Совпало, что в те же дни по инициативе руководителя президентской администрации Сергея Филатова был разработан «Договор об общественном согласии». Договор призывал к цивилизованным методам разрешения споров, в том числе между федеральной и региональной властью. На подписание Договора пригласили губернатора и спикера.
– Николай Петрович, думаю, что подписание – самое подходящее место, где нам следует «чирикнуть», – предложил Скачко.
– По большому демократическому счету ты прав. И тебе, дважды избранному, это позволительно. А для меня, чиновника, назначенного президентом, это грубое нарушение субординации. Все же я восемнадцать лет прослужил в военизированном железнодорожном ведомстве, где дисциплина – это святое. Я постараюсь предварительно переговорить с Филатовым, а там решим.
С Филатовым губернатора так и не соединили, но его заместитель настоятельно пообещал взять вопрос «на карандаш» и попросил Атаманова «не портить праздник». В мае Атаманов и Скачко подписали Договор в общей массовке и без самодеятельности.
Девяносто четвертый год плавно перешел в девяносто пятый, областные финансисты приступили к разработке бюджета на следующий год и запросили у своих федеральных коллег контрольные цифры, в том числе и по налогам. Цифры пришли. Процент отчислений в федеральный бюджет не уменьшился, а увеличился. Но беда не приходит одна: Министерство финансов задолжало области двухмесячную сумму назначенных ей субвенций. Все это гарантировало усиление напряженности при дележе бюджета на ЗеЭс. Особенно у городов-доноров, с которых и до этого сдирали последнюю шкуру.
Скачко снова отправился к губернатору.
– Николай Петрович, надо бунтовать. Лечь костьми, но показать, что мы не забитые «шестерки».
– Владислав Борисович, давай просчитаем ходы, чтобы не прослыть пустозвонами. Если нам скажут «нет», чем ответим?
– У меня есть идея. Публично отзовем наши подписи под Договором. Между нами, документик хлипкий, ни к чему не обязывающий. Да и сроком всего на два года. Центр, конечно, свое «фи» нашему поведению выскажет, но к стенке не поставят. А вот больше отмахиваться от нас, как от мелких мух, путать Камскую область с Костромской не будут.
– Как ты технологически этот демарш представляешь?
– Первым делом договариваемся с нашими депутатами о поддержке. Чтобы они нас за копейку после всего не сдали. Потом официально обращаемся в Согласительную комиссию с претензией. Если процесс пойдет, ветер нам в паруса. Если через месяц не ответят, отзываем подписи. Такого аттракциона давно никто не устраивал. Убежден, что визга и писка будет немало, но что-то в деньгах мы обязательно урвем. Хотя в карьерном плане шанс спалиться имеется.
– В чем-то мне твоя авантюра нравится. Давай размышлять на эту тему с холодной головой. Я тебя понимаю. Более того, поведение балаболок из президентской администрации воспринимаю как оскорбление области и себя лично. Поэтому играть по мелочи в «договоры» не желаю. Реально вижу два варианта. Или, не получив ответа, я с еще более громким шумом подаю в отставку. Девяносто процентов, что до выборов в качестве «исполняющего обязанности губернатора» будет назначен Дьяков. Или ЗеЭс в твоем лице отзывает подпись. Я делаю морду топором и изображаю нейтралитет. Хитрость это детская, но формально неуязвимая. Обсуди со своими ребятами, что лучше. Как решите, так и исполню. Если я не кокетничаю сам перед собой, мне первый вариант нравится больше. На безбедную старость я себе заработал, да и сын-бизнесмен в обиду не даст.
Депутатских «ребят» Скачко собрал всего восемь. Но эта восьмерка плюс он, девятый, гарантированно обеспечивала получение тридцати двух депутатских голосов при любом голосовании. Если бы лет пять назад потребовалось назвать их сообщество одним словом, вне конкуренции прозвучало бы «авторитеты». Но в девяносто пятом этот респектабельный термин уже был передан в лизинг бандитам.
Чтобы определиться, хватило пятидесяти минут. Скачко подошел к окну. Областная администрация располагалась в здании напротив. На третьем этаже в кабинете Атаманова свет горел. Можно звонить.
– Слушаю тебя, Владислав Борисович, – раздалось в трубке.
– Не знаю, огорчу или порадую, но ваша жертва не принята. Если интересуют подробности, зайду.
– Даже просто по-обывательски любопытно. А исходя из жизненной стратегии – необходимо.
Через шесть минут Владислав вошел в кабинет губернатора.
– Вся стенограмма уместилась на одной страничке, – предупредил Скачко, извлекая из внутреннего кармана пиджака измятый листок. – Высказались все. Восемь речей уложились в три формулировки. По одной на вас, на Дьякова и на меня. Их авторов, Николай Петрович, позвольте не разглашать.
«Коллективный протест более болезненный для „них“ и более защищенный для нас. Мы как партизаны, которых всех не перестреляешь. А Петрович не успеет открыть рот, как его мигом пережуют и выплюнут».
«Раньше вместо снятого Атаманова прислали бы из ЦК своего, варяга. Сейчас это не в моде, назначат кого-то из местных. После ухода Брюллова в Москве знают только Дьякова. С ним депутатам не сработаться. Он по делу и без дела будет всех – и „белых“, и „красных“ – ломать под себя».
«Когда первый шум утихнет, начнут разбираться. С председателем – прежде всего. Будут и обольщать, и пугать, чтобы мы его сдали. Особенно уязвимы те, кто в бизнесе. Неуверенным в себе предлагаю уйти. Мы это воспримем с пониманием. Зато будем знать, что тот, кто останется, будет с нами до конца. Если таких окажется мало, то „пьянка-гулянка“ отменяется».
Кстати, никто не ушел.
– В последнем монологе узнаю хриплый бас Федотыча. Угадал?
Владислав, ничего не говоря, улыбнулся.
Договорились, что в ближайший вторник Скачко назначит внеплановое закрытое пленарное заседание ЗеЭс. В среду утром он проинформирует руководство администрации о решении, принятом депутатами. Сразу после этого президенту будет отправлено открытое письмо, а в час дня на пресс-конференции в ЗеЭс оно будет оглашено и прокомментировано.
Попутно согласовали официальную формулировку позиции администрации по отношению к демаршу парламента: «Приняли к сведению». Если журналисты, как выразился Атаманов, «полезут в душу», будет обнародована неофициальная, личная позиция губернатора: с содержанием протеста согласен, но его форму – отзыв подписи – как назначенец президента считаю для себя неприемлемой.
Пресс-конференция, как и следовало ожидать, затянулась. Сенсации заранее не планировалось, поэтому несколько СМИ прислали в ЗеЭс корреспондентов из «второго состава». Теперь они названивали в свои редакции с просьбой подсказать «актуальные вопросы». Мэтр телерепортажа с федерального РТР еще с советских времен на «всякие там брифинги» оператора за собой не таскал. Докладчик на трибуне – не рычащий экскаватор в открытом разрезе, обойдемся и фотографиями собственной съемки. Сейчас, пока срочно вызванная камера была в пути, он тянул время, поочередно вытягивая из Скачко и из Лунина совсем не интересные широкой публике подробности о структуре комитетов ЗеЭс.
Вспыхнул последний «блиц», и председатель со своим верным заместителем спустились в зал. Совсем юная корреспондентка гламурного еженедельника уже вдогонку окликнула Лунина:
– Максим Федотович, вы как-то говорили, что без повода «не употребляете». Сегодня есть повод?
– Какой там повод! Сегодня необходимость.
– А под какой тост?
Федотыч остановился, притормозив спикера.
– Владислав Борисович, предлагаю позаимствовать незабвенный тост тружеников советской торговли: «За то, чтобы у нас все было, но нам за это ничего не было!».
В коридоре их ожидал Дьяков.
– Губернатор поручил мне поддержать вас в обороне, когда Москва опомнится и воздаст должное за проявленную депутатскую лихость. Пригласишь обсудить детали?
– Александр Игоревич, вы всегда желанный гость.
– Я, наверное, не потребуюсь? – деликатно спросил Федотыч шефа.
– Пока нет. Действуйте по своему графику.
–Влад, ты не заигрался? – резко со старта взял Дьяков. – Я понимаю, что тебе потерять председательское кресло, что мне проиграть десятку долларов в казино. Шефу остался год до пенсии, и он тоже может позволить себе благородный экстрим перед начальством. А ты не подумал, что за компанию с ним пометут и всех заместителей, включая твоего покорного слугу? У тебя чувство командного зачета присутствует? Тебя не учили, что прежде чем идти на обострение, присмотрись: где имеется закругление? Мы одни, что ли, обижены налогами? Четыре пятых регионов в той же позе, и ничего: крутятся, решают вопросы, где и с кем надо. Своего ума не хватает, спроси.
– Александр Игоревич, вы ничего не перепутали? Три дня назад мой ровесник и одноклассник стал дедом. А вы меня, словно сопливого пацана, призываете не писать мимо унитаза. Да, я вам многим обязан. Но согласитесь, за учебу и внимание я всегда без задержек и с процентами платил по счетам. Это по форме. По содержанию. «Выигрывают нахальные, а не послушные!». Вам напомнить, от кого я впервые услышал эти слова? Тем более что мы в этом эпизоде не столько нахальные, сколько дотошные. Карьерный риск в нашей акции имеется, но рискующий, отмечая победу, пьет шампанское, а трус от безнадеги – горькую. Я знаю, что вы не трус, просто эта игра не ваша. Но если победим мы, в первом ряду героев точно окажетесь вы. На этом предлагаю прекратить обмен упреками и вместе подумать, как лучше выполнить поручение губернатора и во всеоружии встретить контратаку противника.
В этот момент, пожалуй, впервые в жизни, Дьяков испытал чувство, радующее преподавателя и огорчающее чиновника: своего давнего подопечного он слушал, непроизвольно глядя снизу вверх.
«ПЛАНАМ ПАРТИИ – СЛАВНЫЕ ДЕЛА!». Этот лозунг, облюбованный таежными мухами, висел в красном уголке забайкальской железнодорожной станции, много лет назад отправившей техника-лейтенанта Атаманова в его Большую жизнь. Камский губернатор вспомнил о лозунге через два часа после пресс-конференции.