Я слышу, как он сбегает по лестнице, перескакивая через ступеньки. Я жду какое-то время, гадая, что у него на уме, затем слышу, как он бежит по лестнице обратно. Вбежав в комнату, он улыбается:
– Я только что сказал моему отцу, что бросаю американский футбол, – с гордостью объявляет он.
– И что он на это сказал?
Сайлас пожимает плечами.
– Не знаю. Должно быть, я боюсь его, потому что, сказав ему об этом, я сразу же побежал обратно сюда, наверх. – Он подмигивает мне. – А что бросишь ты, Шарлиз?
– Моего отца. – Это дается мне легко. – Чарли нужно отказаться от того, что препятствует ее эмоциональному росту.
Сайлас поворачивается и смотрит на меня. Это странный взгляд, такой, какого я не видела у него прежде.
– Что? – Я вдруг настораживаюсь.
Он качает головой.
– Ничего. Это была хорошая мысль, вот и все.
Я обхватываю руками колени и смотрю на ковер. Почему всякий раз, когда он делает мне комплимент, все мое тело возбуждается? Наверняка его мнение не могло так много значить для Чарли. Для меня. Наверняка я бы помнила, если бы это было так. Чьи мнения вообще должны иметь значение в твоей жизни? Твоих родителей? У меня никудышные родители. Твоего бойфренда? Если ты встречаешься со святым вроде Сайласа Нэша, то из этого, возможно, не выйдет ничего хорошего. Интересно, что бы я сказала Дженет, если бы она задала мне этот вопрос?
– Доверяй своему чутью, – произношу я вслух.
– О чем ты? – спрашивает Сайлас. Он стоит на коленях и роется в коробке, которую достал из своего чулана для одежды, но сейчас садится на пятки и смотрит на меня.
– Доверяй своему чутью. Не своему сердцу, поскольку оно стремится угождать другим, и не своему разуму, поскольку он слишком уж полагается на логику.
Он медленно кивает, не сводя с меня глаз.
– Шарлиз, это очень сексуально, когда ты ударяешься в философию и говоришь такие вещи. Так что если ты не хочешь сыграть еще один раунд игры «Сайлас говорит», то лучше кончай с этим глубокомыслием.
Я откладываю футболку и пристально смотрю на него. И думаю о сегодняшнем дне. Думаю о нашем поцелуе и о том, что я погрешила бы против истины, если бы сказала, что я не надеялась, что сегодня вечером он снова поцелует меня так же страстно. На этот раз, когда мы останемся одни и на нас не будет направлена дюжина взглядов. Я опускаю руку и вцепляюсь в ворс ковра. И чувствую, как горят мои щеки.
– А что, если я хочу сыграть еще один раунд игры «Сайлас говорит»? – спрашиваю я.
– Чарли… – начинает он, произнеся мое имя почти как предостережение.
– Что на этот счет скажет Сайлас?
Он встает с пола, и я тоже. Я смотрю, как он проводит ладонью по своей шее, и мое сердце колотится так, будто хочет вырваться из груди.
– Ты уверена, что хочешь поиграть? – спрашивает он, впившись в меня глазами.
Я киваю. Почему бы и нет? Судя по нашим письмам, это будет у нас не в первый раз. И, скорее всего, завтра мы вообще не будем это помнить.
– Вполне, – отвечаю я, стараясь говорить с куда большей уверенностью, чем испытываю на самом деле. – Это мое самое любимое занятие.
У него вдруг делается решительный вид. Это вызывает у меня дрожь.
– Сайлас говорит… сними блузку.
Я вскидываю брови, но делаю, что он говорит, и снимаю блузку через голову. Я слышу, как он резко втягивает воздух, но не могу посмотреть ему в глаза. Лямка моего бюстгальтера соскальзывает с плеча.
– Сайлас говорит… опусти вторую лямку.
Когда я делаю это, моя рука немного дрожит. Он медленно подходит ко мне, глядя на мою согнутую руку, все еще прижатую к груди. Затем встречается со мной взглядом, и уголки его губ чуть приподнимаются. Я вижу – ему кажется, что сейчас я положу конец этой игре.
– Сайлас говорит… расстегни застежку.
На моем бюстгальтере застежка находится спереди. Я расстегиваю ее, продолжая смотреть ему в глаза. Его кадык дергается, когда я снимаю бюстгальтер и держу его на кончике пальца. Из-за холодного воздуха и его взгляда мне хочется отвести глаза. Он провожает взглядом мой бюстгальтер, когда тот падает на пол. А когда снова встречается со мною взглядом, то улыбается. Я не знаю, как он это делает – как у него получается одновременно выглядеть таким счастливым и таким серьезным.
– Сайлас говорит… иди сюда.
Когда он смотрит на меня так, я не могу отвести взгляд. Я иду к нему, и, когда подхожу достаточно близко, он подносит руку к моему затылку и зарывается пальцами в мои волосы.
– Сайлас говорит…
– Заткнись, Сайлас, – перебиваю его я. – Просто поцелуй меня.
Он склоняет голову и завладевает моими губами в страстном поцелуе, от которого моя голова запрокидывается назад. Он прижимает свои губы к моим в нежном поцелуе раз, другой, третий прежде, чем раздвигает их языком. Наш поцелуй ритмичен, как будто в нашем распоряжении был не только сегодняшний день, чтобы разобраться, как это делается. От прикосновения его руки, сжимающей мои волосы, я ощущаю слабость в коленях. Я задыхаюсь и чувствую, что у меня остекленели глаза.
Доверяю ли я ему?
Я доверяю ему.
– Чарли говорит – сними рубашку, – говорю я, припав к его губам.
– Эта игра называется «Сайлас говорит».
Я провожу ладонями по его теплому животу.
– Теперь уже нет.
44
Сайлас
– Малышка Чарли, – шепчу я, обвив ее рукой. И приникаю губами к изгибу ее плеча. Она что-то лепечет, затем накрывается с головой. – Чарли, пора просыпаться.
Она поворачивается лицом ко мне, но остается под одеялом. Я натягиваю его себе на голову, так что под ним оказываемся мы оба. Она открывает глаза и хмурится.
– От тебя хорошо пахнет, – говорит она. – Это нечестно.
– Я принял душ.
– И почистил зубы?
Я киваю, и она хмурится еще больше.
– Это нечестно. Я тоже хочу почистить зубы.
Я убираю с ее головы простыню и одеяло, и она закрывает глаза рукой и стонет.
– Тогда скорее вставай и почисти зубы, чтобы, вернувшись, ты смогла поцеловать меня.
Она встает с кровати и идет в ванную. Я слышу, как льется вода, но этот звук тут же заглушают шумы, доносящиеся с первого этажа. Слышится металлический стук кастрюль и сковородок, хлопанье дверей буфетов. Как будто кто-то убирается на кухне. Я смотрю на часы и вижу, что уже почти девять часов.
Осталось два часа.
Дверь моей ванной открывается, и Чарли, пробежав по комнате, плюхается на кровать и быстро накрывается.
– Тут холодно, – говорит она, и ее губы дрожат. Я притягиваю ее к себе и прижимаю свои губы к ее. – Так лучше, – бормочет она.
И этим мы и занимаемся, пока я изо всех сил стараюсь забыть о времени. Мы ласкаем друг друга.
– Сайлас, – шепчет она, когда я осыпаю поцелуями ее шею. – Сколько времени?
Я беру с тумбочки мой телефон и смотрю на экран.
– Девять пятнадцать. – Она вздыхает, и я точно знаю, о чем она думает. Потому что сам я думаю о том же.
– Я не хочу этого забывать, – говорит она, глядя на меня глазами, похожими на два разбитых сердца.
– Я тоже, – шепчу я.
Она снова целует меня, на этот раз нежно. Я чувствую, как колотится сердце в ее груди, и знаю, что это не потому, что мы с ней целуемся, а потому, что она боится. И мне хотелось бы иметь возможность перенести ее туда, где ей бы не было страшно, но такой возможности у меня нет. Я бы хотел оставаться тут с ней навечно, но я знаю, что сейчас нам нужно заняться другими вещами.
– Мы можем надеяться на лучшее, но думаю, нам нужно приготовиться к худшему, – говорю я ей.
Она кивает, продолжая прижиматься к моей груди.
– Знаю. Но давай полежим еще пять минут, ладно? Просто останемся под одеялом еще пять минут, притворяясь, что мы любим друг друга, как раньше.
Я вздыхаю.
– Лично мне уже не нужно притворяться, Чарли. – Она улыбается и приникает губами к моей груди.
Я дам ей пятнадцать минут. Пяти недостаточно.
Когда это время истекает, я встаю сам и поднимаю ее.
– Нам нужно позавтракать. Тогда, если в одиннадцать часов у нас опять снесет крышу, у нас хотя бы будет несколько часов до того, как нам придется опять беспокоиться о еде.
Мы одеваемся и спускаемся на первый этаж. Эзра убирает со стола после завтрака, когда мы заходим на кухню. Чарли протирает сонные глаза, и Эзра смотрит на меня, подняв бровь. По ее мнению, приведя в наш дом Чарли, я сильно рискую.
– Не беспокойся, Эзра. Папа говорит, что теперь мне можно любить ее. – Эзра улыбается.
– Вы голодны? – спрашивает она.
Я киваю.
– Да, но мы можем сами приготовить себе завтрак.
Эзра машет рукой.
– Вздор. Я приготовлю вам ваше любимое блюдо.
– Спасибо, Эзра, – с улыбкой благодарит ее Чарли. На лице Эзры отражается легкое удивление, когда она идет в кладовую.
– Боже мой, – чуть слышно бормочет Чарли. – Как ты думаешь, я и впрямь была такой ужасной? Такой, что «спасибо» в моих устах вызывает шок?
На кухню заходит моя мать и, увидев Чарли, останавливается как вкопанная.
– Ты провела здесь ночь? – спрашивает она, и вид у нее, кажется, не очень-то довольный.
– Нет, – лгу я. – Я только что привез ее сюда.
Моя мать щурит глаза. Я не помню ее и не знаю, подозрительна ли она по натуре.
– А почему вы не в школе?
Мы молчим, потом Чарли выдает:
– Там сегодня гибкий день.
Моя мать кивает и, пройдя в кладовую, что-то говорит Эзре.
– Что такое гибкий день? – шепчу я.
Чарли пожимает плечами.
– Понятия не имею, но прозвучало это хорошо. – Она смеется, затем шепчет: – Как зовут твою мать?
Я открываю рот, чтобы ответить, но оказывается, я этого не помню.
– Понятия не имею. Я не уверен, что вообще это записал.
Моя мать выглядывает из кладовой.
– Чарли, ты будешь сегодня ужинать с нами?
Чарли смотрит сначала на меня, потом на мою мать.
– Да, мэм. Если не забуду.