Она спросила:
– Что вам сыграть?
– Вы знаете «Кареглазую девчонку»?
«Сэм»…
Духи мертвых людей все прибывали и прибывали. Дину казалось, что он тонет в них.
Мел Фишер, знаменитый кладоискатель. Алтея Макнамара, девушка, которая покончила с собой после изнасилования. Реймонд, кукла, которая напала на них, одержимая духом средневекового чернокнижника Калеба Дэшвуда. Президент Гарри С. Трумэн, сбросивший ядерную бомбу на Хиросиму. Эрнест Хемингуэй, который был волонтером Красного Креста во время Первой мировой. Хосе Сэндовал, работник магазинчика, гей, который умер от СПИДа. Джонатан Гомес, поэт. Бонни Бауэрс, которая играла на гитаре в барах на Дюваль и погибла, занимаясь дайвингом.
И многие, многие другие…
Но Дин не переставал думать о Сэме. Что бы ни случилось, он должен спасти Сэма. Благодаря мыслям о брате он сумел одержать верх над мертвецами.
Дин сразу же это почувствовал.
Он испытал такой восторг, какого не чувствовал никогда в жизни. Круче самого крутого кайфа, настолько мощное возбуждение, какого он и вообразить не мог. Весь мир у его ног. Духи были лишь отголоском прежде живущих людей, но Дин чувствовал их радость, надежды, мечты, сомнения, смятение, скорбь, гнев, любовь, ненависть… Их жизни. Все они сейчас соединились в Дине.
Он думал раньше, что знает, каково это – чувствовать себя живым, но как же он ошибался! Да, их с Сэмом жизни нельзя было назвать счастливыми, но все же Дин ловил кайф от охоты, от борьбы со злом, от спасения жизней. Но эти чувства внезапно поблекли по сравнению с тем, что он испытывал сейчас. Ему показалось, будто весь мир до этой минуты виделся ему черно-белым и вдруг наполнился сотнями красок. Он видел не просто улицу, стройплощадку, небо, океан – он видел сразу все. Видел, как бежит по проводам электрический ток, видел радиоволны в воздухе, силовые линии Земли.
Первое, что он сделал, обуздав свою новую силу, – направил ее на защитные барьеры, возведенные духом Последних Калуса, и разнес их вдребезги.
Естественно, дух не мог этого не заметить, и возник перед Дином.
– Ну что, псих, – злорадно усмехнулся Дин. – Все еще не впечатлен?
Глава 19
Дух Последних Калуса помнил.
Многие годы калуса были самыми могущественными воинами. Он помнил, потому что именно в этом крылась причина их мести. В этом был смысл их существования.
Когда пришли чужеземцы, калуса не приняли их даров. Хуже всех были их жрецы – «миссионеры», так они себя называли. Они пытались обратить их в свою веру. И зашли так далеко, что утверждали, будто душа-глаз сына их бога и еще одна душа-глаз, непонятно кому принадлежащая, вместе с их богом и были Тремя Богами, которым поклонялись калуса.
Но калуса отвергли их бога. Калуса благодарили Трех Богов за дары. Чужеземцы же просили у своего бога прощения за грехи. Хуже того, он даровал им прощение, тем самым позволяя совершать новые преступления, которые их слабый и немощный бог снова простит, стоит лишь опуститься перед ним на колени и попросить о пощаде.
Чужестранцы ничего не знали о мире духов. Они говорили, что верят в два разных пристанища, куда душа попадает после смерти. Одно для грешников, другое – для праведников, и все они надеялись попасть туда, где их души-глаза будут избавлены от страданий.
Когда дух Последних Калуса приступил к исполнению своего предназначения, он понял, что чужеземцам удалось одержать победу и захватить землю, которой калуса когда-то владели безраздельно. Но в мире духов они понимали еще меньше, чем раньше.
Темные существа пытались подчинить себе дух Последних Калуса, чтобы использовать для своих злодеяний, но жажда мести калуса была слишком велика, и дух оказался неподвластен черным заклинаниям. Одно темное существо погибло, когда его же собственные силы обратились против него самого.
И вот солнце клонилось к закату, и дух Последних Калуса сможет наконец отомстить. Чужеземцы заплатят за то, что сделали.
Но вдруг защитные барьеры были сметены. Дух Последних Калуса удивился, потому что в этом невежественном мире не было силы, способной на такое, а второй темный дух, которого он не убил, был слишком слаб после схватки с ним.
Метнувшись к месту нападения, дух Последних Калуса увидел мертвую душу. Это был брат одного из тех, кого он собирался принести в жертву. Дух Последних Калуса видел на нем отметку темных духов, которым тот уже отдал свою жизнь. Он не годился для жертвоприношения, и дух Последних Калуса отпустил его.
Но сейчас его мертвая душа изменилась. В нее влились души-глаза многих других умерших, и от них от всех несло темным духом. Очевидно, дух Последних Калуса ошибался, когда думал, что в этом мире ни у кого нет знаний о потустороннем мире.
Но месть все равно должна свершиться. Его мертвые братья требовали отмщения, их мольбы взывали к духу Последних Калуса.
Они обратили свои мольбы к Трем Богам и начали ритуальный танец.
Когда Дин увидел, что дух Последних Калуса начал танцевать, он сказал:
– Ну уж нет, никаких танцев-заклинаний для вызова дождя.
Боевые инстинкты не только самого Дина, которого всю жизнь тренировал бывший морпех Джон Винчестер, но и призраков десятков морских офицеров, не говоря уже о бывшем офицере артиллерии Гарри С. Трумэне, слились в едином потоке энергии, которую Дин направил на духа Последних Калуса.
Но это ни к чему не привело.
– Вот черт! – выдохнул Дин и ударил снова.
Но дух Последних Калуса как ни в чем не бывало продолжал танцевать и распевать свою песню.
Призрак Джонатана Гомеса прошептал на ухо Дину:
– Сила без страсти бесполезна. Это просто гнев, который исчезает без следа.
Прислушавшись к совету поэта, Дин сконцентрировался на страсти Мела Фишера к поиску сокровищ, любви Бонни к музыке, жажде поэзии Джонатана, увлечении Хемингуэя бесчисленными женщинами, и страстях множества других людей.
И вновь напал на дух Последних Калуса.
Тот продолжал танцевать, но вдруг споткнулся, и песня его на мгновение прервалась.
Закатное небо прорезала молния, горизонт заволокло неизвестно откуда набежавшими тучами.
«Боже, это и правда был танец дождя».
Воздев руки к потемневшему небу, дух Последних Калуса прокричал:
– Начинается!
– Черта с два! – Желание защитить свой народ, которое испытывал Трумэн, стремление Хемингуэя спасти солдат, когда он был добровольцем в «скорой помощи», благородство капитана Нейлора, который всегда ставил жизни экипажа выше своей, его собственная решимость спасти Сэма объединились, и Дину удалось воздвигнуть защитный барьер вокруг Сэма и остальных пленников.
Ударил гром, прокатившись эхом по морской глади, молния ударила в барьер, созданный Дином, но он устоял.
Обернувшись к Дину, дух взглянул на него из-под своей жуткой маски и сказал:
– Тебе не удастся отнять у нас нашу месть.
– Посмотрим!
Страсть, боевые инстинкты, желание защитить – Дин собрал все это вместе и снова напал на духа. Тот покачнулся и отступил на шаг к краю площадки. Дин двинулся на него, сосредоточившись на силе, которую давали ему призраки. Решимость Трумэна, который понимал, что одной атомной бомбы недостаточно – ведь солдатский инстинкт подсказывал, что враг должен быть полностью повержен; знания самого Дина, которые говорили ему, что ночная тварь должна сдохнуть, – все это заставляло его снова и снова наносить удары.
Вокруг били молнии, гремел гром, крупные капли дождя упали на мостовую Южной улицы. Дин не чувствовал их кожей, но ощущал мощь грозы, видел, как капли ударяются об асфальт и землю с ненормальной даже для южного шторма силой. Дождь обрушился так внезапно, что Дин на секунду остановился.
А потом почувствовал боль.
Ему часто приходилось несладко. Его избивали, в него стреляли, протыкали ножом, резали, хлестали, били током, колотили руками и ногами, столько раз швыряли о стену, что и не упомнишь. И даже переехали грузовиком.
Но даже вся эта боль вместе взятая казалась лишь призраком той боли, которую он чувствовал сейчас. Такова была плата за обостренное восприятие. Он действительно чувствовал все. Его чувства усилились в сотни раз, а вместе с ними и боль.
Но несмотря на невыносимую агонию, он продолжал удерживать защитный барьер над Сэмом и остальными пленниками. Пусть он погибнет, это неважно, он все равно уже мертв, но он не позволит этому психу забрать Сэма.
А потом боль стала еще сильнее, как будто дождь питал ее. Теперь он барабанил с такой силой, что на крышах полицейских машин оставались вмятины. Но «Импала», как с радостью отметил Дин, оставалась целой.
Его начало одолевать отчаяние. И это чувство также усиливалось от присутствия призраков. Из-за депрессии Хемингуэя, которая заставила его покончить с собой; из-за отчаяния Алтеи после изнасилования, в которое никто не верил; из-за страданий Хосе, умирающего от СПИДа; из-за ужаса Калеба, приговоренного церковью к казни. Из-за глубокой безысходности, которую испытывал сам Дин, ожидая неизбежного схождения в ад. Все эти чувства захлестнули его.
И он едва не сдался.
«Сэм»…
Дин загнал отчаяние подальше в темный угол сознания, вместе со своими страхами и сомнениями, и стал искать опору в музыке Бонни, в стихах Джонатана, в страсти Мела, в жажде жизни Хемингуэя. И вложил обретенную силу в новый удар.
Но этого было мало.
«Черт. Откуда у него столько сил?»
И тут Дин понял, что у духа Последних Калуса вся эта сила была с самого начала, просто до поры до времени он не использовал ее.
Но Дин не собирался сдаваться. Он обратился к упрямству Трумэна, которого почти всю его политическую карьеру не воспринимали всерьез; к настойчивости Хемингуэя, с которой он завоевывал женщин; к упорству Бонни, которая занималась искусством тогда, когда оно считалось исключительно территорией мужчин; к жизнерадостности Хосе, который с оптимизмом встречал каждый из оставшихся ему дней; к вере Джонатана, который никогда не изменял своей мечте стать знаменитым поэтом, хотя так и умер сторожем; к неиссякаемому гневу Калеба. Да и сам Дин был упрямцем, каких поискать.