Слеза капнула на вельветовый листок и скатилась по нему на землю, вторая упала в самую сердцевину чашечки. Я погладила креолу, а третья слезинка стекла по побегу. И цветок вдруг качнулся, все листочки будто разом устремились кончиками в одну сторону. Я потерла глаза, сперва решив, что сквозь слезы это едва заметное движение показалось мне, но цветок и правда указывал листьями в одном направлении.
– Спасибо! – Поцеловав край алого лепестка, я быстрее поднялась на ноги и пошла по тропинке дальше. Все встреченные вдоль нее креолы неуловимо поворачивали свои листочки.
Я шла, но, кажется, мне не было так страшно даже тогда, когда я ловила Эрика на краю обрыва. И все же я шла вперед по длинной тропинке среди густых деревьев, чьи кроны становились шире, а полумрак под ними гуще. И вдоль дорожки журчал ручей с живительной водой, над которой поднимался белесый пар.
Я шла и шла, пока ручей не стал озерцом, спрятанным в густых зарослях, и пока я не увидела ЕГО. Там, среди красивых цветущих кустов в переплетении ветвей, сформировавших для него удобный гамак, он точно спал. Креолы оплели его ноги и будто поникли, прижавшись лепестками к очень бледной коже. Ян просто устал. Отблески светящейся голубой воды, плескавшейся в водоеме, пробегали бликами по рукам. И это было так мирно и спокойно, и вся его поза была столь привычна. Мне доводилось видеть, как он отдыхал так в своем саду, прикрыв глаза от усталости. Я смотрела на это, не понимая, что уже тогда он медленно умирал. А темная тень, с которой неразрывно был связан для меня его облик, напугавшая еще в самом начале, была тенью его болезни.
– Ян, – опустившись на колени, я провела ладонью по белой щеке, вплела пальцы в темные волосы, убирая их со лба, – Ян.
Поцеловала его бледные губы.
– Ян, это Сабрина. Ты слышишь меня?
Поцеловала темные ресницы и его глаза, затем подняла тяжелую холодную руку и прижалась к ней губами.
– Пожалуйста, побудь со мной еще немного. Отзовись, если еще можешь.
Слезы стекали по бескровным щекам, прокладывая мокрые дорожки, а я стирала их ладонями. Это были мои слезы.
– Сабе, – тихий выдох. Тихий, тихий, почти неразличимый. Губы дрогнули под гладившими их пальцами.
Он услышал. Может, уже издали, но откликнулся. Вздохнул едва, неполной грудью, но глаза открылись. И улыбка на губах была такой знакомой, такой привычной во всем ее очаровании, которому я очень долго сопротивлялась.
– Я невозможно скучал.
Я прижалась щекой к его груди, плача беззвучно, слушая тихий прерывистый стук.
– Зачем же ты плачешь?
Его голос мешался с шепотом сада, становясь почти неразличимым.
– Тебе не легче, Ян?
– С тобой всегда легче.
– Я останусь здесь.
– Сабе. – Я схватилась за дрогнувшую ладонь и с силой сжала его пальцы. – Я скоро усну. Ты останешься здесь одна. Возвращайся домой, моя Креола, не нужно…
Он прервался на вздох.
– Я привезла Каменный свет. – Глупые слезы ужасно мешали говорить, текли и текли, попадая в рот, я то и дело захлебывалась ими. – И здесь твой любимый источник, воду из которого ты постоянно брал в наш сад. И здесь я. Пусть тебе станет лучше, Ян.
– Энергия уходит, пространство поглощает ее. Оно уже забирает меня и зовет раствориться в нем. Я подчинял его, теперь оно подчиняет меня.
– Скажи ему, что ты не пойдешь.
Он снова улыбнулся. Как по-детски прозвучали мои слова.
– Скажи, что ты сильнее и ты оставишь свою силу себе. Скажи ему, Ян.
Я сдавливала его ладонь, он слегка сжал мои пальцы.
– Нужно много сил, чтобы бороться. У меня их нет, Сабрина.
Как несправедливо! Почему так несправедливо? Почему именно меняющим пространство выпадает на долю уходить так рано? Почему?!
Потому что оно поглощает их силу, энергию и жизнь вместе с ней.
Я снова сжала похолодевшие пальцы.
Если бы Ян оставил ее при себе, он бы не погибал сейчас. Никто бы из них, обладающих редким даром, не погибал. И этот минерал, возвращающий суть вещей, обращающий потери вспять, наполняющий своей уникальностью, он бы мог помогать удерживать силу внутри… Не расходуйся она впустую.
– Ян! – Я снова не давала ему покоя. – Ян, пожалуйста, помоги мне. Дойди до источника. Поднимись. Идем со мной, идем!
Ему хотелось отдохнуть от постоянной борьбы. Он очень устал, а я не давала отдыха.
– Он помогал тебе!
– Теперь уже нет… теперь уже ничто не помогает. Сабе… я долгие годы молил природу помочь отыскать лекарство, но она дала больше… чем просил – встречу с тобой.
– Ян!
Как же я измучила его, бедного. Обняв за плечи, я пыталась поднять и вытянуть из колыбели ветвей.
– Ян! Я твое лекарство, слышишь? Она ответила, она дала ответ, мы просто не поняли. Она ведь подсказывала. Твое притяжение, мой страх. Моя сила реставратора! Я умею восстанавливать вещи, только вещи, да, и никогда не пробовала восстанавливать людей. Но есть оздоравливающая сила источника и идеальный минерал, который может принять любую форму, и он может, я знаю после всех экспериментов, впитывать лучшее и улучшать свойства всего, быть проводником для любой материи, быть крепким и гибким. А если замкнуть контур, энергия потечет по нему и не пропадет впустую! Я сделаю его тоньше сосуда, я переплавлю его своей силой, которую он впитает вместе с энергией источника, и Каменный свет подстроится под тебя, чтобы ты снова мог менять пространство. Идем же со мной, спустись в источник.
Я упиралась коленями в землю, стаскивая его с гамака, выступая для него опорой.
– Идем.
Он был очень тяжелым, и ему не подчинялось собственное тело. Источник был совсем близко, но казался таким далеким. Яну не удавалось идти, он старался ползти. А я тянула, тащила, подталкивала, пока не столкнула его в воду. Тут же нырнула следом и вытянула его на поверхность.
– Пожалуйста, потерпи еще. Еще немного. Ты же веришь мне?
– Ты хочешь сделать контур… для энергии живого существа, – он слабо улыбнулся уголками губ.
Сумасшествие. Я знала. Но я уже ничего не теряла, кроме него. А Ян терял возможность уйти спокойно, ведь я собиралась мучить его. Мучить, чтобы хотя бы попытаться спасти.
– Как ты будешь… действовать? – Он говорил прерывистым шепотом.
Меня ужасала сама мысль, что нужно причинить ему боль. Но если вытягивать Каменный свет, точно проволоку, и вплавлять его под кожу, в сами сосуды, то боль неизбежна и невыносима.
– Создам контур внутри твоего тела, чтобы наполнить собственной силой, силой источника и сутью самого минерала. Тебе было легче от моего присутствия, даже от сделанных мною вещиц, ты носил ту смешную лягушку, потому что тогда боль отступала. Но сейчас будет очень больно, Ян. Прости меня.
Я видела по его глазам, он все понял. И кому было труднее? Ему согласиться на, возможно, бесполезную попытку, чтобы уйти в страшных мучениях, или мне, которой предстояло провести самую трудоемкую, самую опасную работу в своей жизни, подменяя настоящее, но уже не способное выносить тяжесть очень сильного дара, искусственно созданным, но прочным и, вероятно, способным продлить жизнь. Просто идея, просто эфемерная надежда. Слабая надежда, что я угадала с ответом.
– Хорошо.
Он согласился. Он доверился мне. Высшие силы! Если бы не отчаяние, я бы никогда и ни за что не решилась на подобное.
– Эта сеть будет тоньше волоса, она впитает силу воды и мою и будет входить внутрь твоих сосудов через кожу, я буду вплавлять ее до тех пор, пока она не станет полноценной частью тебя, а затем замкну. Тебе придется не двигаться и придется… терпеть.
Я села на дне и взяла его руку, чтобы та оказалась полностью в воде, в моей ладони лежал кусок бывшего кулона. И на одну лишь секунду я позволила себе слабость прикоснуться к щеке Яна губами, прикрыть глаза и сделать вдох.
– Я начинаю, Ян.
Глава 22Утро
Рыдания раздирали грудь. Неудержимые, полные моей боли, его боли. Высшие силы! Как невозможно тяжело мучить того, кого любишь. Слышать стоны, которые переходят в хрипы, потому что у него совсем не осталось сил, но продолжать. И он не двинулся. Как я просила. Не шелохнулся ни разу, не сбил и не сдвинул даже на миллиметр моей работы, когда, повинуясь внутреннему чутью и ощущению самой сути вещей, я плела эту тонкую сеть, ощущая каждый изгиб, каждое отклонение и искривление сосудов. Словно пропускала тонкую проволоку через медную трубку. Гибкий идеальный материал, из которого я плела контур.
И теперь я рыдала из-за невозможности совладать с собой, когда все закончилось. Ян лежал неподвижно, с закрытыми глазами, по грудь в воде источника. Я не слышала, продолжает ли биться его сердце или уже не выдержало того, что пришлось перенести. Если все было впустую, смогу ли я простить себя за его мучения? Теперь и посмотреть в его лицо не выходило, так было страшно, так жутко заглянуть, а затем прислушаться, понять, работает ли этот созданный мной уникальный механизм?
Светлые звезды, помогите! Пускай прольется на него ваш дивный свет, пускай он позволит свершиться невозможному.
– Ян, – я обняла его, обняла всем телом, ногами, руками, отдаваясь на милость воды, способной держать и забирать вес себе. Закрыла глаза. Нас ведь не побеспокоят. Никто не придет, чтобы понять, жив ли он, не подскажет мне, жив ли он. И я тоже умерла на минуты или на часы. Сознание отключилось. В нем тихим гулом щелкал маятник – тик-так, тик-так, тик-так. Так работают часы или, может быть, стучит сердце. Сердце, биение которого я так хотела услышать, что оно могло просто чудиться мне. Потому что когда единственный раз я открыла глаза, то успела заметить закрывшиеся лепестки креол.
Я очнулась не от холода, не от шума. Не замерзла в теплой воде, но мне и не было тепло. Пусто и безразлично. Тихо и беспросветно. Наверное, теперь брат Яна сможет войти. Обманки с гибелью создателя потеряют свою силу.
Пускай он придет, иначе я не смогу уйти отсюда сама. Не захочу уйти, а я дала креолам обещание.