— Пусть уходит.
Маркиз вынул из кармана золотые часы, которые подобрал в доме Портико, спокойно взглянул на них, повернулся к Двери и сказал так, будто ничего особенного не произошло:
— Полагаю, леди, мне лучше сойти с поезда. Там от меня будет больше пользы. Мне нужно много чего обдумать.
— Нет, — отозвалась девушка. — Если вы уйдете, мы тоже уйдем.
— Не переживай, — успокоил ее маркиз. — Здесь, в Нижнем Лондоне, тебя всегда защитит Охотница. Я постараюсь встретиться с вами на следующем рынке. А пока что — будь умницей и не наделай глупостей.
Состав как раз подходил к станции.
Дверь пристально посмотрела на графа, и, несмотря на ее юный возраст, во взгляде ее больших опаловых глаз было что-то невероятно древнее и могущественное. Ричард заметил, что придворные тут же замолкали, когда она начинала говорить.
— Вы позволите ему уйти, ваша светлость? — спросила она.
Граф провел ладонями по лицу, потер свой единственный глаз, потеребил повязку на другом, потом посмотрел на девушку.
— Пусть идет, — сказал он и, посмотрев на маркиза, добавил: — В следующий раз… — он провел пальцем по горлу. — …Вобла!
Маркиз отвесил поклон.
— Не надо меня провожать! — бросил он стражникам и подошел к открытым дверям.
Холворд вскинул арбалет и нацелил его в спину маркиза. Охотница протянула руку и направила арбалет в пол. Маркиз вышел на платформу, повернулся и игриво помахал им рукой. Двери с шипением закрылись.
Граф опустился в свое резное кресло и какое-то время сидел молча. Громыхая и раскачиваясь, состав мчался по темному тоннелю.
— Я совсем забыл о гостеприимстве! — вдруг пробормотал граф себе под нос. Он посмотрел на своих гостей единственным глазом и проревел так, что стены задрожали, как от барабанного боя: — Я совсем забыл о гостеприимстве! — Он жестом подозвал одного из престарелых стражников. — Дагворд, они наверняка хотят есть. И пить тоже.
— Так точно, ваша светлость.
— Остановите поезд! — крикнул граф.
Двери открылись, и Дагворд выскочил на платформу. Ричард с интересом смотрел на людей на станции. Ни один не вошел в их вагон. Казалось, никто вообще не заметил ничего странного.
Дагворд подошел к автомату с шоколадными батончиками и безалкогольными напитками. Сняв шлем, он постучал рукой в латной рукавице по стальному боку автомата.
— Приказ графа, — сказал он. — Нужны батончики.
Автомат протяжно заскрежетал и принялся выплевывать в поддон батончики «Фрут энд Нат». Подставив шлем, Дагворд ловил их — батончиков было так много, что они посыпались на пол. Двери вагонов начали закрываться. Холворд быстро сунул между дверьми копье, и они снова разъехались, и стали то закрываться, то разъезжаться. «Граждане пассажиры, отпустите двери, — послышалось из динамика. — Поезд не пойдет, пока двери не закроются».
Граф посмотрел на Дверь своим единственным глазом и спросил:
— Итак, что привело тебя ко мне?
Она облизнула губы.
— В общем и целом, смерть моего отца.
Он медленно кивнул:
— Понятно. Хочешь отомстить. Это правильно, — откашлявшись, он продекламировал низким басом: — «Голодный клинок твой жаждет расправы! Пусть пламя взовьется до самых стен, пусть кровь здесь прольется не ради забавы, — пусть смоет потоками…» Смоет потоками… эээ… в общем, что-то там смоет. Да.
— Отомстить? — Дверь на секунду задумалась. — Ну да. Отец именно об этом и просил. Но пока я хочу всего лишь выяснить, как такое могло произойти, и спастись сама. У моей семьи не было врагов.
В эту минуту в вагон зашел Дагворд со шлемом, полным батончиков и банок колы. Холворд убрал копье, двери тут же закрылись, и состав тронулся.
Пальто Лира по-прежнему лежало на полу, усыпанное горками монет и смятых банкнот, истоптанное башмаками. Люди топтали монеты, рвали банкноты и ткань пальто. Казалось, никому нет дела до того, что у них под ногами деньги. Лир плакал.
— Оставьте меня в покое! Ну пожалуйста! — молил он.
Он прижался спиной к стене. По лицу текла кровь, она уже залила всю бороду. Помятый, исцарапанный саксофон висел у него на груди.
На него напирала толпа — больше двадцати, но меньше пятидесяти человек. Они толкались и отпихивали друг друга, как безумные. Уставившись в пустоту, мужчины и женщины боролись не на жизнь, а на смерть за право бросить Лиру деньги на пальто. На покрытой кафелем стене расплылось алое пятно крови — там, где Лир ударился головой. Он отчаянно пытался отбиться от какой-то дамы с раскрытым кошельком в руках, которая пихала ему в лицо целую пачку пятифунтовых банкнот. Она готова была выцарапать ему глаза, лишь бы он взял у нее деньги. Уклоняясь от ее острых ногтей, Лир не устоял на ногах и рухнул на пол лицом вниз.
Кто-то наступил ему на руку. Монеты больно впивались в лицо. Лир рыдал и ругался.
— Я же говорил: не увлекайся, — спокойно сказал кто-то. — Вот к чему приводит жадность.
— Помоги! — выдохнул Лир.
— Что ж, в принципе есть другая мелодия, которая могла бы тебе пригодиться, — неохотно сказал некто.
Толпа наседала на Лира. Кто-то бросил монетку в пятьдесят пенсов прямо ему в лицо, и ее острый край порезал ему щеку. Лир обхватил колени и, зажмурившись, уткнулся в них лицом.
— Играй, черт бы тебя побрал! — всхлипывая, крикнул он. — Я сделаю все что угодно… Играй!
В ту же секунду, эхом отражаясь от каменных стен, по туннелю разнеслась тихая трель. Одна простая фраза повторялась снова и снова с легкими вариациями. Люди стали расходиться, сначала медленно и неохотно, потом все быстрее и увереннее. Лир открыл глаза. Маркиз Карабас дудел в свою свистульку, прислонившись к стене. Заметив, что Лир смотрит на него, он перестал дудеть, убрал свистульку во внутренний карман плаща и бросил музыканту носовой платок, отделанный кружевами. Лир вытер кровь со лба и щеки.
— Они меня чуть не растерзали! — сердито проговорил он.
— Я же тебя предупреждал, — отозвался маркиз. — Тебе крупно повезло, что я решил вернуться. — Он помог Лиру сесть. — Насколько я понимаю, теперь за тобой еще один должок.
Лир поднял пальто — рваное, грязное, со следами ботинок. Ему вдруг стало холодно, и он набросил пальто на плечи. Монеты и банкноты посыпались на пол. Лир даже не взглянул на них.
— Неужели? Просто повезло? Или ты все это подстроил?
Маркиз будто бы всерьез обиделся.
— Да как ты мог такое подумать?
— Я слишком хорошо тебя знаю. Ну ладно, чего тебе надо? Украсть что-нибудь? Устроить поджог? — Лир помолчал, а потом с грустью добавил: — Небось, хочешь, чтобы я кого-то убил?
Карабас забрал у него свой платок.
— Зря гадал. Первое предположение было верным. Мне действительно надо, чтобы ты для меня кое-что украл, — улыбнувшись, сказал он. — Понимаешь, мне позарез нужна статуэтка периода династии Тан.
Лира передернуло, и он неохотно кивнул.
Ричарду вручили батончик «Фрут энд Нат» из автомата и огромный серебряный кубок, инкрустированный по краю драгоценными камнями, похожими на сапфиры. В кубке плескалась кока-кола. Шут, которого звали Тули, кашлянул и громко провозгласил:
— Давайте выпьем за наших гостей. Перед нами ребенок, герой и дурак. Пусть каждый получит то, чего заслуживает.
— А я — кто? — шепотом спросил Ричард.
— Дурак, разумеется, — ответила Дверь.
— Раньше, — угрюмо протянул Холворд, отпив немного колы, — у нас было вино. Мне оно больше нравилось. Не такое липкое.
— А что, все автоматы выдают вам шоколад и колу? — спросил Ричард.
— Конечно, — отозвался стражник. — Они все подчиняются графу. Он правит метро. Он — граф Центральной, Кольцевой, Юбилейной линий, а также линий Виктория и Бейкерлу, — в сущности, всех, кроме линии Андерсайд[33].
— А что это за линия Андерсайд? — удивился Ричард.
Холворд покачал головой и крепко сжал губы. Охотница тронула Ричарда за плечо.
— Помнишь, я тебе говорила о пастухах в Шепердс-буш?
— Вы сказали, что лучше мне с ними никогда не встречаться и что есть много такого, о чем мне лучше не знать.
— Правильно. Так вот, ты смело можешь добавить линию Андерсайд в список того, о чем тебе лучше не знать.
Тут к ним подошла Дверь.
— Граф согласился нам помочь, — с улыбкой сообщила она. — Идемте. Он ждет нас в библиотеке.
Ричард гордился собой: он не спросил: «В какой еще библиотеке?», и не сказал, что в поездах не бывает библиотек. Дверь прошла мимо опустевшего трона в следующий вагон, который и служил библиотекой. Ричард направился за ней. Это была огромная комната с каменными стенами и высоким деревянным потолком. Вдоль стен шли полки, заваленные самыми разными предметами. Конечно, тут было немало книг, но имелось и многое другое: теннисные ракетки, хоккейные клюшки, зонты, лопата, ноутбук, деревянная нога, несколько кружек, груда туфель, бинокли, вахтенный журнал, шесть кукол, которые надевались на палец, лавовая лампа, множество CD, виниловые пластинки, грампластинки с частотой 45 и 78 оборотов, аудиокассеты, бобины, игральные кости, игрушечные автомобильчики, вставные челюсти, наручные часы, фонари, четыре садовых гнома разных размеров (два с удочками, один с сигарой и еще один с голой попой), стопки газет и журналов, книги по магии и волшебству, трехногие табуретки, коробка сигар, пластмассовая овчарка с кивающей головой, носки… Царство забытых вещей.
— Вот его истинные владения, — пробормотала Охотница. — Потерянные вещи. Забытые вещи.
В окна были видны стены туннеля, по которому мчался поезд, провода, тусклый свет лампочек. Граф сидел на полу, расставив ноги. Он рассеянно гладил волкодава и чесал его за ухом. Шут стоял рядом, — казалось, ему неловко. Увидев гостей, граф поднялся.
— А… Это вы, — протянул он, наморщив лоб. — А зачем я вас звал? Ну-ка, ну-ка, сейчас вспомню… — Он потеребил свою рыжую с проседью бороду.