– Да, не многие из нас доживают до старости. Но ведь он постоянно появляется на местах нападений. Мне кажется, он вполне может оказаться охотником. И получше нашего.
– Ладно, может, ты и прав, Сэм. Не стоит сразу палить.
Дорога ночью подмерзла, и ледяная корка только начала оттаивать, но они гнали, как могли, срезая на поворотах, и спустя отведенные шерифом три минуты выехали на Вторую улицу. На почтовом ящике по правой стороне дороги была написана фамилия – «Риггинс».
– Так, это где-то здесь, – сказал Дин.
Сэм притормозил. Он внимательно осматривал дома и дворы слева, а Дин – справа.
Через пару кварталов Дин воскликнул:
– Вон он!
Сэм резко затормозил.
– Где?
Дин указывал на просвет между одноэтажным домиком и коттеджем побольше и с треугольной крышей, построенным, наверное, где-то в семидесятые.
– Он пошел туда, за эту пародию на лыжную базу. Старик, а в руках винтовка – его ровесница. За поясом еще нож или топор, точно не разглядел.
– Ты давай за ним, – предложил Сэм. – А я обойду дом. Зажмем его с двух сторон. И если придется стрелять, главное, нам с тобой не попасть под перекрестный огонь.
– Ты же хотел только поговорить.
– Да, но… если придется.
– Следить за перекрестным огнем, – повторил Дин. Он выскочил из машины и бросился к коттеджу. Сэм побежал за дом с другой стороны.
За коттеджем плотной стеной стояли деревья. Сначала Сэм не увидел во дворе никого, кроме Дина. «Опять упустили», – разочарованно вздохнул он про себя. Но тут брат окликнул его, указывая вперед, и Сэм увидел старика, пробирающегося среди деревьев.
Винчестеры бросились вдогонку, перепрыгивая через низкорослый подлесок и подныривая под бьющие в лицо ветки деревьев. Старик тоже побежал, но он был не так быстр, как они, да и винтовка мешала ему, цепляясь за еловые лапы.
Через минуту они догнали его и окружили с двух сторон. Он наставил ружье в грудь Дину. Вдалеке уже раздавался вой полицейских сирен.
– Только дернитесь, парни, и будете собирать свои потроха, – сказал старик.
Глядя в его блестящие прищуренные глаза, Сэм понял, что тот не шутит.
Ванда Шеффилд расстроилась, увидев, что снегопад к утру прекратился. Укутавшись на ночь в пуховое одеяло, она надеялась, что утром ее глазам предстанет земля под белым покрывалом и деревья в снежных шапках. И к ней наконец придет новогоднее настроение.
Рождество было любимым праздником Ванды. Она обожала музыку, украшения, веселье. Ради предновогодней суеты она готова была даже терпеть толпы людей в магазинах. Она наряжалась в яркие наряды красного и зеленого цвета, а на ее лице надолго поселялась улыбка.
Но в этом году новогоднее настроение никак не приходило. Еще придет, в этом она не сомневалась. Просто пока еще рано.
Вот снегопад точно настроил бы ее на нужный лад.
Ну что ж, придется как-то пережить это разочарование. В утешение себе она сварила в маленькой турке органический кофе французской обжарки и сунула в духовку разогреваться два купленных накануне круассана. Из холодильника достала банку ежевичного джема и густые сливки. Если уж баловать себя, то по полной программе. Из шкафа была вынута старомодная чайная пара из настоящего китайского фарфора – чашка и блюдечко. В чашку она положила полную ложку сахара.
Ванда не любила ненужных вещей, поэтому дом всегда украшала ближе к празднику. Свой коттедж с треугольной крышей, построенный еще в семидесятых, она содержала в чистоте и порядке. Когда она готовила еду, то грязную посуду сразу же отправляла в раковину и заливала водой. Позавтракав за деревянным столом в гостиной, она отнесла посуду на кухню, сполоснула и убрала в посудомойку.
Потом она выпрямилась, и тут ей показалось, что за окном мелькнула какая-то тень.
Она закрыла дверцу посудомойки и подошла к окну. Оно выходило в небольшой задний дворик, за которым начинался лес. Маленькие серые птички, названия которых она не знала, прыгали по свежевыпавшему снегу, выкапывая из-под него жучков и семена. Кое-где виднелись пучки травы. В ветках чахлого куста, которые снег пригнул к самой земле, прятались какие-то пичуги.
Мелькнувшая за окном тень явно была больше, чем птица. Ванда прижалась носом к холодному стеклу, оставив на нем облачко пара. Она пыталась понять, кого могла увидеть – может, ястреба, а может, даже черного медведя, которые очень редко, но все-таки забредали в город. Но ведь они уже должны были залечь в спячку.
Ничего не заметив, она пожала плечами. Может, просто облачко на солнце набежало. Или, наоборот, луч солнца на мгновение пробился из-за туч.
Она оглядела кухню. Все на своих местах, ни крошки на столе, ни капли воды на кафеле. Убедившись, что все в порядке, она поднялась наверх, чтобы принять ванну с пеной. Ванда работала кассиром в универмаге. Не бог весть что, но на жизнь хватало. Сегодня у нее был выходной, и она собиралась провести утро в свое удовольствие, а потом отправиться на открытие нового торгового центра.
Наверху у нее была небольшая зона отдыха, откуда открывался вид на кухню и гостиную. Там стояла пара мягких уютных кресел и торшер, а книги на низкой полке ждали своего часа. Может быть, после ванны она посидит немного с новым романом Лауры Липман[41]. Дальше, в углу дома находилась самая светлая комната – спальня с двумя мансардными окнами, – и ванная.
Сначала Ванда набрала воды в ванну и добавила туда немного душистой увлажняющей пены. Из старого комода достала белое пушистое полотенце и, аккуратно свернув, положила на шкаф. Сквозь шум воды ей послышался какой-то звук внизу. Как будто что-то стукнуло или упало. У нее не было ни домашних животных, ни гостей. Телевизор и радио были выключены. Может, какая-нибудь птичка ударилась в оконное стекло. Ванда подошла к двери ванной и прислушалась.
Все было тихо.
И все же странные ощущения не покидали ее. Воздух у двери с каждой секундой как будто становился холоднее. Ей казалось, будто снизу поднимается поток холодного воздуха, несущий с собой запах соснового леса и перебивавший аромат цветочной пены для ванны.
Кто-то вошел в дом через черный вход.
В спальне у нее стоял телефон. Босиком, стараясь не шуметь, она бросилась туда.
Но не успела добраться до аппарата, как на лестнице послышались шаги…
Глава 22
– Опусти ружье, папаша, – сказал Дин. – Мы просто хотим поговорить. – Он не был уверен в искренности своих слов, но что еще он мог сказать? Люди в Сидар-Уэллсе то и дело тыкали им оружием в лицо, и это начинало порядком надоедать.
– А звук, который я слышу, это просто шум деревьев, а не полицейские сирены, да, парни? Вы что, за идиота меня держите? Я еще из ума не выжил! Слух и здравый смысл при мне.
– Нисколько не сомневаюсь, – поспешил вмешаться Сэм. – Поверьте, мы и сами не хотим путаться под ногами у шерифа. Мы бы предпочли поскорее смотаться, но только если вы согласитесь прокатиться с нами.
– Зачем? Что вы можете рассказать мне, молокососы?
– Ведь эти убийства – не ваших рук дело? – напрямик спросил Дин. Чем больше он смотрел на старика, тем сильнее убеждался, что он обычный человек. Он не мерцал, не исчезал и, несмотря на несколько странную одежду, совсем не был похож на солдата, которого они видели у торгового центра.
– Вы пытаетесь остановить убийства, и мы тоже. Думаю, нам стоит объединить усилия.
– Почему я должен вам верить? Ответьте-ка мне.
– По-вашему, мы похожи на индейцев, медведей или солдат? – Дин в отчаянии дернул молнию на своей кожаной куртке. – Разве эти твари носят современную одежду?
В ответ старик еще сильнее прищурился, так что сквозь морщинистые веки едва поблескивали черные бусинки глаз, и уставился на куртку Дина. Продираясь сквозь кусты, не опуская винтовки, он сделал пару шагов вперед. Глаза не обманули Дина – куртка старика была туго перепоясана, за пояс заткнут небольшой топорик. От старика шел запах заплесневелого сыра, дышал он сипло и отрывисто, как будто его легкие были забиты мокротой. «Ему лет девяносто, не меньше, – подумал он. – Конечно, может, ему и тридцать пять, но тогда у него была бурная молодость». И все же, для такой древней развалины, старик был еще вполне бодр. Ведь ему до сих пор удавалось улизнуть от них и от полиции.
– Сэр, все, чего мы хотим, – это поговорить и обменяться информацией, – сказал Сэм. – Но мы сможем это сделать, только если свалим отсюда раньше, чем явятся полицейские.
Старик колебался. Понять, что написано на его морщинистом лице, было не просто. Он облизнул губы. Глаза-бусинки бегали, а подбородок дрожал. Вообще-то его всего трясло.
Дин не испытывал угрызений совести по поводу того, что задал взбучку прицепившемуся к ним молокососу. Жаль, конечно, что остались вмятины на капоте той развалюхи, зато «Импала» не пострадала, а не то Дин со злости еще и не так бы ему навалял.
Но набрасываться на старика… это совсем другое дело. Конечно, если придется, он сделает это без колебаний. Особенно если дед – случайно или намеренно – нажмет на спусковой крючок. Но все будет гораздо проще, если для разнообразия получится убедить его словами.
Сирены звучали все ближе. Беккет дал им чуть больше трех минут, и это время подходило к концу.
– Сэр… – снова заговорил Сэм. Ох уж эти его вечные расшаркивания… Видимо, в Стэнфорде он набрался хороших манер, потому что Джон Винчестер на обучение этикету время не тратил. – Нужно торопиться.
Наконец старик опустил ружье. Он улыбнулся им, но не слишком искренне, обнажив мелкие желтые зубы. И весь как-то поник, словно до сих пор его держала только мысль, что справляться со всем этим ему придется одному.
– Ладно, – проскрипел он. – Пошли.
– У нас машина, – сказал Дин и подумал: «Хоть и не уверен, что смогу потом как следует проветрить салон».
Старик шустро последовал за ними к «Импале». Так что, когда в зеркале заднего вида Дин разглядел полицейские машины, они уже благополучно сворачивали за угол.