— Нет, я ничего такого не говорю, — честно сказал он.
Но мистер Круп не обратил никакого внимания на его слова.
— …И, если бы я все же решился рассказать, — продолжал он, — что тревожит меня в столь радостную минуту, мистер Вандемар, вы бы поняли, насколько меня раздражает тот факт, что никто не узнает о нашем благородном деянии. Нам надо было бы повесить тело маркиза на самой высокой виселице в Нижнем Лондоне. А не выбрасывать его в сточные воды, словно… — Он замолчал, подыскивая достойное сравнение.
— Крысу? — предположил Вандемар. — Попугая? Селезенку?
Тележка продолжала свою скрипучую песню.
Мистеру Крупу не понравилось ни одно из сравнений.
— Что ж, мы пришли, — сказал он.
Они оказались на берегу небольшой реки. Грязные коричневые воды уносили прочь использованные презервативы и обрывки туалетной бумаги. По поверхности плавали хлопья желтой пены. Вандемар остановил тележку. Круп нагнулся, схватил маркиза за волосы, приподнял его голову и прошептал в самое ухо:
— Чем скорее мы покончим со всем этим, тем лучше. В другое время, в другом месте наверняка найдется человек, способный по-настоящему оценить наше непревзойденное мастерство.
Потом он отпустил маркиза и выпрямился:
— До свиданья, славный маркиз. Не забывайте о нас, куда бы вас ни занесло.
Мистер Вандемар вывалил в коричневую воду тело маркиза Карабаса, а следом швырнул и тележку, которая ему страшно надоела. Он долго провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду.
Мистер Круп поднял фонарь высоко над головой, осветив кирпичный свод.
— Как жаль, мистер Вандемар, что люди, которые ходят по улицам там, наверху, никогда не увидят эту древнюю кладку, никогда не смогут оценить всю красоту этих кирпичных сводов у них под ногами.
— Здесь поработал настоящий мастер, — согласился мистер Вандемар.
Они повернулись и пошли по туннелю назад.
— Города, мистер Вандемар, очень похожи на людей, — торжественно объявил мистер Круп. — Мало кто знает, что таится глубоко внутри.
Дверь отыскала в одном из карманов своей огромной кожаной куртки шнурок и повесила ключ себе на шею.
— Потеряешь, — предупредил Ричард.
Девушка поморщилась.
— Честно, — сказал Ричард. — Шнурок порвется, и ключ упадет.
Дверь пожала плечами.
— Ладно. Когда придем на рынок, я найду себе цепочку.
Они шли по лабиринту пещер и туннелей из известняка, который казался Ричарду невероятно старым, почти доисторическим.
Ричард усмехнулся.
— Что тебя насмешило? — спросила Дверь.
Он улыбнулся в ответ.
— Я представил себе лицо маркиза, когда мы расскажем ему, что сумели добыть ключ без его помощи.
— Уверена, он наверняка отпустит какое-нибудь саркастическое замечание, — отозвалась Дверь. — После рынка пойдем к ангелу. «Длинным и опасным путем». Что бы это ни значило.
Ричард хотел сказать: «Уверен, он будет действительно длинным и страшно опасным», но сдержался. Он стал рассматривать удивительные рисунки на стенах. Кто-то нарисовал красно-коричневой и грязно-желтой краской диких кабанов, удирающих от них газелей, мамонтов с густой шерстью и гигантских ленивцев. Ричард решил, что этим рисункам несколько тысяч лет, но когда свернул за угол, увидел нарисованные точно такими же красками грузовики, домашних кошек, машины и — очень грубо, будто художник видел их только издали, — самолеты.
Все эти рисунки располагались на стенах довольно низко, почти у самой земли. «Может, их создали подземные пигмеи-неандертальцы? — подумал Ричард. — А что, очень может быть. В Нижнем Лондоне все возможно».
— А где в этот раз будет рынок? — спросил он.
— Понятия не имею, — ответила Дверь. — Ты не знаешь, Охотница?
Охотница выступила из тени.
— Нет, не знаю.
Внезапно мимо промчался ребенок. Через пару минут за ним пробежали еще несколько детей. Охотница быстро ухватила одного из них за ухо. Это оказался маленький мальчик.
— Ай-ай-ай! — завопил он. — Пусти! Она украла мою кисточку!
— Да! — сказал один из его приятелей. — Взяла и украла!
— Ничего я не крала! — послышался высокий детский голосок.
Указав на рисунки на стене, Охотница спросила:
— Это ты нарисовал?
Мальчик прищурился и высокомерно посмотрел на нее — так смотрят некоторые великие художники и все без исключения девятилетние мальчики.
— Да, некоторые нарисовал я, — нахально заявил он.
— Неплохо получилось, — заметила Охотница.
Мальчик сердито на нее посмотрел.
— Где будет Плавучий рынок? — спросила Дверь.
— В «Белфасте», — ответил мальчишка. — Сегодня ночью.
— Спасибо, — сказала Дверь. — Надеюсь, тебе удастся получить свою кисточку обратно. Охотница, отпусти его.
Охотница послушно отпустила мальчугана. Но вместо того чтобы убежать, он пристально посмотрел на нее, скорчил рожицу, пытаясь показать, что ему вообще-то наплевать, кто она, и спросил:
— Значит, ты — Охотница?
Она смущенно улыбнулась малышу. Он фыркнул.
— Ты — лучший телохранитель в Нижнем Лондоне?
— Говорят, что да.
Мальчик сунул руку в карман, а потом резко выбросил ее вперед, разжал кулак, недоуменно посмотрел на ладонь и поднял глаза на Охотницу. Отведя руку так, чтобы мальчишка не мог достать, Охотница показала ему перочинный ножик. Малыш насупился.
— Как это у тебя получилось?
— Проваливай, — сказала Охотница и, сложив ножик, бросила мальчику.
Он поймал его и тут же помчался прочь, надеясь догнать девочку, которая стащила его кисточку.
Тело маркиза Карабаса плыло по канализационной трубе на восток.
Когда-то ручьи и реки, забранные потом в трубы, свободно текли по Лондону — с севера на юг (а к югу от Темзы — с юга на север), — регулярно снабжая Темзу мусором, трупами домашних животных, а также содержимым ночных горшков. Большую часть нечистот Темза исправно выплескивала в море, но кое-что оставляла себе. Эта замечательная система существовала довольно долго, пока наконец в 1858 году, из-за невероятно жаркого лета и огромного количества отходов, сбрасываемых в реку людьми и заводами, не породила удивительный феномен, вошедший в историю Великобритании под названием «Великий смрад». Темза вся превратилась в канализацию. Многие уехали из Лондона, а те, кто остался, обматывали лица шарфами, смоченными карболкой, и старались дышать только через рот. В тот год парламент закрыл сессию раньше обычного, а на следующий год принял указ о строительстве канализации. Под землей были проложены тысячи миль труб, под небольшим уклоном с запада на восток. Где-то за Гринвичем коллектор выходил в устье Темзы — и все отходы попадали прямиком в Северное море. Именно этот путь и предстояло преодолеть телу маркиза Карабаса — с запада на восток, навстречу восходу солнца и холодным морским водам.
На высоком кирпичном уступе сидели крысы. Они занимались тем, чем обычно занимаются крысы, когда их никто не видит. Внезапно они увидели, как что-то плывет под ними в мутном потоке. Крыса покрупнее — черный самец — запищала. Пропищав что-то в ответ, небольшая коричневая самка спрыгнула маркизу на спину — он плыл вниз лицом, — быстро перебралась на шею, понюхала волосы и плащ, лизнула кровь, а потом осторожно свесилась к воде, пытаясь рассмотреть лицо.
Ловко спрыгнув в мутную воду, крыса доплыла до берега, взобралась по старой, выщербленной кладке и побежала по балке назад, к своим сородичам.
— В Белфасте? — спросил Ричард.
Загадочно улыбнувшись, Дверь ответила лишь:
— Увидишь.
Несмотря на все уговоры, она отказалась что-либо объяснить.
Тогда он решил сменить тактику.
— Откуда ты знаешь, что мальчишка нам не соврал насчет рынка? — спросил он.
— О таком не врут. Мне кажется… мы вообще не можем врать об этом, — Дверь немного помолчала. — Рынок — это нечто особенное.
— А откуда малыш узнал, где он будет?
— Кто-то ему сказал, — ответила Охотница.
Ричард помолчал немного и спросил:
— А этот кто-то откуда узнал?
— Кто-то сказал ему, — ответила Дверь.
— Но… — Ричард задумался о том, кто же изначально выбирает место будущего рынка и как сообщает об этом жителям Нижнего Лондона. «Как бы так спросить, чтобы они не решили, что я полный придурок?» — подумал он.
Внезапно послышался бархатистый женский голос.
— Просссстите… Вы не подскажете, когда будет рынок?
Из темноты выступила девушка — необычайно бледная, с черными волосами, в черном бархатном платье. На тонких пальцах поблескивали серебряные кольца. Взглянув на нее, Ричард понял, что где-то ее уже видел. Он задумался, пытаясь вспомнить. Ну да, конечно, — на первом рынке! На том, который проходил в «Хэрродс». Она улыбнулась ему из толпы.
— Он будет сегодня вечером, — ответила Охотница. — В «Белфасте».
— Спасибо, — поблагодарила девушка в черном.
Ричард заметил, какие удивительные у нее глаза. Цвета фиалки.
— Встретимся на рынке, — сказала женщина и пристально посмотрела на Ричарда, но тут же смущенно отвернулась, шагнула назад и словно растворилась в темноте.
— Кто это? — спросил Ричард.
— Они называют себя детьми ночи, — ответила Дверь. — Днем спят в туннелях, а ночью бродят по Верхнему Лондону.
— Они опасны?
— Здесь все опасны, — сказала Охотница.
— Ну ладно, — Ричард вздохнул. — Вернемся к рынку. Кто решает, где и когда будет рынок? И как изначально люди узнают об этом?
Охотница пожала плечами.
Ричард повернулся к Двери:
— Ты тоже не знаешь?
— Я никогда об этом не думала.
Они свернули за угол, и Дверь направила на стену фонарь.
— Какой молодец! — заметила она.
— Вот уж кто не теряет времени даром, — отозвалась Охотница.
Она коснулась рисунка на стене. Краска еще не успела высохнуть. На рисунке были изображены Охотница, Дверь и Ричард. Причем в довольно неприглядном виде.