– Ты не навещала меня уже две недели, – говорит он. – И я уже начинал думать, что вы, девочки, просто оставили меня гнить здесь.
Я стараюсь избавиться от действия испускаемых им отцовских флюидов, которые атаковали меня минуту назад. Самовлюбленный придурок. Я уже сейчас понимаю, как он действует, а ведь я еще только-только познакомилась с ним. Он говорит со смеющимися глазами и широкой улыбкой, но его слова жалят, как хлыст.
– Ты оставил нас без средств к существованию. У нас проблемы с машиной, так что мне трудно ездить так далеко. И моя мать алкоголичка. Думаю, я зла на тебя за это, но я этого не помню.
С минуту он смотрит на меня с улыбкой, приклеенной к лицу.
– Мне жаль, что у тебя такое отношение. – Он складывает руки на столе и подается вперед. Он изучает меня. Из-за этого я чувствую себя неловко, ведь он, вероятно, знает обо мне больше, чем я сама. Да, скорее всего, так оно и есть.
– Сегодня утром ко мне поступил телефонный звонок, – говорит он, откинувшись на спинку своего стула.
– В самом деле? От кого?
Он качает головой.
– Неважно, от кого. Важно другое – то, что мне сообщили. О тебе.
Я не предоставляю ему никакой информации. Я не могу определить, не пытается ли он меня подловить.
– Ты ничего не хочешь мне сказать, Шарлиз?
Я откидываю голову назад. В какую игру он играет?
– Нет.
Он чуть заметно кивает и поджимает губы. Затем складывает пальцы домиком под подбородком, глядя на меня.
– Мне сказали, что тебя застукали, когда ты вторглась в чужие владения. И что есть основания считать, что ты находилась под воздействием наркотиков.
Я медлю, не отвечая ему. Я вторглась в чужие владения? Кто мог сказать ему, что я вторглась в чужие владения? Гадалка по картам таро? Я находилась в ее доме. Насколько мне известно, мы никому не говорили, что произошло. Судя по нашим записям, вчера вечером мы просто отправились прямиком в отель.
В моей голове вертится сразу столько мыслей. Я пытаюсь привести их в порядок.
– Почему ты явилась в наш бывший дом, Чарли?
Мой пульс начинает частить. Я встаю.
– Тут можно что-то попить? – спрашиваю я, поворачиваясь на месте. – Мне хочется пить. – Я замечаю автомат газированных напитков, но у меня нет денег. Мой отец опускает руку в карман и достает из него горсть четвертаков. И толкает их ко мне по столу.
– Выходит, тебе здесь разрешают иметь деньги?
Он кивает, продолжая смотреть на меня с подозрением в глазах. Я беру мелочь и подхожу к автомату, вставляю четвертаки в прорезь и оглядываюсь на него. Теперь он сидит и смотрит на свои руки, сложенные на столе.
Я жду, когда банка с моим напитком упадет на дно автомата, а затем медлю еще одну минуту, пока открываю ее и делаю глоток. Этот человек вызывает у меня нервозность, и я не знаю, почему. Я не понимаю, как Чарли могла обожать его и восхищаться им. Думаю, если бы у меня имелись воспоминания о нем как о моем отце, он внушал бы мне иные чувства. Но у меня нет таких воспоминаний. Я могу руководствоваться только тем, что вижу, и сейчас я вижу перед собой преступника. Бледного, с пронзительным взглядом и глазами, похожими на бусинки. Пародию на человека.
И тут я едва не роняю свой напиток. От снизошедшего на меня озарения все мышцы в моем теле ослабевают. Я вспоминаю описание в наших записях, составленное то ли Сайласом, то ли мной самой. Описание внешности Креветки. Коры.
«Ее прозвали Креветкой, потому что у нее глаза как бусинки и кожа, которая принимает десять разных оттенков розового цвета, когда она говорит».
Черт. Черт, черт, черт.
Бретт отец Коры?
Он не сводит с меня глаз, вероятно, гадая, почему я так долго не возвращаюсь к нему. Я возвращаюсь к столу, где он сидит, и пристально смотрю на него. И, сев на стул, начинаю говорить уверенно, ничем не выдавая своего смятения.
– Давай поиграем в игру, – предлагаю я.
Он удивленно поднимает бровь.
– Давай.
– Давай сделаем вид, что я потеряла память, став как чистый лист. И теперь пытаюсь понять и упорядочить то, чего, возможно, не видела, когда обожала тебя. Тебе понятен ход моих мыслей?
– Не совсем, – отвечает он. Вид у него кислый. Интересно, он всегда становится таким, когда люди не лезут из кожи вон, стараясь ублажить его?
– Ты случайно не заимел еще одну дочь на стороне? Такую, у которой есть сумасшедшая мать, насильно державшая меня под замком?
Его лицо белеет как мел. Он сразу же начинает все отрицать, отворачивается, говоря, что я сошла с ума. Но я успела заметить панику на его лице и знаю, что я напала на что-то стоящее.
– Ты слышал последнюю часть того, что я сказала, или ты зациклен на соблюдении приличий? – Он опять поворачивается ко мне, и теперь в его взгляде уже нет прежней мягкости. – Она похитила меня, – говорю я. – И держала под замком в своем – вернее, в нашем бывшем доме.
Его кадык дергается, когда он сглатывает. Думаю, он пытается решить, что мне сказать.
– Она обнаружила тебя, когда ты вторглась в ее владения, – заявляет он наконец. – Она сказала, что ты была в ярости. Ты понятия не имела, где находишься. Она не захотела вызывать полицию, потому что была убеждена, что ты принимаешь наркотики, поэтому она и оставила тебя там для детоксикации. Я разрешил ей это сделать, Чарли. Она позвонила мне сразу после того, как обнаружила тебя в своем доме.
– Я не принимаю никаких наркотиков, – говорю я. – И какой человек в здравом уме будет удерживать у себя другого человека насильно?
– А ты бы предпочла, чтобы она вызвала полицию? Ты вела себя так, будто спятила! И вломилась в ее дом посреди ночи!
Я не знаю, верить ему или нет. Единственное, что мне известно о том, что там произошло, это то, что я написала в своих заметках, адресованных мне самой.
– А эта девушка – моя единокровная сестра? Кора?
Он смотрит на столешницу, не решаясь встретиться со мной взглядом. Видя, что он не отвечает, я решаю поиграть с ним в его игру.
– Это в твоих интересах – быть со мной откровенным. Мы с Сайласом обнаружили то самое досье, которое Кларк Нэш так отчаянно пытался найти с тех пор, как вас предали суду.
Он и бровью не ведет. Его лицо слишком уж невозмутимо. Он не спрашивает меня, что это за досье, а просто говорит:
– Да. Она твоя единокровная сестра. У меня была связь с ее матерью много лет назад.
У меня такое чувство, будто все это происходит в каком-то телесериале. Интересно, как бы это восприняла настоящая Чарли? Может, она бы расплакалась? Или выбежала отсюда? Или врезала бы этому чуваку кулаком в лицо? Судя по тому, что я читала о ней, наиболее вероятно последнее.
– Ничего себе. А моя мать знает?
– Да. Она узнала об этом после того, как мы потеряли наш дом.
Какая жалкая пародия на мужчину. Сначала он изменяет моей матери. Делает ребенка другой женщине. А затем скрывает это от своих жены и дочерей, пока его не ловят с поличным?
– Господи, – бормочу я, – неудивительно, что она спилась. – Я откидываюсь на спинку своего стула и уставляюсь в потолок. – И ты так и не объявил, что ты ее отец? А она сама знает?
– Да, она знает.
Меня охватывает гнев. Из-за Чарли, из-за этой бедной девушки, которой приходится учиться вместе с Чарли и прежде приходилось видеть, как Чарли живет той жизнью, которой сама она лишена, из-за всей этой паскудной ситуации.
– Почему они живут в доме, где я выросла? Это ты отдал его им?
От этого вопроса он слегка розовеет, и его глаза начинают бегать. Он понижает голос, чтобы слышать его могла только я.
– Эта женщина была моей клиенткой, Чарли. Моя связь с ней была ошибкой. Я расстался с ней много лет назад, это случилось за месяц до того, как она узнала, что беременна. Мы с ней пришли к соглашению, что я буду помогать им деньгами, но этим все и ограничится. Так было лучше для всех.
– То есть ты хочешь сказать, что купил ее молчание?
– Чарли… я совершил ошибку. Но поверь мне, я дорого заплатил за нее. Она использовала те деньги, которые я посылал ей все эти годы, чтобы купить наш дом на аукционе. Она сделала это мне назло.
Стало быть, она мстительна. И, вероятно, немного не в себе. И виноват в этом мой отец?
Господи. Это становится все хуже и хуже.
– Ты действительно сделал то, в чем тебя обвиняют? – спрашиваю я. – Раз уж сейчас ты говоришь правду, думаю, у меня есть право это знать.
Его глаза опять начинают бегать, как будто он пытается определить, может его кто-то слышать или нет.
– Почему ты задаешь мне все эти вопросы? – шепчет он. – Это на тебя не похоже.
– Мне семнадцать лет. Думаю, у меня есть право измениться.
Этот тип. Мне хочется закатить глаза, глядя на него, но сначала мне надо, чтобы он ответил на мои вопросы.
– Тебя на это подбил Кларк Нэш? – вопрошает он, подавшись вперед, и как в его словах, так и в его тоне звучит обвинение. – Ты что, снова связалась с Сайласом?
Он пытается обратить это против меня. Но больше у него не получится задурить мне голову.
– Да, папа, – отвечаю я, мило улыбаясь. – Я снова с Сайласом. И мы любим друг друга и очень счастливы. Спасибо, что спросил.
На его висках вздуваются жилы, руки гневно сжимаются в кулаки.
– Чарли, ты же знаешь, что я об этом думаю.
Его реакция окончательно выводит меня из себя. Я встаю, и мой стул с царапающим звуком отодвигается назад.
– Позволь мне сказать, что обо всем этом думаю я сама, папа. – Я делаю шаг назад и тычу в него пальцем. – Ты разрушил много жизней. Ты считал, что деньги могут заменить ту ответственность, которую ты должен был взять на себя. Из-за тебя моя мать начала пить. Ты оставил своих дочерей безо всего, даже без примера для подражания. Не говоря уже обо всех тех, чьи деньги ты присвоил, когда руководил своей компанией. И при этом ты сваливаешь свою вину на всех остальных. Потому что ты очень плохой человек. И еще худший отец. Я не очень хорошо знаю Чарли и Дженет, но думаю, они достойны лучшего.