Среди них были «красные директора» и «новые русские» бизнесмены, врачи и педагоги, журналисты и ветераны, директор театра и заслуженный тренер по горным видам спорта. Предполагалось, что в нужный момент они или сами проголосуют за Владислава, или подскажут сделать это своим депутатам.
Стимулировать «нужных» требовалось строго персонально. Для тех, кто сам не избирался, самым ценным было содействие их «бизнесу»: школе, больнице, спортивному клубу. Кандидатов в депутаты интересовало все, что можно было трансформировать в голоса избирателей: от сувенирных календарей с их изображением до эфирного времени на радио или на телевидении. Денежные знаки тоже сохранили свою привлекательность.
Что касается «лишних людей», то к Онегину, Печорину, Чацкому и иным персонажам литературной классики отношения они не имели. Ради красного словца это кодовое название для вероятных конкурентов Влада на председательский пост придумал Брюллов. Сначала с подсказки Дьякова к этой категории были отнесены Федотыч и Дерягин. По информации управляющего банком «Согласие», желание сменить сферу руководящей деятельности проявлял акционер банка, областной профсоюзный босс Кома. Его единодушно решили проигнорировать как противника несерьезного. С «серьезными», Дерягиным и Федотычем, дипломатические переговоры взяли на себя Брюллов и сам кандидат в спикеры.
Брюллов, припомнив их давние и доверительные отношения, сообщил Борису Сергеевичу, что представляет интересы Скачко, и спросил в лоб: не окажется ли Влад его политическим конкурентом?
– Извините за резкость, Юрий Владимирович, но от вас я такого тупого вопроса не ожидал. Заканчивается четвертый год моей службы цепным псом президента в области. Друзей на ней я не приобрел, зато недовольных и даже врагов – море. Только самоубийца пойдет после этого на выборную должность. Если выгонят, проректором возьмете?
– Не раздумывая. Готов написать расписку.
– Спасибо. Вы из того меньшинства, которому я верю. А у Скачко, при хорошем, в общем, к нему отношении, в той же ситуации я бы расписку взял.
Депутат областного Совета Лунин (он же Федотыч) по-прежнему совмещал служение избирателям с должностью заместителя директора заповедника. В Камск из родного Вильвенска он приезжал пару раз в месяц. Правильно решив, что именно в этом случае «Магомед должен идти к горе», Скачко не стал оттягивать визит в североуральскую столицу леса, целлюлозы и бумаги. В пути Влад мысленно репетировал предстоящий разговор. Продумывал один заход, другой, но потом вспомнил завет отца: «Если нет особой необходимости, то не ловчи и не ври. Дешевле обойдется».
Формат переговоров Федотыч определил кратко и бескомпромиссно: «Без чужих попаримся, выпьем, поговорим». У Влада, неплохо знавшего Лунина по депутатской работе, бескомпромиссность Федотыча и формат встречи отторжения не вызвали. Скорее, наоборот. Как и включение в повестку дня застолья. Отношения Влада с алкоголем были приятельскими: они встречались не часто, но не без удовольствия. Если общение было в меру, то повышался тонус. Если лишку (такое редко, но случалось), то тянуло в сон, и он этой тяге с удовольствием уступал.
Еще в предбаннике Лунин, трезвый как железобетонное перекрытие, буднично спросил:
– Зачем пожаловал?
– Надумал я, Максим Федотович, идти в председатели ЗеЭс. Но слух прошел, что и вы туда же. Вот я, не мудрствуя, решил обратиться к первоисточнику.
– И правильно сделал. Основания для слуха имеются. Еще в декабре Андрюша Полуянов попросил меня подумать о председательстве в будущем Законодательном Собрании. В мои шестьдесят шесть лет идея эта мне не понравилась, но аргументация польстила. Мол, я единственная политическая фигура, которая никого не раздражает. Хоть старых большевиков, хоть молодых акул капитализма. Потом эту же идею продублировали наш городской голова Зыков и директор птицефабрики Шумский. Вот и размышляю. Аргументы «за»: депутатские заседания вести проще, чем сдавать Госкомиссии комплекс целлюлозы. Это раз. На людях мне быть нравится. Это два. Что имеем «против»? Не люблю интриг, да и в мои годы неприлично играть роль первого любовника.
Влада осенило.
– Максим Федотович, признайтесь как на духу: вы на пару со мной согласились бы порыбачить или на лося сходить? Не для «решения вопросов», а для души, для удовольствия?
– Почему нет. Ты, Владислав, мужик нахальный, но со стержнем. Своего не упустишь, но и на чужое руки не распускаешь. У меня аллергии ты не вызываешь. Ты что, меня в ЗАГС приглашаешь?
– Почти. А что, если я предложу вам стать заместителем председателя ЗеЭс? Моим заместителем? За мной политика, законотворчество, интриги. За вами аппарат, организация, хозяйство. И поддержка председателя. Клянусь, на вашу территорию я не ходок. Выдвигаться будем в связке, как альпинисты. Меня поддержат молодые, вас – матерые. Против такого дуплета никто не устоит.
– Пойдем париться, змей-искуситель. Интересную картинку рисуешь.
– Считай, договорились! – эти слова Федотыч произнес через час с небольшим, наливая первую рюмку. – Обрати внимание: я это сказал не по пьяни. В здравом уме.
Разговор удался. Поговорили о высоком государственном и о земном личном (зарплате заместителя и квартире в Камске). Федотыч с юморком рассказывал, как его агитировали в председатели. Влад слушал его, прикрыв глаза. И когда плавно, друг за другом, словно титры на экране, снова проплыли фамилии тех, кто бережно и аккуратно направлял Лунина в сторону председательской должности, его осенило: и Полуянов, и Зыков, и Шумский были людьми из немногочисленного, хорошо ему знакомого «ближнего круга» Дьякова. В который много лет входит и он сам. Любопытно, «входит» или «входил»?
Три точки оказались на одной кривой. Случайность? В подобные чудеса Влад не верил даже будучи несмышленым Поршнем. Тут и с одной извилиной сообразишь: Дьяков подбирал спикера под себя – будущего губернатора. Такого, чтобы по сравнению с ним был «чуть пониже да пожиже и родом чтоб не из Парижа».
Провожая гостя до автомобиля, Федотыч на всякий случай еще раз предложил:
– Может, все же останешься переночевать? Сутра пораньше исполним тест на совместимость – пару часов порыбачим на льду. И успеешь еще засветло доехать до дому.
– С удовольствием бы, но сами знаете: волка ноги кормят. Теперь мне срочно надо рублик к рублику собирать для обустройства нашего Священного союза.
Скачко. Апрель 1994
Каникулы перед восьмым классом Поршень, он же Влад Скачко, обычно проводил у отцовского гаража. Однажды вечером к его воротам подкатила сверкающая «Ява». Мотоциклист, постоянный клиент отца и их сосед по подъезду, передал старшему Скачко комплект свечей зажигания для «Москвича», над двигателем которого колдовал «бог моторов». Снова оседлав свой рычащий аппарат, он встретился взглядом с Поршнем.
– Хочешь прокатиться?
– Нет, у меня дела.
– А за рулем?
– Хочу, но не умею.
– Научим!
Инструктаж и медленный пробный заезд заняли пятнадцать минут. Зато потом обалдевший от счастья Поршень на приличной скорости прошел четыре почти километровых кроссовых круга по волнистой грунтовке, окружавшей гаражный кооператив.
Получив обратно своего железного коня, мотоциклист предложил Владу подбросить его до дома. Поездка на заднем сиденье за широкой спиной соседа удовольствия не принесла. Даже наоборот. За рулем он чувствовал себя хозяином положения, покорителем мощной машины, а на заднем седле его не покидало противное ощущение беспомощности.
С тех пор прошло более двух десятилетий, но подобное чувство появлялось почти всегда, когда возникала ситуация, на которую он не мог повлиять. Так случилось и в воскресный полдень 17 апреля 1994 года, когда исход выборов больше зависел от погоды, чем от его усилий. Остались позади встречи с избирателями, пресс-конференции, непрерывный поиск повода лишний раз засветиться на голубом экране. Почти два месяца он держал экзамен перед своими избирателями. Сейчас и знания, и шпаргалки уже помочь не могли. Суровый и не всегда справедливый экзаменатор, выслушав ответ на билет, выставлял оценку.
На избирательном участке, расположенном в соседской школе, оставив без внимания еще три фамилии в бюллетене, Скачко поставил жирную «галочку» напротив собственной и вышел из кабинки. Когда жена выполнила ту же процедуру, он, нарушив избирательный закон, заглянул в ее бюллетень: женщина и техника требуют к себе не только внимания, но и контроля. Все оказалось в норме. Бюллетень подтверждал супружескую верность.
Уже в 23.20 стал известен результат экзамена. На этот раз отрыв Скачко от соперников оказался не столь велик, как в девяностом году. Если четыре года назад обитатели микрорайона Панелька считали его труды на свое благо бескорыстным подарком, то сейчас лишь погашением старой задолженности. К тому же избирательный округ стал в пять раз больше, и далеко не все голосующие помнили его шустрым и заботливым директором небольшого автосервиса. А образ удачливого «нового русского» уже не добавлял позитива. Тем не менее, свои пятьдесят два процента голосов он получил, не оставив никаких надежд ближайшему сопернику.
Но это были цветочки. Ягодки большой сшибки налились соком к моменту выборов председателя ЗеЭс…
Одним из первых с победой на выборах Скачко поздравил Брюллов.
– Владислав, еще раз мои поздравления. Осведомлен, что Дьяков твою просьбу о поддержке проигнорировал. И все же рекомендую еще раз с ним переговорить. Из пяти депутатов – глав районов одного я знаю хорошо и попытаюсь с ним твой вопрос обсудить. Но четверо – кадры Дьякова. Вдруг он одумается? В любом случае проверка его «на вшивость» не повредит. Тебе не потребуется гадать, как с ним себя вести: исправно оплачивать кредит или, если жизнь сведет вас на узкой дорожке, с чистой совестью сделать ему козу.
В кабинет первого заместителя главы Скачко сумел попасть лишь ближе к вечеру. Дьяков поздоровался с ним, не покидая хозяйского места, и жестом пригласил присесть за приставной столик.