал мне на телефон, сообщив, что он ждет меня снаружи. Поскольку моя мать больше не разрешает мне пускать его в наш дом, я вышла, чтобы выслушать, что он имел сказать.
От его вида у меня перехватило дыхание, и я тут же разозлилась на себя за это. От того, как он стоял, прислонясь к своей машине – скрестив лодыжки и засунув руки в карманы куртки. По моему телу забегали мурашки, но я сказала себе, что это потому, что на мне надет пижамный топик на бретельках.
Он даже не поднял головы, когда я подошла к его машине. Я прислонилась к ней рядом с ним и сложила руки на груди. Мы стояли так несколько секунд и молчали.
– Я могу задать тебе вопрос? Всего один? – спросил он.
Он оттолкнулся от своей машины и встал передо мной. Я напряглась, когда он поднял руки к моей голове и уперся ими в свой внедорожник. И слегка наклонил голову, так что мы встретились взглядами. В этих наших позах не было ничего нового – мы с ним стояли так тысячу раз прежде, но на сей раз он смотрел на меня не так, будто хотел меня поцеловать. На сей раз он смотрел на меня так, будто пытался понять, кто я такая. Он всматривался в мое лицо, как будто видел перед собой совершенную незнакомку.
– Чарли, – хрипло произнес он и прикусил свою нижнюю губу, будто стараясь придумать, что он скажет теперь. Затем вздохнул и закрыл глаза. – Ты уверена, что это и есть то, чего ты хочешь?
– Да.
От моего решительного тона его глаза открылись. У меня разрывалось сердце от того, что он тщился скрыть. Он был потрясен тем, что ему не удается отговорить меня.
Он дважды стукнул кулаком по своей машине, затем резко отстранился от меня. Я сразу же обошла вокруг него, желая добраться до дома, пока у меня еще есть силы для того, чтобы отпустить его. Все это время я продолжала напоминать себе, почему я это делаю. Мы не подходим друг другу. Он считает, что мой отец виновен. Наши семьи ненавидят друг друга. Мы стали другими.
Когда я дошла до парадной двери, Сайлас сказал:
– Я не стану скучать по тебе, Чарли.
Его слова потрясли меня, и я повернулась к нему.
– Я буду скучать по тебе прежней. Я буду скучать по той Чарли, в которую я влюбился. Но то, во что ты превращаешься… – Он небрежно взмахнул рукой. – По этому человеку я не буду скучать.
Он сел в свою машину и захлопнул дверь. Затем задом выехал с подъездной дороги и, визжа покрышками, поехал прочь из моего трущобного района.
И теперь его здесь больше нет.
Какая-то небольшая часть меня злится оттого, что он не приложил больших стараний. Но большая часть меня испытывает облегчение оттого, что это наконец закончилось.
Все это время он делал все, чтобы помнить, какими отношения между нами были прежде. Он убедил себя, что когда-нибудь они снова могут стать такими, какими были тогда.
Пока он старается помнить… я стараюсь забыть.
Я не хочу помнить, каково это – целоваться с ним. Я не хочу помнить, каково это – любить его.
Я хочу забыть Сайласа Нэша и все в этом мире, что напоминает мне о нем.
37
Чарли
Тюрьма выглядит не так, как я ожидала. А чего именно я ожидала? Чего-то мрачного и гниющего, стоящего на фоне серого неба и бесплодной земли? Я не помню, как выгляжу я сама, но почему-то помню, как должна выглядеть тюрьма? Я смеюсь над этой мыслью и, выйдя из машины, разглаживаю свою одежду. Краснокирпичное здание ярко выделяется на фоне голубого неба. Трава усеяна цветами, колышущимися под легким ветерком. Здесь есть только одна неприглядная вещь – колючая проволока, идущая вдоль верха ограды.
– Это место выглядит не так уж плохо, – замечаю я.
Сайлас, вышедший из машины вслед за мной, поднимает бровь.
– Это потому, что ты в нем не заперта.
Я чувствую, как к моим щекам приливает кровь. Я не знаю, что я собой представляю, но точно знаю, что сказала сейчас ужасную глупость.
– Да, – соглашаюсь я. – Думаю, Чарли просто дура.
Он смеется и хватает меня за руку прежде, чем я успеваю запротестовать. Я оглядываюсь на машину, где сидят Лэндон и Дженет, глядя на нас из боковых окон. Они похожи на грустных щенят.
– Тебе лучше остаться с ними, – говорю я. – Подростковая беременность – это не шутки.
Он фыркает.
– Ты шутишь? Ты что, не видела, как они цапались всю дорогу?
– Это из-за сексуального влечения, – мурлычу я, открывая дверь приемной.
Здесь пахнет потом. Я морщу нос, идя к окошку. Передо мной стоит женщина, рядом с ней вертится маленький мальчик, дергая ее за руки. Она ругает его, затем зычно называет свое имя служащей приемной и передает ей свои водительские права.
Черт. С какого возраста ты вообще можешь посетить кого-то из содержащихся здесь заключенных? Я достаю свои водительские права и жду своей очереди. Сайлас сжимает мою руку, и я поворачиваюсь и вымученно улыбаюсь ему.
– Следующий, – рявкает голос в окошке. Я подхожу и сообщаю женщине с суровым лицом, кто я и с кем хочу встретиться.
– Вы значитесь в списке? – спрашивает она. Судя по письмам, которые я прочла, с тех пор, как моего отца посадили в тюрьму, я посещала его несколько раз.
– А как насчет него? – Она кивком показывает на Сайласа, который тоже предъявляет свои водительские права.
Она отодвигает от себя его права и качает головой.
– Его нет в списке.
– Ах вот как, – бормочу я. У нее уходит несколько минут, чтобы загрузить все в компьютер, после чего она протягивает мне бейджик посетителя.
– Оставьте ваш рюкзак вашему другу, – командует она. – А он может подождать здесь.
Мне хочется закричать. Я не хочу идти туда в одиночку и разговаривать с человеком, который приходится мне отцом. Сайлас хотя бы способен держать себя в руках. Я хочу, чтобы он пошел со мной.
– Я не уверена, что смогу сделать это, – говорю я. – Ведь я даже не знаю, какие вопросы ему задавать. – Он берет меня за плечи и наклоняет голову, чтобы посмотреть мне в глаза.
– Чарли, судя по его манипулятивным письмам, этот малый тот еще говнюк. Не ведись на его обаяние. Получи от него ответы и уходи, хорошо?
Я киваю.
– Хорошо. – Я окидываю взглядом грязноватое помещение – желтые стены и хилые растения в горшках. – Ты подождешь меня здесь?
– Да, – тихо отвечает он. Он глядит мне в глаза, и на его губах играет легкая улыбка. У меня такое чувство, будто он хочет меня поцеловать, и это пугает меня. Ведь он мне совсем не знаком. Если не считать того, что я знаю, каково это – целоваться с ним. Я просто этого не помню.
– Если это продлится долго, то пойди подожди в машине вместе с Лэндоном и Дженет, – говорю я. – Ну, ты знаешь… подростковая беременность и подобная хрень.
Он улыбается ободряющей улыбкой.
– Ну ладно. – Я делаю шаг назад. – Увидимся на свободе.
Я пытаюсь выглядеть крутой, когда прохожу через металлодетектор, и охранница ощупывает меня. Я нетвердо держусь на ногах. Я оглядываюсь на Сайласа, который стоит, засунув руки в карманы и глядя на меня. Он кивает, подбадривая меня, и я чувствую легкий прилив смелости.
– Я могу это сделать, – тихо бормочу я. – Просто небольшой визит к папочке. – Меня проводят в другое помещение и говорят подождать. Здесь расставлены столы – больше двух десятков. Женщина, которая стояла в очереди передо мной, сидит за одним из них, обхватив голову руками, пока ее дети играют в углу, складывая кубики. Я сажусь за тот из столов, который стоит как можно дальше от них, и уставляюсь на дверь. С минуты на минуту в нее войдет мой так называемый отец, а я даже не представляю себе, как он выглядит. А что, если я что-то напутаю? Я подумываю о том, чтобы уйти, чтобы просто сбежать и сказать остальным, что он не захотел увидеться со мной, когда он вдруг входит. Я узнаю его сразу, потому что его глаза немедленно находят меня.
Он улыбается и идет ко мне. Нет, идет – это неподходящее слово. Он фланирует. Я не встаю.
– Привет, Орешек, – говорит он. Он неуклюже обнимает меня, пока я сижу, прямая, как доска.
– Привет… папа.
Он легко садится напротив меня, все так же улыбаясь. Я вижу, как легко было бы обожать его. Даже в своей тюремной робе он выглядит не таким, как другие заключенные. Это кажется таким неправильным – то, что он находится здесь, с этими своими белоснежными зубами и аккуратно причесанными светлыми волосами. Должно быть, мы с Дженет и впрямь похожи на нашу мать, потому что мы нисколько не похожи на него. Кажется, я унаследовала от него форму губ. Но не его бледную кожу. И не его глаза. Когда я увидела свою фотографию, это было первое, на что я обратила внимание. У меня грустные глаза. А у него глаза смеющиеся, хотя он, скорее всего, не имеет поводов смеяться. Он пытается обаять меня.