инокая сосна время от времени попадалась на крутом каменистом склоне. Воздух становился все более разреженным и холодным.
По дороге отец рассказывал им обо всем, чему научился, когда служил во флоте и в своих охотничьих походах после того, как погибла их мать. Он рассказывал им про волков-оборотней, про индейских духов маниту, ассирийских злых духов экимму, греческих кровожадных демонов Кер, про мумий, големов, зомби и прочих тварей. Он учил, как их распознать, как поймать и всяким приемам, которые однажды им пригодятся. Конечно, он уже не раз брал сыновей в свои охотничьи вылазки, но сказал, что однажды придет день, когда они будут готовы продолжить семейное дело без него.
Наконец, когда уже стемнело и склон, по которому они поднимались, погрузился во мрак, отец приказал им снять рюкзаки и сесть. Они, как обычно, послушались.
Свой рюкзак отец не снял и не присел.
– Я хочу, чтобы вы усвоили главное, мальчики, – сказал он, – никому нельзя доверять. Даже мне. Всегда все проверяйте. Не поленитесь потратить пару минут, чтобы все проверить, в дальнейшем это может сэкономить вам несколько часов. И даже спасти жизнь.
– О чем ты, папа? – спросил Дин. У него возникло ужасное подозрение, и он понял, что не следил за дорогой, когда они поднимались, полагаясь на отца.
– О том, что вы оба не проверили свои рюкзаки перед выходом. Вы поверили мне на слово, когда я сказал, что положил все, что вам понадобится.
– Что нам понадобится? – переспросил Сэм.
– Мальчики, я хочу, чтобы вы сидели тут в течение часа, – продолжал отец. – К тому времени почти стемнеет. Вам надо будет разбить лагерь. Завтра можете отправляться в обратный путь, если, конечно, сможете найти нашу хижину. Думаю, вы доберетесь через день. Может, через пару дней.
– Но… – начал было Дин, но прикусил язык. Отец устроил им очередную проверку. Это был его метод. Он учил их и устраивал проверки. Эту они с треском провалили. Не стоит жаловаться, будет только хуже.
– Папа, как ты можешь… – начал Сэм.
Но Дин прикрикнул на него:
– Замолчи, Сэмми! Мы справимся.
И Сэм замолчал, а отец пошел вниз по склону. Дин был уверен, что сможет вернуться обратно по их следам, если, конечно, отец не уничтожит их, а он был на это способен.
Когда отец скрылся из виду, братья открыли свои рюкзаки. На первый взгляд подозрений содержимое не вызывало – сверху лежали свернутые палатки, которые на поверку оказались просто кусками брезента. Под ними в рюкзаке Дина обнаружилась коробка с бейсбольными карточками, банки с консервами без ключа, пара кирпичей, пластиковый пакет со скомканной бумагой и прочая бесполезная ерунда. В рюкзаке Сэма было примерно то же самое. Они остались без спичек, без спальных мешков, палаток, компаса и припасов. Вода была у них во флягах на груди и на поясах, хотя бы об этом можно было не волноваться.
Но вокруг стремительно темнело, и вскоре они будут умирать от голода и захотят спать.
– Что нам делать? – спросил Сэм. Ему было всего десять лет, так что Дин делал на это скидку, но если брат продолжит ныть, он сам сбросит его с ближайшего обрыва.
– Надо спускаться, – ответил Дин. – Дотемна надо пройти как можно больше. Среди деревьев будет теплее, и, может, нам повезет найти ягод или поймать кролика.
– Но отец сказал нам сидеть здесь целый час, – возразил Сэм.
– Мало ли что он сказал. Он сказал, что у нас в рюкзаках припасов на три дня. Будешь продолжать слушать его или хочешь поесть?
– Поесть.
– Тогда пошли.
Они добрались до домика к вечеру следующего дня – голодные, уставшие и злые. Но Дину пришлось признать, что урок они выучили.
Теперь он вспомнил этот урок, слушая историю Хармона Байрда.
Старик оказался прав в двух вещах. Он точно знал, на какой дом напали и что тварей можно пристрелить. Дин проверил и то и другое, войдя в дом и встретившись лицом к лицу с молодым солдатом.
Но сидя на кровати Сэма в мотеле, старик рассказал историю, проверить которую было куда сложнее. Если бы Дин своими глазами не видел всего, что ему пришлось повидать за свою жизнь и даже тут, в Сидар-Уэллсе, он не поверил бы ни слову из услышанного.
– Мне девяносто один год, – начал Байрд после того, как они подкрутили батареи, чтобы в комнате стало для него достаточно тепло, и принесли ему из автомата баночку газировки. Он стащил с головы шапку, и оказалось, что он почти лысый, на розовой пергаментной коже чудом сохранилась всего пара прядей. – Так что я пережил уже два этих, как вы их называете, цикла убийств. Я их называю «Сорок лет».
– Сорок лет чего? – уточнил Сэм.
– Ничего. Просто «Сорок лет». Я ни с кем об этом не говорил, а сам я называю это, как мне нравится.
– Имеете право.
– Вот именно. Ну так вот, два таких я уже пережил. Этот раз, стало быть, третий. Во время первого я был еще совсем малец, но все видел. Моего отца убили томагавком, тетку застрелили в спину, соседа нашего – этому не повезло – привязали к лошади лицом вниз и тащили, пока вся кожа спереди не слезла.
– Вот это жесть, – сказал Дин.
– Это и была жесть, уж поверьте, молодой человек, – подтвердил Байрд. – И запомнилось навсегда.
– Не сомневаюсь.
– Спустя сорок лет, как вы понимаете, все началось сначала. На этот раз я уже понимал, что происходит, потому что убивали так же, как и в первый раз. На людей нападали индейцы и солдаты, одетые в военную форму, которую и сорок лет назад уже не носили. Эти существа мерцали, как если бы вы смотрели на них, часто моргая, – то они есть, то нет. Животные меняли обличье, превращались в людей, а люди превращались в животных. Все это я уже видел, и было страшно увидеть снова.
– И что вы делали? – спросил Сэм.
– Я, как мог, давал отпор. В первый раз меня не тронули, иначе я бы тут не сидел. А во второй раз на меня нападали девять раз. Я отстреливался из ружья и пистолета, пускал в ход топор и даже горящую головню. Я знал, на что они способны, и не хотел, чтобы это случилось со мной. Некоторых я убил, если можно так выразиться, а других просто отогнал. Видно, они решили не связываться со мной и поискать добычу полегче.
Старик потер левый глаз с такой силой, будто пытался выдавить его, и поскреб нос.
– Я тогда уже женился, и они добрались до моей Бетти. Я всего один раз ненадолго оставил дом – поехал в город за едой и боеприпасами. Оставил ей ружье, но они все равно добрались до нее – раскроили от шеи до пояса. Я похоронил ее во дворе и пошел искать убийцу. Но их не выследишь.
– Почему? – спросил Дин. – Они что, не оставляют следов?
– Иногда да, а иногда и нет. Иногда следы просто обрываются. Иногда превращаются в другие следы. Они не приходят откуда-то. Они… как бы это сказать? – Он щелкнул пальцами. – Они… возникают из пустоты, делают свое черное дело и опять исчезают.
– Вы это видели?
– После того, как Бетти убили, я не стал отсиживаться в доме. Я похоронил ее, а потом пошел в лес, потому что видел, что они приходят оттуда. Я провел в лесу много дней, выслеживал их, как зверь, пытался понять, откуда они берутся, есть ли у них вожак, и все такое. И я узнал, что они возникают ниоткуда. Никого нет, и вот, в следующее мгновение, он уже здесь. И никакого знака, чтобы понять, когда и где они возникнут. Однажды ночью один появился прямо передо мной, чуть не на мне. Я тогда еще подумал, что было бы, возникни он прямо на том месте, где я стоял, а не чуть в стороне. Ну, спрашивать я его, конечно, не стал. Отрубил голову топором, и дело с концом. Работает ничуть не хуже пули. Кажется, они не такие уж крепкие. Сильные, да, но мертвые, и рады вернуться туда, откуда явились.
– Значит, мы на верном пути, – заметил Сэм. – Это восставшие мертвецы.
– Осталось понять, кто их воскрешает и зачем, – поддержал его Дин. – И положить этому конец.
– Не совсем то, с чего мы начинали, но достаточно близко, – заметил Сэм. – Мистер Байрд, не знаете ли вы, у кого может быть зуб на Сидар-Уэллс? Кто может стоять за этими убийствами?
Байрд задумался.
– После второго сорокалетия я уехал из города. Это был 1966 год. Сюда тогда понаехали военные, а мне до них нет никакого дела, разумеется, если они не мертвяки. И смысла оставаться здесь без Бетти я не видел. Но я недалеко уехал: если по прямой, километров двадцать пять. И следил за временем, чтобы не пропустить, если все начнется снова. Я был готов. Знал, что нужно делать. Я хотел вернуться в город и положить этому конец.
– Так вы, значит, стали действовать, – сказал Сэм. – Поэтому вас и видели рядом с местами убийств. Но нам надо знать, кто, по вашему мнению, стоит за всем этим? Кто-то должен был начать этот сорокалетний цикл убийств. И если мы найдем его, то сможем прекратить все это раз и навсегда.
– Забыл сразу рассказать, – начал Байрд. – В первый раз, еще в 1926 году, моя семья работала и жила на большой ферме. И отца, и тетку, и соседа – всех убили на этом ранчо. Так моя мать после говорила, что это ранчо во всем виновато. Что-то случилось там и навлекло гибель на эти места. Она больше и дела с ними иметь не хотела, переехала в город. Хоть я и говорил ей, что убийства и в городе происходят, а не только на ранчо, но она и слышать ничего не желала.
– А теперь вы ей верите? Думаете, дело, действительно, может быть в ранчо?
Байрд невесело усмехнулся. Его оскал напомнил Дину карикатурного грифа, разглядывающего аппетитный кусочек падали.
– Черт его знает, парни. Мне, по большому счету, плевать и на Сидар-Уэллс, и на ранчо. Единственное, что держало меня на плаву все эти сорок лет и почему я вернулся, – то, что я этих ублюдков ненавижу больше всего на свете. Но я все думал об этом. Может, действительно все и началось на ранчо.
– Отвезете нас туда? – спросил Дин.
– Э, да то ранчо продано сто лет назад. Поделено на части. Там уже новых домов понастроили. Все, что там раньше было, давно перепахали и сровняли с землей.
Глава 24
Говард Патрик открыл дверь своего офиса по недвижимости на Главной улице, вошел внутрь и щелкнул выключателем. Зажглись люминесцентная лампа под потолком и гирлянда на елке. Ожила фигурка Гринча, вспыхнули электрические огоньки на меноре, которую он ставил в витрину каждый год на Рождество. Если бы у него был какой-то символ Кванзы, африканского Нового года, то и для него нашлось бы место, тем более что четыре года назад они всей семьей – с женой и двумя детьми – начали отмечать и Кванзу, а не только Рождество. Ему хотелось, чтобы дети помнили о своих африканских корнях. Но основная причина была в том, что он хотел сделать свою компанию – «Кэйбаб Недвижимость» – по-настоящему открытой для всех. Каждому нужна крыша над головой, и ему нравилось помогать людям.