И хотя я заставляла себя расслабиться, сердце забилось чаще, разгоняя пульс до максимума, а дыхание участилось, хотя это было всего лишь прикосновение губ к его губам. Такое привычное, много раз испытанное ранее. Вовсе не первый в жизни поцелуй и даже не первый именно с ним. Однако произошло нечто странное, словно его губы вдруг стали ускользать, а он – отдаляться, или же просто голова закружилась от выброса адреналина в кровь, и меня саму повело в сторону. Я качнулась еще ближе, ладонью на его плече фиксируя собственное тело в менее зыбком положении. Но для него прикосновение послужило своеобразным сигналом, поскольку мужчина легко придержал мою голову за затылок, тоже подавшись ближе. Мы оказались почти вплотную друг к другу и даже чересчур близко для меня. А ответ индигийца был столь же чувственным, как и любые проявления его натуры во всех мелочах, начиная от обычного движения руки, мимолетной улыбки и заканчивая его выворачивающими душу взглядами. Оттого и воздействие поцелуя на все тело при отсутствии угрозы и ощущения опасности можно было смело сравнить с принятием большой дозы психоактивного вещества, поскольку именно с таких поцелуев и наступает зависимость. Ну а влияние на мозг – это полнейший провал в памяти, погружение в темноту ощущений. Тот самый настоящий, как он и просил, с чувством и вкусом. Вкусом очарования креол, запахом раскаленных солнцем скал, желанием умирающей осенью природы протянуть существование на еще один блистательный миг, в который и уместится вся ее жизнь. И если он хотел долгого поцелуя, то этот длился дольше всех возможных, поскольку так меня еще никто никогда не целовал, заставляя раскрыться полностью и отдать ему все, что он сам называл потаенными желаниями.
Но любому мигу, даже растянутому на бесконечность, приходит время заканчиваться. И наш поцелуй оборвался. Казалось бы, на самом пике, он словно сорвался с вершины. И мы одновременно разомкнули губы и отдалились. Просто уже нельзя было продолжать, поскольку дальше обещание заканчивалось, и плата полностью исчерпала себя. Ян все так же держал меня за затылок ладонью, а рукой, сжатой в кулак, упирался в мелкие камни. Руке досталось принять вес тела, когда он склонялся ниже ко мне, и на коже остались красные отметины. Я сосредоточила взгляд на них, не поднимая глаз на его лицо. Мужчина же, помедлив несколько томительных секунд, убрал ладонь с моих волос, вскользь проведя пальцами по шее.
– И как? – Горы вдали слегка покачивались перед глазами, сердце очень неохотно замедляло свой бег. – Поцелуй был достаточно настоящим?
– Если я умер и снова воскрес, значит, это было по-настоящему.
Я поднялась, обхватила руками плечи и повернулась лицом к тем кустам, за которыми исчез брат.
– Эрик! Эрик, ты где?
Индигиец тоже встал, я почувствовала колебание воздуха и, слегка повернув голову, увидела его за плечом, совсем рядом. Напряглась, но он остановился, не стал продолжать то, вероятно, рефлекторное движение руки, что едва не коснулась меня.
– Эй! – долетело из-за высокой травы. – Уже бегу!
Мы быстро собрали остатки еды, воду, свернули покрывало и отправились дальше. Миновав долину, снова пошли в гору. Камни вокруг были теплые, напитавшиеся солнцем, однако светило уже начинало клониться к закату. Вот коснулось краем высокой скалы, вот уже скрылось за ней до середины, а после закатилось полностью.
Где-нибудь на равнине солнце бы еще висело над горизонтом, но скалы закрывали небо почти наполовину. Сумерки наступили быстрее, чем я рассчитывала. Однако мне приходилось слышать, что в горах всегда темнеет очень скоро, а ночи и вовсе чернильно-черные, когда ничего вокруг не видно даже на расстоянии вытянутой руки. Правда, пока кругом не воцарилась непроглядная темень, путь был хорошо виден.
– Долго еще? – начиная переживать о дальнейшем продвижении, я впервые за время после привала обратилась к индигийцу.
Тот снова шел впереди, а Эрик за ним. Я пропустила брата на всякий случай, чтобы помочь, если он вдруг оступится на дороге. Куртку же набросила на плечи, и брат изредка поглядывал на нее, но стойко молчал, поскольку шли мы достаточно бодро.
– Эрик, – отозвался индигиец, – замечаешь ли ты вокруг что-нибудь необычное?
– А вы? – мигом подхватился брат, начиная озираться.
– Не положусь на свою наблюдательность. Возможно, я просто слишком хочу увидеть.
Теперь и я принялась оглядываться, пытаясь понять, изменилось ли что-нибудь. В сумерках все краски предметов поблекли, некоторые из них казались чуточку ярче, другие – темнее.
– Ну, я не уверен, но мне кажется, что вон тот камень будто светится немного, а еще веточки того куста тоже.
Эрик озвучил мои мысли, поскольку тоже чудилось, будто камешки на краю проложенной индигийцем тропки немного мерцают в сгущающемся сумраке.
– Я тоже это вижу, – произнес мужчина. – Значит, он здесь есть.
Последняя фраза прозвучала с таким чувством, что мне безумно захотелось увидеть, что же там за минерал такой.
– Везде? – спросил Эрик.
– Внутри горы. Илий питает эти места, дарит им свой свет.
– А как его достать?
– Найти место, где он сосредоточен ближе всего к вершине.
Ян обернулся и негромко позвал:
– Сабрина.
Поскольку мы оказались на более широком каменистом участке, я вышла из-за спины брата и остановилась рядом с ним. Посол вытянул руку раскрытой ладонью вверх. На ней поблескивали монеты.
Я их сразу узнала, безошибочно угадав те самые, древние, что отыскались в старом фонаре на чердаке моего дома, и которые посол затем выкупил.
– Не могла бы ты обратить монеты в пыль?
– В каком смысле? – Я подставила ладони, и индигиец пересыпал в них монеты. – Измельчить до состояния металлической крошки?
– Да, – ответил мужчина.
– Дорогущие древние монеты?
– Именно.
Звезды! Какое расточительство! Да я дом купила за сумму, что выручила от их продажи, а он решил измельчить?
– Как хочешь, – протянула я. Ведь он хозяин, ему и решать, как поступать с монетами. Хотя меня жаба душила крошить металл. Однако к необычности индигийца было не привыкать, и просьбу я исполнила точь-в-точь.
Сложив ладони лодочкой, прикрыла глаза, с сожалением измельчая переплавленный когда-то в монеты металл, а после протянула руки со всей этой блестящей крошкой к индигийцу.
– Благодарю.
Мужчина бережно обхватил мои ладони своими, хотя я сперва намеревалась пересыпать бывшие монеты ему. Он сосредоточил взор на металле, и я ощутила это – как пространство меняется. Крошка же вдруг поднялась вверх и рассыпалась в воздухе, точно ветром разносясь вокруг на приличное расстояние. Индигиец отпустил меня и обернулся, следя за тем, как мерцающий металл осыпается на камни, оседая большей частью на стороне, что отделялась от нас небольшой расщелиной.
– Что это означает? – уточнила я.
– Не зря говорят, будто древние клады манят к себе. В нашем случае древние монеты притянул к себе самый редкий клад на свете. На той стороне цель путешествия.
Мы с Эриком одновременно устремились к краю расщелины, правда, когда я глянула вниз, то невольно отступила, оттянув назад и Эрика. Книзу расщелина расширялась, а оттуда, где стояли мы, до другого края можно было лишь допрыгнуть. Но я даже не успела предупредить брата об осторожности. Он отошел, разбежался и вдруг оттолкнулся ногами, мигом перемахнув на ту сторону.
– Открыть тебе проход, Сабрина? – Индигиец подступил ближе, вытянув руку в направлении противоположного края и предлагая свое любимое пространство мне в помощь. Однако я предпочла положиться на собственные умения.
– Переберусь как-нибудь, – ответила я ему. – Что тут прыгать?
Он посмотрел насмешливо, но промолчал.
Вообще легко. Главное, на том краю не оступиться, и чтобы никакой камень неудачно из-под ноги не выскочил. Я отошла чуть подальше, затем побежала и на краю оттолкнулась ногами, перескочив расщелину. А Эрик поймал меня за руки и помог сохранить равновесие. Вдвоем мы обернулись назад, но посол уже стоял рядом с нами и оглядывал блестящую от металлической пыли поверхность скалы. Затем присел на корточки и положил ладони на камень. Мы с Эриком одновременно опустились на колени и синхронно склонились ниже, стукнувшись лбами.
– Ай, Саби! – выдал брат, я же, охнув, молча потерла лоб.
Индигиец, не обращая на нас внимания, водил ладонью по камню, очерчивая некий контур. А потом мы с Эриком снова синхронно ойкнули, когда под мужской рукой порода попросту растворилась, образуя тоннель непроглядной глубины. И в его черноте мерцали на вертикальных стенах прожилки неизвестного мне минерала.
– Как он светится! – воскликнул Эрик.
– Он и есть свет, – отозвался Ян.
Мужчина неподвижно смотрел несколько минут на то, к чему мы столько времени шли, а затем опустил руку в образованный им же колодец, коснулся ближайшего мерцающего кусочка, и тот, повинуясь пространственному дару, словно отрезанный ломтик пирога, легко извлекся из скалы.
Я проводила глазами минерал, который и правда будто притягивал к себе, так и звал прикоснуться, а после снова перевела взгляд на колодец, но его уже не было. Индигиец вернул часть горы на место. И теперь весь свет сосредоточился лишь в его ладони. Я же только сейчас обратила внимание, насколько темно стало вокруг. Не видно ничего, кроме кусочка звезды в руках индигийца.
– Сабрина, – Ян протянул ладонь ко мне. – Раздели его, пожалуйста, на части, а одну из них преврати в порошок.
С трепетом приняв минерал, я полюбовалась им какое-то время. Грани его сверкали, точно у ограненного алмаза, свет концентрировался внутри и переливался, перетекал к граням при поворотах. Раскалывать камень и крошить было еще жальче, чем монеты. Но любопытство оказалось сильнее, и я исполнила просьбу посла, протянув ему светящуюся крошку.
И снова собиралась пересыпать в его руки, но он склонился и, придержав за запястья, губами собрал мерцающий порошок с моих ладоней.