– А я тут с какого бока? – удивился Морозовский.
– По большинству направлений Группы я знаю или хотя бы чувствую, куда следует идти, как развиваться. И сам подруливаю, если надо. Там, где этого нет, например по фондовому рынку, у меня толковые директора. А на медиа такого кадра найти не могу. Сменил трех, все узкие специалисты, никто не может подняться выше интересов своего цеха. Вы же из театрального мира вышли и до сих пор с ними на «ты». Подскажите подходящую личность.
– И каким должен быть твой «положительный герой»?
– Коммерсантом, но культурным. Своим человеком в богеме.
Морозовский со смаком сделал глоток, задумался.
– Покажи мне свое творческое хозяйство. Может, когда буду смотреть, что-то подходящее и вспомнится.
Предприятия «КамФГ-Медиа» располагались в четырех точках города, поэтому экскурсия затянулась за половину дня. Подвести итог единодушно решили за обедом. Тем более что в трехэтажном особняке, где располагался центральный офис Влада, от бывшего хозяина, областного треста ресторанов и кафе, осталась небольшая, но отличная столовая.
– За две вещи, Влад, не могу тебя не похвалить. Техника, информационная база – все на высшем уровне и с запасом «на вырост». У тебя получилась кадрированная дивизия: сегодня пятьсот штыков, через неделю, например к выборам – пятнадцать тысяч. А с комдивом ты прав, дело швах. Нынешний не ведает, с кем и за что воевать. Человек, который сможет его заменить, у меня на примете имеется. Но он капризный, не любит, чтобы им командовали. И в наемники он к тебе не пойдет.
– Вы в этом уверены?
– Уверен. А теперь сядь капитальнее и держись за ручки кресла, чтобы не выпасть. Я о себе говорю. Что, если мы «махнемся не глядя»? Ты мне – свою «медию», я тебе – ломтик Кабельного, раз он тебе по вкусу.
– Весь ваш ломтик?
– Влад, умоляю. Не испытывай на прочность мою врожденную интеллигентность! Поршень обязан понимать разницу между настоящим заводом и какими-то фитюльками. Только не трахай мне мозги умными словами вроде «бренд» и «интеллектуальная собственность». Позволишь два слова в порядке воспитания талантливой молодежи? Мы с тобой солидные люди, которых базарный торг категорически унижает. У тебя есть собственная инвестиционная фирмочка, у меня такая же, дружеская, которой я доверяю. Поручим им оценить наши активы. А потом сравним, уточним детали и, клянусь налогом с оборота, договоримся.
Скачко оглянулся, жестом подозвал официантку:
– Валюша, несмотря на разгар рабочего дня, без вина мы все же не обойдемся. Принеси по бокалу белого. Грех не выпить за дальновидного человека, – и продолжил, обращаясь к Морозовскому: – Ефим Маркович, только одна поправка к вашему конструктивному законопроекту: в категорию «молодежь» я, к сожалению, не вписываюсь. Уже Пушкина пережил.
Специалисты Скачко оценили «КамФГ-Медиа» в девять процентов акций Кабельного. Их коллеги, работающие с Морозовским – на полтора процента меньше. Скачко великодушно согласился с расчетом конкурентов, но попросил продать, уже за деньги, еще процента три.
– По цене москвичей, – уточнил он.
Морозовский был готов к такому развитию событий:
– Как говорит народная мудрость? «Как ты ко мне, так и я к тебе». Если пожелаешь, продам и шесть. Можно с рассрочкой на год. Остальные оставлю себе «на черный день». Чтобы пускали на собрание акционеров, – уточнил он.
– Пожелаю все шесть. Три оплачиваю сразу, остальные – равномерно в течение года.
– Ну и прекрасно. Как сказал молодой человек своей уже бывшей девушке: «А ты боялась!».
Атаманов, Брюллов, Дьяков. 30 ноября 1993
Во вторник, минут за тридцать до очередной оперативки, Брюллов уточнял у начальника управления внешних связей информацию о потенциальных иностранных инвесторах, проявляющих интерес в Камской области.
– Если по отраслям, то полным ходом идут переговоры по пищевке. Конкретнее: по пивзаводу, двум молочным комбинатам и кондитерской фабрике. С серьезными намерениями работают по стройматериалам Knauf и Vetonit. Чего не скажешь по машиностроению: одни смотрины.
– Как металлурги?
– По цветной ходят вокруг, принюхиваются, в основном наши «бывшие». Может, что-то и выстрелит. К черной металлургии пока интереса не чувствуется. Зато по химии…
– Ладно, в справке это есть? – похлопал Брюллов по синей папочке.
– Все есть, от «а» до «я».
– Хорошо. В чем не разберусь, переведу стрелки на тебя, будь готов ответить на вопросы. Что-то я еще хотел тебя спросить. Посиди пока, я сделаю пару звонков, может, и вспомню.
Брюллов нажал кнопку селектора:
– Александр Игоревич! Извини, что вторгаюсь в твою сферу. Я три дня ездил по области и вывез оттуда серьезное сомнение в шансах шефа стать сенатором. Надо всех ставить на уши.
– Не паникуй, все штатно, – глухо послышалось из динамика.
– Я не паникую. Просто не хотел поднимать этот деликатный вопрос, минуя тебя.
– Спасибо, я это оценил.
– Я тебя предупредил.
Не вешая трубку, Брюллов нажал кнопку вызова Атаманова:
– Николай Петрович, в порядке подготовки к совещанию по лесовозным дорогам со среды до пятницы я побывал в четырех районах. Есть кое-какие наблюдения по ходу выборной кампании. Может, обсудим сегодня «на троих»?
– Ты, Юрий Владимирович, опередил меня на секунды. Как раз смотрю на календарь: до выборов осталось ровно тринадцать дней. Давай обменяемся впечатлениями.
– Извините, что встреваю, – подал голос Внешник, когда Брюллов завершил разговор, – но зря вы мечете бисер перед Дьяковым. Он вашу деликатность воспринимает как элементарную слабину. В аппаратные игры так не играют.
– Наверное, ты прав, но по-другому не могу – плохо воспитали.
Разговор в узком кругу о выборах в Совет Федерации Атаманов начал издалека.
– Дьяков, ты у нас опытный политик. Профессиональный. Скажи мне, в чем разница между политикой и техническим черчением?
– Нас, юристов, Николай Петрович, в университете этой премудрости не обучали, а хилые школьные знания выветрились. О наличии общего у них еще могу сказать, и то только между нами: при советской власти результаты выборов частенько приходилось подрисовывать, но с восемьдесят девятого года мы этим не грешим.
– Это ты не о черчении, а о рисовании. А разница между черчением и политикой, мой дорогой, в том, что в черчении три основных проекции – две сбоку и одна сверху, а в политике тоже три, но только сбоку, сверху и снизу. Сбоку – как ситуация нам видится самим, сверху – как начальству, снизу – как широким голосующим массам. Виды «сверху» и «сбоку» ты мне через день докладываешь. А Брюллов три дня имел возможность посмотреть на избирательную картинку снизу. И что ты там разглядел, Владимирович?
– Вечерами и рано утром между делом минут по сорок я смотрел местное телевидение, где регулярно мелькали выборные сюжеты. А днем, общаясь с самой разной публикой, ненароком переводил разговор на выборы. Картинка получилась непростой. Если бы у нашего кандидата не было двух конкретных соперников, то она была почти благостная: Николай Петрович регулярно в кадре дает указания, рапортует избирателям о достижениях власти, демонстрирует собственный здоровый образ жизни и любовь к домашним животным. Районные главы регулярно, но без особого рвения напоминают местному хозяйственному руководству, что на выборах надо поддерживать областного главу.
На этом месте Брюллов, прежде чем продолжить, тяжело вздохнул.
– Но вот беда, после этого на экране появляется наш конкурент Панин и коротко, но доходчиво перечисляет народные беды: обесценивание денег, рухнувшие вклады в банке, замороженные стройки. Он в курсе и всех местных заморочек: трудностей с дровами в нашем лесном краю; нехватки учителей и врачей в глубинке; заваленных зимой снегом и утопающих в грязи летом дорог. И тычет пальцем в виновника всего этого безобразия – товарища Атаманова.
– А как ведет себя Серов? – спросил Атаманов.
– Валя Серов строит из себя молодого, удачливого бизнесмена, способного научить старых пердунов, как надо жить. Исполняет он свою партию лихо, с юморком и без напряжения. Мол, если попросите, так и быть, буду вас, темных, представлять в сенате. Очень, кстати, выигрышная позиция. Особенно при встречах «вживую». Еще одно. Панин в каждом районе проводит не менее двух дней, по четыре-пять встреч в день. И люди ходят на них охотно, потому что общением с большим начальством не избалованы. Серов не так частит, но своим балагурством и аттракционами в стиле Жириновского успешно набирает очки. Оба они ненавязчиво намекают: «Мы-то вас уважили, приехали увидеть и услышать, а „большой бугор“ сидит в Камске, не вылезая из своего теплого кресла». Это цитата.
– Серова? – уточнил Атаманов.
– Его. В Ветрянке, в клубе домостроительного комбината.
– Чтобы компенсировать малое присутствие Николая Петровича на местах, мы создали институт «доверенных лиц». Вот статистика их встреч по всем районам, – Дьяков положил перед главой несколько листков с изображенными в них таблицами. – Я регулярно их перепроверяю. Это не туфта.
– Наверное, так оно и есть, – согласился Брюллов. – А ты поинтересовался, кто они – эти доверенные лица?
– Я с ними на пяти кустовых совещаниях встречался, – пришел на помощь Дьякову кандидат в сенаторы. – Достойные люди, раньше бы сказали – партхозактив[58].
– Я, Николай Петрович, тоже посмотрел их состав. Сейчас это называется «начальство». В трех районах из четырех – сплошные руководители, далеко не всегда авторитетные. Только в Барде среди «лиц» есть учителя, фермеры и даже журналисты. Из тех, кто называются неформальными лидерами. Но и они на многие вопросы, адресованные вам, ответить не в состоянии. Чтобы не впасть в уныние, сразу сформулирую предложения. Из оставшихся девяти рабочих дней надо четыре посвятить массовым встречам в крупных промышленных городах, а пять – с теми же «доверенными лицами» на кустовых встречах. Массовые мероприятия в «низах» в оставшиеся дни они уже не успеют провести, но эхо все равно пройдет. Тема встреч: трудности и как мы их преодолеваем. Сказать есть о чем. Везде тяжело, но мы много сделали и выглядим лучше многих соседей. Материал к вечеру мои ребята подгот