Все пошло наперекосяк с тех пор, как они уехали с Ки-Ларго. Ей там очень нравилось, но у отца была новая работа, и мать заявила, что им придется переехать в Чаттанугу. Прямо посреди учебного года, и все ее друзья оставались здесь. Они ездили в Ки-Уэст или в Майами, на лодке отца Элли плавали волонтерами на фестиваль изучения птиц и дикой природы на Марафон-Ки.
Она сопротивлялась изо всех сил, устраивала родителям истерики, рыдая навзрыд и крича, что из этого ничего не выйдет.
«Там будет ужасно! У меня не будет друзей! Меня все будут ненавидеть!» В последнем она даже не сомневалась, потому что знала, как принимают новичков, которые приходят в середине года. Их просто травят.
Но никто ее не слушал. Как всегда. Поэтому они переехали в Чаттанугу, где, как она и ожидала, другие дети принялись травить ее. «Эй, новенькая! Тут тебе не Флорида! Приходи тусить. Не знаешь, где мы тусим? Да ладно!»
Потом она допустила ошибку, попытавшись влиться в коллектив, надравшись в компании местных заводил. А они подсыпали ей снотворного.
Никто не поверил в изнасилование. Она и сама едва помнила, что произошло. Только то, что несколько парней снимали штаны, и страшную боль в промежности.
Мать хотела подать в суд, а отец сказал, что она сама напросилась.
К счастью, у матери к аптечке было полно таблеток. Она понятия не имела, для чего все эти таблетки, и мать, наверное, сама уже не помнила, потому что их было так много. Она высыпала все пузырьки на журнальный столик.
Последнее, что она увидела после того, как выпила все таблетки и перед глазами все начало расплываться, был отец…
Только он не выглядел как ее отец. Он был слишком молодым. И отец был лысым, а сейчас у него на голове была копна волос. И глаза были другого цвета…
«Сэм»…
Он не мог в это поверить. Кукла? Он оказался внутри куклы?..
Безмозглые церковники! Они говорили, что его деяния от сатаны, но при чем тут сатана? Ведь Бог создал все сущее. Значит, заклинания, которые он использовал, тоже создал Бог, а не Люцифер.
Однако священники и кардиналы стояли на своем, и его приговорили. Неважно, что он все знал про монсеньора Теодора. Он же просто еретик и поклонник черной магии. Никто ему не поверит, если он скажет, что четыре молодые прихожанки родили детей от монсеньора. Молодухи рожают рыжих детей, пока их мужья сражаются на войне, которую премьер-министр Джордж Абердин развязал в Крыму. Но кто будет его слушать?
Нет, вместо этого его приговорили к сожжению на костре. Он знал, что в раю для него нет места, но с удивлением обнаружил, что его душа попала не в ад, а в куклу, которую сделала домохозяйка монсеньора. Она была родом с Багам. «Похоже, не я один занимался тут черной магией».
Он оказался заперт в тряпичной кукле, набитой соломой. Сначала он очутился на Багамах, потом в Америке и, наконец, попал в руки ребенка. Его заточение длилось уже несколько десятилетий, и он потихоньку сходил с ума.
Потом мальчик вырос и сам, в конце концов, сошел с ума и умер, – он гордился тем, что довел своего хозяина до сумасшедшего дома. А его самого оставили в маленькой комнатке, которую мальчик когда-то обустроил для него. Сюда приходили люди, ахали, охали и удивлялись, разглядывая миниатюрную мебель.
Сегодня туристов привел высокий молодой человек с карими глазами и копной густых волос.
– А вот и Реймонд.
«Сэм»…
…он лежал без сна в своей спальне в Белом доме и смотрел в потолок. Тишину нарушало только дыхание его спящей жены, Бесс.
Это было единственное место, где он позволял своим сомнениям взять верх – за закрытыми дверями собственной спальни, рядом со спящей Бесс.
«Правильно ли я поступил?»
Когда журналисты задавали ему вопросы о бомбардировке Хиросимы, он твердо отвечал, что отдал правильный приказ. В те годы, когда он еще был офицером артиллерии, они называли Первую мировую «войной, которая покончит с войнами». Но последний вооруженный конфликт доказал обратное. Война шла уже много лет, и конца ей видно не было. Германия капитулировала в мае, и давно пора было японцам – которые втянули США в эту войну, сбросив бомбы на американскую землю, – последовать их примеру. Их парни – его парни – погибали, и это нужно было остановить.
Он всегда любил повторять: «никогда нельзя ни за что извиняться», и он никогда не стал бы извиняться за свой приказ. Ни перед японцами, которые бомбили Перл-Харбор, ни перед американцами, которых он пытался защитить.
Но здесь, сейчас, оставшись в темноте и тишине, наедине со своими мыслями, он не мог не сомневаться в том, правильно ли он поступил.
«Хватит угрызений совести, – упрекнул он сам себя. – Ты – главнокомандующий, и точка. Ты все сделал правильно».
Он осторожно выбрался из постели и подошел к двери. Он попросит охранника принести ему стакан теплого молока, выпьет его и ляжет спать.
Открыв дверь, он увидел высоченного молодого человека с непослушной гривой и карими глазами.
– Могу я чем-то помочь вам, сэр? – вежливо спросил тот.
«Сэм»…
…он стоял у смертного одра Агнесс, размышляя, что будет делать без нее.
Ведь он надеялся уйти на покой, продать лодку и тихо прожить оставшиеся дни вместе с Агнесс в их милом и уютном доме.
Но чахотка уничтожила его мечты.
Все случилось так внезапно, так быстро. Как-то Агнесс сидела в гостиной и писала письмо их сыну, а он сам сидел на крыльце с газетой и наблюдал, как по мостовой мимо дома проезжают экипажи. Потом она сказала, что ей нехорошо, и пошла наверх, чтобы прилечь. Но ее бил кашель, и она никак не могла уснуть.
Когда у нее пошла кровь, он позвал врача.
К сожалению, доктор подтвердил его опасения, у нее была чахотка, и ничем нельзя было помочь.
И вот она лежит в своей постели, мертвая, а он остался совсем один. Дом, который он построил на сбережения, когда служил спасателем, никогда не был пустым. Сначала в нем росли дети, а когда они разъехались, чтобы начать взрослую жизнь, они с женой принимали в нем друзей и родственников.
А теперь дом казался пустым и слишком большим для него одного.
Он не знал, что ему делать.
– Простите, капитан? – окликнул его сотрудник похоронной конторы.
Обернувшись, он увидел высокого молодого человека с темными волосами и карими глазами.
– Да?
– Мы готовы забрать вашу жену.
«Сэм»…
…Он стоял и смотрел, как горит военный завод. Едкий дым щекотал ноздри. Он побежал к зданию, чтобы найти тех, кто еще оставался в живых, и оттащить к машине «скорой помощи». Он был добровольцем Красного Креста и только что приехал в Милан, где ему поручили водить машину «скорой».
В Париже был сущий ад, вокруг рвались бомбы, падавшие с немецких бомбардировщиков, они с друзьями видели многое, но это…
Он бежал навстречу огню, а вокруг были только трупы. Увидев мертвую девушку, он остановился, как вкопанный.
Война – для мужчин, женщинам тут не место. Мужчины гибли на войне совсем молодыми, он это знал. Ему было всего восемнадцать лет, когда он записался добровольцем и стал водителем «скорой помощи». Комиссия Красного Креста не хотела допускать его из-за плохого зрения, но он хотел помочь – и живым, сражавшимся, и мертвым, погибшим на ней. Раненых нужно было спасать, а мертвых – достойно хоронить, а не оставлять на поле боя.
Опустившись на колени, он поднял тело девушки и понес подальше от пожарища. Она мертва, но это не значит, что ее труп должен быть осквернен. Он отнес тело в морг, который наскоро соорудили рядом с остовом выгоревшего завода. Но сколько бы трупов они ни убирали с пепелища – мужчин и женщин, казалось, меньше их не становилось.
Вернувшись, он наткнулся на тело молодого мужчины в солдатской форме, который показался ему знакомым. Под каской у него был копна спутанных волос, а карие глаза равнодушно смотрели в затянутое дымом небо.
«Сэм»…
…Ему нравилось флиртовать с туристами, которые заходили в магазинчик, независимо от их пола. Даже после того, как у него нашли ВИЧ и он начал терять вес, а кожу обсыпало, он все равно продолжал работать и продавал туристам на Дюваль футболки и разные глупые сувениры. Марти сказал, что он может работать до тех пор, пока стоит на ногах. Судя по кашлю, от которого у него едва легкие из груди не выпрыгивали, ему недолго осталось.
Но он собирался использовать отведенное ему время на полную катушку.
В магазинчик зашел высокий парень. У него были густые каштановые волосы и потрясающе красивые карие глаза. Посетитель подошел к нему.
– Чем могу помочь?
– Я ищу футболку для брата.
«Сэм»…
…Он чувствовал, что живет, только когда писал. Он сидел за кухонным столом в крошечном съемном домике, держал в руке перьевую ручку, которую ему подарила тетя, перед ним лежал раскрытый блокнот, и стихи просто лились из него.
Его мало публиковали, и гонораров едва хватало на жизнь, но ему было плевать, лишь бы оставалась возможность творить. Днем он работал сторожем в здании суда, а ночью писал стихи и по-настоящему жил.
В дверь постучали.
– Эй, это я. Тебе посылка.
Он поднялся из-за стола и открыл дверь. На пороге стоял курьер из службы доставки, но волос у него, вроде бы, было больше, чем обычно, и он казался выше.
«Сэм»…
…Больше всего на свете ей нравилось быть окруженной толпой. Да, конечно, иногда ей мало оставляли на чай, иногда не аплодировали, и время от времени попадались настоящие хамы, или ее в сотый раз просили сыграть «Вольную пташку», но в целом играть на гитаре в «Быке» ей нравилось.
В этот вечер народа было совсем немного. Она бренчала на своей акустической гитаре Takamine, которую брала на каждое выступление. Закончив «Мы с Хулио в школьном дворе», она заметила, что в зале появился новый посетитель. Высокий парень сидел за столиком с кружкой легкого пива.