От газовиков Дьяков поехал в гостиницу. Быстро получив номер и приняв душ, он уже пешком направился на Старую площадь. В администрации президента Дьяков нанес визиты вежливости и почтения четырем заместителям начальников управлений. Процедуру бескорыстного, без конкретных просьб, посещения «полезных людей» он называл «подзарядкой резервных аккумуляторов».
Там же пообедав, он прошел метров триста и оказался на Ильинке, в Министерстве финансов. Повезло и здесь. Обойдя с полдюжины высоких и не очень кабинетов, к концу рабочего дня Дьяков порешал не эпохальные, но чувствительные для области вопросы получения очередной порции «живых денег» на здания казначейства и таможни, на вторую очередь моста через Каму и на реструктуризацию угольного бассейна.
Учитывая, что его рабочий день по московскому времени начался в четыре утра, он решил по-быстрому перекусить в буфете гостиницы и лечь спать пораньше.
На этот раз и буфет не подвел. Пиво было свежее, а жареные сосиски с капустой вполне могли конкурировать с мюнхенскими, опробованными в прошлогодней командировке.
– У вас местечко свободное? – раздался низкий мужской голос. – Мне больше нравится столик у окна, да девочка за ним явно клиента отлавливает. Боюсь, не удержусь от соблазна, но после такого суматошного дня уроню репутацию славных бойцов сталинского Урала.
Дьяков «на автомате» кивнул и только после этого поднял глаза на разговорчивого земляка. Несколько секунд он всматривался в него, прежде чем произнес:
– Глыба, ты?
Крупногабаритный мужчина поставил поднос на стол, присел на стул и расправил могучие плечи.
– Деловой? Не может быть!
Они обнялись.
Глыбой футболисты сборной университета называли своего центрального защитника. Почти тридцать лет назад он уже весил более восьмидесяти килограмм и при этом обладал способностью вовремя скалой встать на пути вражеского нападающего, вступившего на территорию штрафной площадки.
Диплом юриста он получил через два года после Дьякова и по заявке железнодорожников был распределен в Челябинск. С тех пор следы его потерялись.
Сейчас Глыба предстал перед своим бывшим капитаном команды в респектабельном виде. В свои пятьдесят был он в самом соку. Привес килограммов в пятнадцать при его росте лишь добавлял солидности, но не портил товарного вида.
– Отчитывайся, чем занимался три десятка лет, а потом уж я исповедуюсь.
Глыба, не отвечая, стал загибать пальцы – толком считать в уме он так и не научился.
– Двадцать восемь лет не виделись, Санька. А как вчера расстались. В Челябинск меня сманили играть в «Локомотиве». Чемпионат СССР, вторая группа, основной состав. Числился юристом в управлении дороги. Три года пинал, а на четвертый меня усыновила Вика, моя нынешняя и единственная супруга.
– Почему «усыновила»?
– Она старше меня на пять лет. Умнее, грамотнее и опытнее процентов на полсотни. От политграмоты и юриспруденции до искусства любви. По крайней мере, на момент нашего знакомства. Был я тогда таким же юристом, как медведь гитаристом. Да и в общении с девчонками зажат до безобразия. И это при повышенном спросе. Она адвокат. И меня развернула в ту же сторону. Я хотел по уголовным делам, но она как чувствовала, что через двадцать лет самой прибыльной будет хозяйственная стезя.
– Как ты красиво говорить научился, паршивец! – восхищенно произнес Дьяков. – «Юриспруденция», «повышенный спрос», «стезя»…
– Растем, не стоим на месте, – довольно ухмыльнулся Глыба. – Когда начались кооперативы, приватизация, акционирование, я почувствовал, что это мое. И клиент это распознал. Пришлось даже организовать свою контору. Сейчас в ней шесть адвокатов, еще четыре – аппарат. И небольшая, но постоянная очередь жаждущих моей защиты. А исповедоваться передо мной, Санек, тебе потребуется лишь по «закрытой» тематике. Марина – руководитель твоего аппарата, начиная еще с райисполкома, моя родная сестра. Так что в общих чертах я осведомлен о твоих достижениях.
– Как я понял, жизнь удалась?
– С женой живем дружно, сын уже взрослый, радует. А с бизнесом все относительно. Если бы, получая свой троечный диплом, я услышал, что такого добьюсь, прыгнул бы от радости выше верхней штанги. И сейчас не жалуюсь, но и восклицательных знаков не ставлю. Посмотришь на некоторых, закладывают пируэты, которые я даже придумать не могу, не то что исполнить. Вот мелкая зависть и просачивается, снижает самооценку. Совсем недавно защищал я одного клиента от подобных птиц высокого полета. Чином они чуть ниже тебя: руководители нашего челябинского областного фонда имущества. Но какой размах! От имени государства восемьдесят с лишним предприятий нагнули, чтобы те вложили в непонятную структуру по пятнадцать-двадцать процентов пакетов акций. Туда же добавили собственной властью по десять процентов из госпакета. По балансовой оценке акций набралось на семьсот лимонов рубликов, а их реальная цена, я в этом разбираюсь, не менее сотни миллионов баксов. Через год они же эту структуру приватизировали и стали ее владельцами.
– И вряд ли они на этом успокоились, – попытался угадать Дьяков.
– Уважаю, зришь ты в самый корень. Дальше эти ребятки придумали мутный аукцион по продаже пакета акций знаменитой «Магнитки», о котором никто не знал. Естественно, сами и выиграли. Купили пакет за триста миллионов рублей и тут же перепродали за три с лишним миллиарда. Не слабо? Но, опять же, смотрю я на их рисковую игру, наблюдаю, как в геометрической прогрессии увеличиваются не только нули на их банковских счетах, но и враги, и зависть моя испаряется, а уважение к себе возрастает. Запомни для интереса известную по урокам литературы фамилию – Головлев. Если его застрелят или взорвут, ну нисколечко не удивлюсь.
Глыба со смаком запил свой монолог пивом и завершил его вопросом:
– А ты доволен своим положением? Ты же «бугор» – первый вице-губернатор.
Дьяков засмеялся:
– Поверь, та же самая история. У меня к тебе, Глыба, наивный вопрос. Ты же этих, отчаянных, похоже, неплохо знаешь. Почему нельзя крутить эти пируэты в меру? Не три, а всего один, но спать спокойно. Неужели обязательно «все или ничего».
– Если бы ты, Деловой, придумал, как эту меру определить, да еще свято соблюдать, то Нобелевскую премию мира за прошлый год не сообразили бы на троих два еврея и один палестинец[68]. Ее обладателем стала бы гордость русского народа – Санек Дьяков.
Атаманов, Дьяков, Скачко. Апрель 1995
Депутат ЗеЭс, он же – глава Северо-Етыжского поселения Фаиз Хузин, с детства любил и умел решать задачки. Хотя попадались и те, что оказывались ему не по зубам. Две из них были связаны с его родным селом.
Архивисты областного центра, уважаемые профессора, филологи педагогического института, еще более уважаемые местные аксакалы так и не смогли ему подсказать, какая из национальностей преобладает во вверенном ему поселке – татары или башкиры. На глазах Хузина почти полсотни лет состав населения почти не менялся, а две национальности перетекали из одной в другую. Чья-то выгода или нужда за этим скрывалась, но Фаиз так ее и не вычислил.
Безответным оставался еще один вопрос: почему в далеком 1928 году какой-то мудак провел административную границу между Уральской областью и Башкирской республикой не по речушке или оврагу, не в чистом поле, не по околице села Етыж, а по самой его средине. По этой причине в СССР появилось два Етыжа – Северный и Южный, в каждом из которых были свои сельсовет, участковый, школа и медпункт.
До девяносто четвертого года это раздвоение мало кого волновало. Зато весной, накануне выборов в ЗС, из-за этой самой границы по самолюбию Фаиза был нанесен тяжкий удар. На его встрече с избирателями завуч местной школы и, по совместительству, его дядя сказал:
– Я, Фаиз, за тебя проголосую, как за хорошего человека. А начальник ты плохой. Если бы ты был хорошим начальником, то платили бы мы за свет, водопровод и за билеты на автобус меньше, чем «южные».
Тем же вечером Хузин совершил визит на сопредельную территорию. Бухгалтер сельсовета – родная сестра Фаиза, пояснила причину этого явления. Башкирия в федеральный бюджет отчисляла не половину всех налогов, как в Камской области, а лишь четверть. За счет разницы можно было дотировать не только «коммуналку», но и сельское хозяйство. Привалило братьям по крови это счастье полтора года назад, но как и почему, сестра была не в курсе.
Став депутатом, Хузин напросился с разговором на эту тему к председателю ЗеЭс. Владислав Борисович тут же позвонил начальнику финансового управления и спросил: так ли обстоит дело, и в каких масштабах? Оказалось, что это продолжение опасной игры Ельцина с регионами под названием: «Берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить»[69]. Под это дело президент в прошлом году подписал указ о налоговых льготах нескольким республикам. В том числе Башкортостану. Москва по всем понятным причинам указ не рекламировала.
Спикер Скачко, еще будучи Поршнем, обожая порядок и справедливость, агрессивно воспринимал любые попытки въехать в земной рай за его счет.
– Николай Петрович, у вас есть желание, чтобы наши земляки называли Атаманова и Скачко плохими начальниками? – спросил он губернатора при первом же удобном случае.
Губернатор такого желания не проявил и полюбопытствовал, чем вызван столь коварный вопрос. Выслушав ответ, он поручил Дьякову изучить вопрос от и до и подготовить свои предложения.
Через три недели Дьяков представил справку. Отчетность подтверждала солидные налоговые поблажки республикам, а неофициальная информация – все возрастающее недовольство жителей пограничных районов области собственным руководством. За что его любить, если оно неспособно отстаивать местные интересы. Областные юристы единодушно утверждали, что указ противоречит положению Конституции, провозгласившей равенство всех без исключения субъектов Федерации.