– Сайлас, – говорю я, – что, если это будет повторяться? Этот бесконечный цикл забывания. Что же нам тогда делать?
– Я не знаю, – отзывается он. – Что ж, тогда мы будем находить друг друга заново опять и опять. Это же не так уж и плохо, не так ли?
Я смотрю на него, чтобы проверить, не шутит ли он.
Да, это не так уж плохо. Но сама эта ситуация ужасна.
– Кто может захотеть прожить всю жизнь, не зная, кто он?
– Я мог бы проживать каждый день своей жизни, узнавая тебя заново опять и опять, Чарли, и думаю, что мне это никогда не надоест.
Меня обдает жаром, и я быстро отвожу взгляд. Это мое прибежище в отношениях с Сайласом: не смотри на него, не смотри на него, не смотри на него.
– Ты глуп, – говорю я. Но он отнюдь не глуп. Он романтик, и его слова действуют на меня. А вот Чарли не романтична, я это чувствую. Но она хочет быть такой – я чувствую и это. Ей отчаянно хочется, чтобы Сайлас доказал ей, что все это не ложь. Ее тянет к нему всякий раз, когда она смотрит на него, и мне хочется отмести это всякий раз, когда это происходит.
Я вздыхаю и, разорвав пакетик сахара, высыпаю его на стол. Быть подростком утомительно. Сайлас молча наблюдает, как я черчу узоры на рассыпанном сахарном песке, пока наконец не хватает меня за руку.
– Мы разберемся, что к чему, – заверяет он меня. – Мы на верном пути.
Я отряхиваю ладони, потерев их о джинсы.
– Ладно, пусть будет так. – Хотя я и знаю, что ни о каком верном пути речи не идет. Мы чувствуем себя такими же потерянными, как когда проснулись сегодня в отеле.
Я ко всему прочему еще и лгунья. Я зациклена на себе, отлично умею находить оправдания своим действиям и в придачу к этому еще и лгу.
Дженет и Лэндон находят нас как раз тогда, когда нам приносят пиццу. Они садятся в нашу кабинку, румяные и смеющиеся. За все время, что я знаю Дженет, я никогда не видела, чтобы она смеялась или хотя бы была близка к смеху. И начинаю еще больше ненавидеть отца Чарли. За то, что он испоганил нрав этой девушки-подростка. Нрав двух девушек-подростков, если считать меня саму. Нет… трех, ведь теперь я знаю еще и про Кору.
Я смотрю, как Дженет вгрызается в свою пиццу. Это не обязательно должно быть так. Если я только выберусь из этой ямы, то позабочусь о ней. И стану лучше. Ради нас обеих.
– Чарли, – говорит она, положив свой ломтик пиццы на тарелку. – Хочешь поиграть со мной?
Я улыбаюсь.
– Конечно.
Она расплывается в улыбке, и мое сердце расцветает. Посмотрев на Сайласа, я вижу, что он наблюдает за мной. Уголки его губ приподнимаются в улыбке.
40
Сайлас
Когда мы заезжаем на подъездную дорогу Чарли и Дженет, уже темно. Наступает неловкий момент, когда мне, вероятно, следовало бы проводить Чарли до двери, но, если исходить из того, как Лэндон и Дженет флиртуют на заднем сиденье, непонятно, как мы все четверо сможем сделать это в одно и то же время.
Дженет открывает свою дверь, Лэндон открывает свою, так что мы с Чарли остаемся ждать в машине.
– Они обмениваются номерами телефонов, – замечает она, глядя на них. – Как мило.
Мы сидим молча, наблюдая, как они флиртуют, пока Дженет не исчезает внутри дома.
– Теперь наша очередь, – говорит Чарли, открыв дверь.
Я медленно иду вместе с ней по дорожке, надеясь, что ее мать не видит меня. Сегодня вечером у меня нет желания иметь дело с этой женщиной. И мне не по себе от того, что сейчас это придется сделать Чарли.
Она нервно ломает руки. Я знаю, она тянет время, потому что не хочет, чтобы сегодня вечером я оставлял ее одну. Все ее воспоминания состоят из нее и меня.
– Который час? – спрашивает она.
Я достаю из кармана свой телефон.
– Десять с небольшим.
Она кивает и оглядывается на дом.
– Надеюсь, моя мать уже спит, – говорит она. – Сайлас…
Я перебиваю ее.
– Чарли, думаю, сегодня вечером нам не стоит расставаться.
Ее взгляд опять встречается с моим. На ее лице написано облегчение. Ведь как-никак я единственный человек, которого она знает. И нам совсем ни к чему, чтобы нас отвлекали люди, которых мы не знаем.
– Хорошо. Я как раз хотела сказать тебе то же самое.
Я кивком показываю на дом за ее спиной.
– Но нам надо будет создать впечатление, будто ты дома. Зайди в дом и сделай вид, будто ты готовишься ко сну. Я отвезу Лэндона домой, а через час заеду за тобой.
Она кивает.
– Я встречу тебя в начале подъездной дороги, – говорит она. – Как ты думаешь, где нам лучше провести эту ночь?
Я на мгновение задумываюсь. Пожалуй, будет лучше, если мы проведем ее в моем доме, чтобы посмотреть, нет ли в моей комнате чего-то такого, что мы пропустили и что могло бы нам помочь.
– Я незаметно проведу тебя наверх, в мою спальню. Нам надо еще много чего изучить.
Чарли вдруг опускает взгляд.
– Наверх? – странным тоном повторяет она. И делает медленный вдох сквозь сжатые зубы. – Сайлас? – Она снова поднимает глаза и прищуривается. У нее такой вид, будто она хочет меня в чем-то обвинить, но в чем? Я понятия не имею, чем вызван этот ее обвиняющий взгляд. – Ты же не стал бы мне лгать, верно?
– Что ты имеешь в виду?
– Я замечала некоторые вещи. Мелочи, – отвечает она.
У меня падает сердце. Что я сказал не так?
– Чарли… я не понимаю, к чему ты клонишь.
Она делает шаг назад, закрывает рот рукой, затем показывает ею на меня.
– Откуда ты знаешь, что твоя спальня находится наверху, если ты еще не бывал в своем доме?
Черт. Я сказал наверх.
Мотая головой, она добавляет:
– И, когда мы находились возле тюрьмы, ты заметил, что много молился в последние несколько дней, но мы оба должны помнить только сегодняшний день. И сегодня утром… когда я сказала тебе, что меня зовут Дилайла, было видно, что ты изо всех сил сдерживал улыбку. Потому что знал, что я лгу. – В ее голосе звучат подозрение и страх. Я поднимаю руку ладонью вперед, пытаясь ее успокоить, но она делает еще один шаг назад, к своему дому.
Проблема в том, что я не знаю ее реакций, не знаю, что может ее успокоить. Мне неприятно сознавать, что она скорее готова убежать в дом, который пугал ее еще пять минут назад, чем стоять рядом со мной. И зачем я только солгал ей сегодня утром?
– Чарли, пожалуйста, не бойся меня. – Но я вижу, что уже слишком поздно.
Она бросается к своей парадной двери, но я успеваю обхватить ее руками и прижать ее спину к своей груди. Она начинает кричать, и я закрываю ей рот рукой.
– Успокойся, – шепчу я ей в ухо. – Я не причиню тебе вреда. – Мне нельзя допустить, чтобы она мне не доверяла. Она хватается за мое предплечье обеими руками, пытаясь освободиться от моей хватки. – Ты права, Чарли, права. Я тебе солгал. Но, если ты успокоишься хотя бы на пару секунд, я объясню тебе, почему сделал это.
Она поднимает ногу, пока я продолжаю держать ее сзади, и что есть сил отталкивается от стены дома, так что мы оба валимся назад. Я разжимаю руки, и она начинает отползать от меня, но мне удается схватить ее снова и повалить на спину. Она смотрит на меня округлившимися глазами, но на этот раз не пытается вопить. Я прижимаю ее руки к земле.
– Перестань, – говорю я.
– Почему ты лгал? – кричит она. – Почему ты притворяешься, будто это произошло и с тобой? – Она опять пытается вырваться, и я еще крепче прижимаю ее к земле.
– Я не притворяюсь, Чарли! Я тоже все забывал, как и ты. Но сегодня это со мной не произошло. Я не знаю, почему. Но я помню только последние три дня, и все, честное слово. – Я смотрю ей в глаза, и она не отводит взгляд. Она все еще пытается вырваться, но уже без прежнего пыла, и я вижу, что ей хочется выслушать мое объяснение. – Сегодня утром я не хотел, чтобы ты боялась меня, поэтому я и притворился, что это произошло опять. Но клянусь, что до сегодняшнего утра это происходило с нами обоими.
Она перестает вырываться, а просто опускает голову на землю и закрывает глаза, вконец обессиленная. Эмоционально и физически.
– Почему это происходит? – сдавшись, шепчет она.
– Я не знаю, Чарли, – отвечаю я, отпустив одну ее руку. – Я не знаю. – Я убираю волосы, упавшие ей на лицо. – Сейчас я тебя отпущу, встану и сяду в машину. После того, как я отвезу Лэндона домой, я вернусь за тобой, хорошо?
Она кивает, но не открывает глаз. Я отпускаю ее вторую руку и медленно встаю. Теперь, когда я больше не прижимаю ее к земле, она быстро садится и отодвигается от меня прежде, чем встать.
– Я лгал, потому что хотел уберечь тебя. А не затем, чтобы причинить тебе вред. Ты же веришь мне, да?
Она потирает свои руки в тех местах, где я их сжимал, и покорно шепчет:
– Да. – А затем, прочистив горло, говорит: – Возвращайся через час. И больше никогда мне не лги.
Я жду, когда она зайдет в дом, затем возвращаюсь к машине.
– Что это было? – спрашивает Лэндон.
– Ничего, – отвечаю я, глядя в окно, пока мы проезжаем мимо ее дома. – Я просто пожелал ей спокойной ночи. – Я поворачиваюсь и сгребаю с заднего сиденья все наши записи. – Я вернусь к Jamais Jamais, чтобы забрать мой Land Rover.
Лэндон смеется.
– Мы же разбили его вчера вечером. Когда сломали ворота.
Я помню. Я был там.
– Но, возможно, он по-прежнему способен нормально ездить. Думаю, стоит попытаться это проверить, и вообще, не могу же я все время пользоваться… чья это машина?
– Мамина, – отвечает он. – Я отправил ей сообщение утром, написав, что твоя машина в ремонте, и нам на сегодня понадобится ее машина.
Я знал, что мне нравится этот парень.
– Значит… ты хочешь замутить с Дженет, да? – спрашиваю я его.
Он отворачивается к окну.
– Заткнись.
Перед моего Land Rover разбит всмятку, но, похоже, это только косметический ущерб, поскольку машина заводится сразу.
Меня так и подмывало опять въехать в ворота и наорать на ту чокнутую бабу за то, что она сбила нас с пути, но я этого не сделал. Чарли хватает и тех неприятностей, которые обрушил на нее ее отец.