– Ладно, для разминки сойдет, – сказал Атаманов и сделал пару глотков. – Ефим Маркович, – продолжил он, – можно задам хитрый вопрос? Меня эта история не случайно волнует. Я же начинал трудиться и мужал на Транссибе. И фамилии Витте, Меженинова, Ададурова[87] помню еще с техникума. А как тебе в голову эта мысль прикатила?
– Я от Юры Брюллова слышал о вашем неравнодушии к интересным людям. У меня со студенческих лет та же зараза. Кстати, не всегда бескорыстная. Вот вы вспомнили о техникуме. Что для вас было главным, когда вы надели свой первый форменный китель с офицерскими звездочками?
– Состояться. Много знать и уметь. С пользой для дела и для себя. Чтобы больше ставить задач самому, чем исполнять чужие.
– Насколько я понимаю, вы этого добились. Сейчас какие из мечтаний сохранили актуальность?
– Ловко ты отвечаешь на мой вопрос, полностью перехватил инициативу.
– Это я, Николай Петрович, чтобы ответить на него методом сравнения.
– Принято. Бабником я не был, но теоретически согласен с мнением, что самую высокую цену женщина имеет до тех пор, пока она тобой не завоевана. Хотя, если копнуть глубже, речь идет не о «цене», а о «наценке», искусственно завышенной на перегретом рынке. Настоящую цену узнаёшь лет через двадцать. Так и с карьерой, если называть вещи своими именами. То, что достигнуто, воспринимается с удовлетворением, но без восторга «первой ночи». Как само по себе разумеющееся. Какие приоритеты у меня сегодня? Дети, внуки, достаток. Разумный, без дворцов и яхт. О здоровье, понятно, не говорим. Без него ничего и никуда. Верующим, подобно большинству своих ровесников, бывших страстных борцов с религиозным дурманом, я не стал. Выходит, тему замаливания грехов из приоритетных исключаем. Честолюбие? Когда поднимался по служебной лестнице, его было немало. А сейчас? Остаться хорошим в памяти внуков? Это, конечно, есть. В памяти «общенародной»? Боюсь сознаться даже себе, в малой дозе, но присутствует. В той же работе над книжками.
– А почему «боюсь сознаться»?
– Да потому, что ничего рационального в этом нет. Если спросишь, нахрена все это нужно, при всем желании объяснить не смогу.
– Вот теперь, откровенный вы наш, и мне легче ответить на вопрос, почему я подумал о кино. Основное различие между нами в том, что я никогда не рвался в «передовики». Первой скрипкой быть не мечтал. Приоритеты? Всю жизнь и даже сегодня я пытаюсь «жить красиво». Чтобы работа была интересной, окружение – приятным, быт – уютным. Сходимся мы с вами в стремлении жить без перебора. Я могу себе позволить полететь чартером, но не сделаю этого, если есть удобный рейс с бизнес-салоном. В нашей миллионной деревне завелась мода на особняки в Испании. Штук пять средних или один очень крутой мне купить по карману. Но зачем? Лучше, когда возникнет желание, слетать в любой отель в ту же Испанию или на Сардинию, отправиться в морской круиз.
– Так уж ничего, Ефим Маркович, тебе не мешает широко и красиво шагать по жизни? – слегка осадил юбиляра Атаманов.
– Слегка мешает быть счастливым одна сложность: хотелось бы жить не только красиво, но и честно. Впрочем, «честно» – это я перебрал. Лучше скажем так: без угрызений совести. Чтобы приблизиться к ответу на ваш вопрос, требуется определиться еще с одним слагаемым – с чувством благодарности. Если речь не идет о войне, то к официальным благодарностям, особенно от государства, в отличие от многих, я равнодушен. Вижу, что половина орденов и почетных званий достается «не тем» и «не за то». Вот вы за четыре года пребывания в губернаторах сколько орденов получили?
– Ни одного.
– А наш общий друг Саша Дьяков за год умудрился получить целых два. В Камске одному человеку дал указание «оформить». В Москве второго попросил «проконтролировать». И готово. Но если это ему приносит счастье, «хай живе и пасется». Зато я очень ценю благодарных людей. И нескромно заявляю: сам такой же. Хотя благодарным быть не просто: ты – вечный должник, а долг, как известно, ноша нелегкая. Вот теперь, гражданин начальник, я могу коротко сформулировать, откуда появилась мысль сделать фильм о транссибовцах. Это благодарность. И это красиво!
– Фима! – позвала с веранды Дора Наумовна Морозовская. – Поднимай Николая Петровича встречать его любимчиков внуков. Ирина позвонила, что они подъезжают всем кагалом[88].
После шумной встречи пополнения хозяин дома предложил «заморить червячка». Не забыв при этом предупредить, что «настоящий обед» состоится в два часа.
Мужчины выпили за здоровье юбиляра по первой, закрепили тост по принципу «между первой и второй чтобы пуля не пролетела» и теперь не торопясь закусывали с пониманием, что дистанция впереди длинная, разнообразная, и что лучше ее пройти со смаком, не отвлекаясь на суетное.
– Информирую, – продолжал солировать Морозовский, – кворум у нас уже есть, но на подходе супруги Скачко и Варя по фамилии Дьякова.
– А нашего бывшего подельника с той же фамилией не позвал? – негромко полюбопытствовал Брюллов.
– Ты, Юра, как всегда думаешь обо мне хуже, чем я есть. Приглашая Варю приехать, я спросил ее, как она отнесется к присутствию Саши. Она задала встречный вопрос: подаренная мне на пятидесятилетие скульптура «Пионер с горном» по-прежнему украшает нашу дачу? Ответил ей утвердительно и получил ответ, что наличие Дьякова в наших рядах волнует ее столько же, сколько присутствие этого пионера. Не радует и не раздражает. Попробую процитировать: «Сама удивляюсь, но его аромат из моей жизни постепенно выветрился. Особенно когда наши дети стали взрослыми». После этого, учитывая, что Саша наш сосед, остался лишь технический вопрос, как его приглашать: через забор или по телефону? Прикинул, что забор почти на метр выше меня, и позвонил. Он меня сердечно поблагодарил, но сообщил, что чувствует себя неважно. Если полегчает, то накануне даст знать. Вчера утром поздравил и этим ограничился.
Скачко с женой встретили Варвару Васильевну Дьякову в аэропорту. На час заехали домой, чуть прихорошились и направились к юбиляру.
В двухтысячном Варвара Дьякова, спустя шесть лет после выборов в ЗС, снова возглавила избирательный штаб Влада. На этот раз он вторично боролся за губернаторство. Через год, получив пенсионное удостоверение, она сказала своему Климову:
– Если у тебя, давнего ценителя прекрасного, не вызывает отторжения совместное проживание с пенсионеркой, то у меня созрела новая доктрина, которую желательно обсудить.
– Докладывай, – постарался как можно бодрее произнести супруг.
– Крыша над головой у нас с тобой не дырявая, на трехразовое питание без изысков накоплений тоже хватит. Дети взрослые, на самообеспечении. Предлагаю совместно покинуть все важные и ответственные должности и пожить для себя. Если подвернется что-то временное, не очень емкое и суматошное, отвлечься еще можно. Но если работа потребует расхода хотя бы десятка нервных клеток, это не для нас.
С тех пор единогласно принятая доктрина почти не нарушалась.
Владислав Борисович Скачко, оправившись после неудачной посадки вертолета, продолжил исправно возглавлять ЗС и рулить комитетом в Совете Федерации. В конце девяносто седьмого успешно переизбрался, сохранив оба руководящих кресла. На последних губернаторских выборах в декабре двухтысячного в первом туре выиграл у Серова. Надо отметить, что со скромным преимуществом.
Двенадцать лет Владислав простоял на губернаторской вахте. Вкусил эйфории профицитного бюджета «тучных» «нулевых» годов, жестокое отрезвление финансовым кризисом 2008 года. Пока Москва не очень туго закручивала гайки губернаторской самостоятельности, он не чувствовал особого дискомфорта. Тем более что временный президент лично к нему относился вроде бы с симпатией и позволял некоторое свободолюбие. Хотя бы на словах. Но в две тысячи двенадцатом вольница окончательно закончилась. И вскоре в администрации президента ему намекнули, что лучше бы ему попроситься в отставку самому.
Через три недели в Камске состоялась инаугурация нового, назначенного губернатора. Впервые с 1949 года Камскую область возглавил «варяг»: выходец из Оренбургской области. Молодой, сорока четырех лет, рядовой депутат Государственной Думы, но член федерального исполкома «Единой России». Владислав Скачко вернулся в знакомые стены Совета Федерации в качестве представителя губернатора, в тот же самый экономический комитет…
С появлением Скачко и Дьяковой минут на двадцать все собравшиеся объединились и перемешались. Вспомнив, кто сегодня герой дня, вручали Ефиму Марковичу подарки, соревновались между собой в поздравлениях и пожеланиях. Выяснилось, что некоторые не виделись друг с другом по году и больше. Начался взаимный обмен информацией, прогнозами и сплетнями. И конечно, отчеты об успехах своих, кто бы спорил, талантливых внуков.
Брюллов и Скачко после продолжительных раздумий, с чего начать – с вина, с коньяка или с виски, решили вопрос в пользу «легкого» и присели в сторонке.
– Владислав, как чувствуешь себя в нынешней сенаторской ипостаси?
– Работа в комитете мне интересна. Есть от нее и прикладная польза: позволяет защитить от наездов бизнес «КамФГ». И еще одно. Грешен, но нравится мне крутиться в «верхах», мелькать на телеэкране рядом, как выразилась тогда Варвара Васильевна, с «тузами». Но настроение портится, когда вспоминаю Совет Федерации девяностых годов. Тогда мы были политики, личности. А сейчас – мальчики на подхвате. До конца года доработаю, надеюсь, окончательно решу вопрос с финансированием реконструкции оперного театра и «прощай, мой табор, пою последний раз»[89].
Постепенно присутствующие снова разбились на группы «по интересам». Кто-то продолжал обсуждать ранее начатую тему, кто-то «сменил диск». В мужской компании, к которой примкнула Дьякова, разгорелся спор о кадровой политике.
Скачко вспомнил, как объединял вокруг себя разномастных депутатов ЗС. Морозовский согласно кивал, но Брюллов нарушил их единодушие: