[40]. На дверце платяного шкафа висело зеркало, а внутри – шесть вешалок на выдвижном кронштейне, так, что их невозможно было забрать с собой на память. Обои тоже пестрели ковбойскими сапогами, лассо и коровами.
В ванной комнате дизайнерская фантазия иссякла. На полке лежала упаковка бумажных салфеток, нечто похожее на пепельницу с одноразовыми шампунями и кондиционерами, кусок мыла и стоял кофейник. За ним они нашли ведерко с сахаром, кувшинчиком для сливок и пластиковыми палочками для размешивания сахара. Еще здесь были унитаз и ванная за белой шторкой. В общем, все удобства, прямо как дома – если домом вы привыкли считать двухзвездочный мотель.
А Сэм привык. Он думал, что американцы так полюбили мотели именно потому, что те были дешевыми и одинаковыми, и, независимо от того, куда вы едете – к Ниагаре, в Скалистые горы или в Грейслэнд, – вас везде ждет одна и та же обстановка, слегка разбавленная местным колоритом.
Если только вы не братья Винчестеры.
Получив ключи от номера, они тут же вешали на дверь табличку «Не беспокоить». Стены моментально обрастали сводками новостей и распечатками из интернета, содержание которых любую горничную довело бы до обморока. У них всегда с собой был радиоприемник, настроенный на полицейскую частоту, ружья, ножи и прочее оружие, датчики электромагнитного излучения, инфракрасные сканеры, ноутбук с принтером и прочее оборудование, так что случайный свидетель легко мог заподозрить их в терроризме или даже в чем похуже. Любой номер, в котором они жили, моментально превращался в центр по борьбе со сверхъестественным, а когда место на всех свободных поверхностях заканчивалось, они перемещались на пол.
В этом мотеле они пробыли совсем недолго, так что, когда Сэм вошел в номер и включил свет, его взору предстали обои и мебель в их первозданном виде. Оборудование, которое они привезли с собой, лежало на полу нераспакованным. Без лишних слов они принялись за работу, как делали это уже много раз. Сэм подключил к ноутбуку принтер и настроил доступ к интернету. Дин включил радиоприемник и нашел местную полицейскую волну. Комнату наполнили треск радиопомех и отрывистые переговоры полицейских. Потом Дин принялся чистить и перезаряжать ружья.
Сэм зашел в базу данных LexisNexis, куда стекались новости из газет, с радио и телевидения, а также из интернета, и набрал в строке поиска «Сидар-Уэллс». В результатах в основном фигурировал Большой каньон. Попадались также новости про судебный процесс из-за лесозаготовки, когда тут выкупили и закрыли местный лесопильный завод. Было еще несколько историй про убийства, но все они были из желтой прессы и сопровождались неправдоподобными подробностями. Если бы Сэм составлял себе представление о ситуации, основываясь на подобных историях, то ему бы и в голову не пришло приехать в Сидар-Уэллс.
Тем не менее, пробежав заметки глазами, он обнаружил упоминание о неком Питере Панолли, который утверждал, что стал свидетелем убийства в 1966 году. Статья была написана в 2002-м.
– Дин, загляни, пожалуйста, в телефонный справочник.
– Слушаю, босс, – язвительно откликнулся Дин. – Что искать?
Сэм по буквам назвал фамилию.
– Его зовут Питер, – добавил он. – Посмотри, может, он все еще живет тут. – Он продолжил проглядывать бесполезные статьи, а Дин листал справочник.
– Нашел, – через минуту сказал Дин. – Живет тут, в Сидар-Уэллсе. Питер Панолли, врач.
– Врач? – переспросил Сэм.
– Так тут написано.
Сэм взглянул на электронные часы – половина десятого. Поздновато для звонка, но вежливость – последнее, что его сейчас волновало. К тому же врачам и так звонят круглосуточно.
Он поднял телефонную трубку.
– Продиктуй номер.
Ответившего нельзя было принять за доктора. Голос был слишком молодым, чтобы принадлежать кому-то, кто родился в 1966 году, и слишком женственным для человека с именем Питер.
– Слушаю вас.
– Добрый вечер, – начал Сэм. – Простите, что звоню так поздно. Я хотел бы поговорить с доктором Панолли.
– Подождите минутку, – ответила девушка. Он услышал шаги и приглушенный оклик: «Пап!»
Потом опять шаги, и через минуту в трубке раздался мужской голос.
– Доктор Панолли слушает.
– Питер Панолли?
– Все верно.
– Вам может показаться это странным, доктор, но я только что прочитал, что вы были свидетелем убийства во время последнего цикла убийств в Сидар-Уэллсе в 1966 году. Это правда?
Панолли надолго замолчал, потом ответил:
– Почему вас это интересует?
Сэм ожидал этого вопроса, но ответить на него было не так просто.
– Не знаю, слышали вы уже или нет, но все началось опять. Как по расписанию. – В данном случае честность показалась ему лучшим выбором. Он тяжело вздохнул и продолжил: – Мы с братом пытаемся все это прекратить. Не только в этот раз, а вообще навсегда. Но нам нужно понять, с чем мы имеем дело. Вы не могли бы уделить нам немного времени и рассказать, что вы видели тогда?
– Вы хотите встретиться сегодня?
– Гибнут люди, доктор Панолли. Лучше бы сегодня.
Снова последовала пауза, но уже не такая продолжительная.
– Хорошо. Вы сможете приехать прямо сейчас?
– Уже выезжаем, – отозвался Сэм. – Спасибо вам.
Семья Панолли жила в большом белом особняке на краю города. Участок был обнесен кованым забором, но, когда они подъехали, ворота были открыты. Подъезд к дому с массивной резной деревянной дверью освещали фонари. На двери висело латунное кольцо-молоток, прямо под огромным рождественским венком из свежесрезанных сосновых лап. Но не успели братья постучать, как дверь перед ними распахнулась.
Дверь им открыла та самая девушка, которая ответила на телефонный звонок Сэма. На вид ей было лет двадцать. На ней был красный свитер крупной вязки с белым оленем спереди, линялые джинсы и теплые фиолетовые носки.
– Я Хизер, – представилась она, широко улыбнувшись.
– Я Сэм, а это – Дин.
– Ваш отец дома? – спросил Дин.
– Я позову его. – Светлые распущенные волосы рассыпались у нее по плечам, когда она повернулась и пошла в дом.
– Милашка, – пробормотал Сэм, когда она скрылась.
– Это просто детская миловидность, – усмехнулся Дин.
Не успел Сэм ответить, как они услышали шаги. Отец Хизер ступал тяжело, постукивая тростью. Это был крупный высокий мужчина, широкоплечий и с большим животом. Он опирался на деревянную трость.
– Вы Дин? – спросил он, подходя к Сэму и протягивая ему руку.
– Нет, я Сэм. Вот Дин. – Сэм коротко пожал протянутую руку.
Доктор повернулся к Дину, также обменялся с ним рукопожатием и сказал:
– Рад видеть вас обоих. Добро пожаловать в мой дом. Для кофе поздновато, но, может, вы не откажетесь от чашечки травяного чая? Или какао?
– Нет, спасибо, – откликнулся Дин. – Не хотим злоупотреблять вашим гостеприимством.
– Тогда давайте хотя бы присядем, – ответил Панолли. Он указал в сторону закрытого раздвижной дверью проема. – Идемте.
Дин шел впереди, за ним Сэм и доктор Панолли с Хизер. Они оказались в гостиной, заставленной предметами старины, как антикварная лавка. Протискиваясь между столиками и светильниками, столиками со встроенными светильниками, корабельным сундуком, огромной медной урной, ветхим стулом, который готов был рассыпаться от малейшего прикосновения, Дин, наконец, увидел диван, который выглядел достаточно прочным, и уселся на него. Сэм пристроился рядом. Панолли расположился в массивном кресле перед стеклянным кофейным столиком, а Хизер села на хлипкий стульчик.
– Надеюсь, вы не зря приехали, – начал Панолли. Он обхватил голову руками, будто хотел пригладить пышную седую шевелюру. У него были тяжелые веки, бульдожья челюсть и крупные яркие губы. – Боюсь, мне нечего особо рассказать, кроме того, что уже и так известно и о чем писали в газетах. Мне было тогда примерно столько же лет, сколько Хизер сейчас. Или чуть меньше. Это же был 1966 год, верно? Глядя на меня теперь или на наш городок, сложно поверить, но тогда в Сидар-Уэллсе были хиппи, и я тоже хипповал. Кажется, мы тогда еще себя так не называли. Это словечко появилось год спустя, после Лета Любви. Но волосы у меня были длиннее, чем у Хизер, я носил драные джинсы, протестовал против войны во Вьетнаме, слушал рок-н-ролл и фолк. В том году вышел альбом Blonde on Blonde Боба Дилана, и это стало настоящей сенсацией. Тогда же он попал в аварию, которая навсегда изменила его жизнь и американскую музыку.
Он смотрел мимо Сэма и Дина, его взгляд был устремлен в прошлое. Но когда он разошелся, его взгляд прояснился, глаза заблестели. Сэм знал, что так ведет себя большинство людей, когда им выпадет возможность поговорить о себе. А доктор Панолли, похоже, рад был предаться воспоминаниям.
– Урожайный был год. У Beach Boys вышел альбом «Любимые звуки», шедевр Брайана Уилсона. «Битлз» выпустили «Револьвер» и прекратили гастрольные поездки. Byrds создали Turn! Turn! Turn! Какое было время! Конечно, мы с друзьями слышали про наркотики, психоделики, но с такой музыкой кому они были нужны!
– Не сомневаюсь, что музыка была отличная, – прервал его воспоминания Дин. – Я сам фанат металла, но…
Панолли сипло захохотал, и Сэм испугался, как бы его инфаркт не хватил.
– Какой нетерпеливый, – заметил доктор, отдышавшись. – Сэм, я уже перехожу к главному.
– Он Дин, – поправил Сэм. – Сэм – это я.
– Простите. Почему-то мне все время кажется, что Сэм – это он. Как бы там ни было, Сэм и Дин, я продолжу. Мы жили в доме за городом. Сейчас это называли бы коммуной. Нас было семеро девчонок и парней. – Он поймал взгляд дочери. – Не подумай ничего такого, тогда были другие времена.
– Я понимаю, папочка, – сказала она тоном подростка, который уже много раз слышал эту историю.
– В начале декабря – думаю, как раз сегодня, а может, вчера, минуло сорок лет – я был дома, наверху. Наверняка я слушал музыку и читал что-то из Харлана Эллисона, Роджера Желязны или Сэмюэла Дилэни… Этих фантастов я в то время боготворил. – Он снова пригладил волосы. – Да, теперь я припоминаю, что читал «Вавилон 17» Дилэни. Хотя это и не важно… Народу дома было мало, все уехали в Беркли на концерт Quicksilver Messenger Service и остались на шоу Grateful Dead в «Винтерлэнде».