– Варюша, ты опасный человек! У тебя в роду одесситы не присутствуют? Это их фирменный стиль: «А что вы думаете за это?». И тут же тебе в ответ: «А вы?».
Когда их общение достигло экватора, Варя круто изменила жанр.
– Петр Павлович, мы с Саней чувствуем себя как на очень доброжелательном, но экзамене. Настолько доброжелательном, что я подумала: а не напроситься ли нам к профессору на консультацию? Вчера за тем столом, – она показала в противоположный угол, – мы уткнулись в противоречие между содержанием и формой. Содержание: мы желаем и впредь быть вместе, навсегда. А с формой не получается. Сань, ты коньячок выпил, раскрепостился. Изложи, пожалуйста.
Саню совсем не вдохновила идея посвящать ректора в проблемы «внутреннего бытия».
– Бессердечная ты, Варвара. Обременяешь человека пионерскими проблемами в редкий час отдыха.
– Варюша, это он хитрит, пытается не только уклониться от твоего поручения, но и от контроля старшего товарища, – подыграл Варе ректор.
Деваться было некуда. Саня как можно лаконичнее пересказал вчерашний разговор.
Петр Павлович задумался…
– Долейте, Александр, для активизации умственной деятельности.
Он чокнулся с Саней, кивнул Варе и со вкусом сделал пару глотков.
– Ты, Варюша, толкаешь меня на нарушение одной рекомендации и одного принципа. Рекомендация моей дражайшей половины гласит: «Не распускай хвост перед красивыми женщинами». Мой собственный опыт к этому добавляет: «Не консультируй по сердечным проблемам». В студенчестве я был старостой группы. Нескромно отмечу, что среди ребят пользовался авторитетом. На четвертом курсе у многих из них студенческие романы стали подходить к логическому завершению. И вот, подходит ко мне один и спрашивает: «Собираюсь жениться на Вальке, как она тебе?» – «Валька? Хорошая девчонка!». И так человек пять.
– И все были хорошие? – полюбопытствовала Варя.
– Мне казалось, да. А через десяток лет встречаю на улице того, «Валькиного». Пьяный в дым, в обнимку с еще одним таким же. Увидел меня и орет на весь Камск: «Видишь Петьку? Обходи его, козла, за километр. Это он мне жизнь исковеркал, стерву-Вальку подсунул». Не в таком явном виде, но еще пара подобных упреков по подобному поводу мне досталась. Я не такой мудрый, чтобы не делать ошибок. Но их тиражирования пытаюсь избегать. Для того и установил себе принцип невмешательства. Но перед такой женщиной, как ты, Варюша, удержаться не могу. И хвост распускаю, и «консультирую».
Ректор тяжело вздохнул и чуть заметно подмигнул Дьякову.
– Чтобы оправдать собственную беспринципность, проведем консультацию не персонально, а «в общем виде». Поближе к экономике, в которой я все же профессионал, а не к психологии, где дилетант-любитель. С точки зрения формальной логики получается, что равноценный для сторон компромисс невозможен. Остается менее привлекательный вариант: серьезная уступка одной стороны для обеспечения общих интересов. Возникает вопрос: кто из вас двоих способен уступить? Не должен, а именно способен. Если поставить вопрос ребром: кто сегодня способен заплатить за обоих? Заплатить не на словах, а реальными, хрустящими купюрами за будущую негарантированную прибыль.
Не дождавшись ответа, Петр Павлович продолжил.
– Мне представляется, что способен это сделать партнер, оценивающий свою долю в будущей прибыли гораздо большей, чем его нынешний реальный капитал. Это рассуждения экономиста. Но без психологии тоже не обойтись. Заплатить за двоих способен партнер, который психологически готов быть вторым, быть не на виду, выглядеть, как вы говорите, «хвостиком». И это совсем не обязательно удел женщины. Вот теперь, Варюша, я болтну лишнего. У нас в университете работает доцент, который не комплексует из-за того, что его супруга секретарь обкома. Скорее, наоборот. В то же время мой приятель, неплохо знающий вашего, Варюша, министра – Екатерину Алексеевну Фурцеву, утверждает, что для нее ситуация, при которой она может лишиться высокого поста, равносильна смерти.
– Нет, Петр Павлович! «Хвостик» – это мое, – не без грусти зафиксировала Варя. – Вы знаете, какой у Саньки девиз? «Никого впереди!». И этот «хвостик» прекрасно вписывается в его идеологию.
Варя и Саня проводили Петра Павловича до такси.
– Петр Павлович, – обратилась к нему Варя, протягивая руку, – надеюсь, не «прощайте», а «до свидания».
Ректор галантно поцеловал Барину руку, повернулся к Сане и как-то не по-ректорски произнес:
– Ты, Саша, ее береги.
Саня давно крепко спал, а Варя, уютно устроившись на его руке, все размышляла над словами Петра Павловича. В них она обнаружила одну подсказку. Ей нужно было внимательно и всесторонне посмотреть на свою профессию, на собственный, как он выразился, бизнес. Оценить его на предмет отсутствия или наличия проблем.
С «плюсами» все было ясно. Немереное число претендентов на работу «у Моисеева» наглядно это подтверждало.
А вот имеются ли пятна на этом солнце?
У себя в Камске Варя постоянно ощущала идущие от окружающих ее людей тепло и симпатию. Ее берегли и даже баловали. Здесь, несмотря на то, что она «вошла в обойму», необходимо было продолжать каждый день и даже каждый час жестоко биться за свое «звездное» существование. Большинство ее коллег без насилия над собой приняли для себя эти правила игры. У нее же они по-прежнему вызывали дискомфорт.
Только теперь до Пружинки дошел смысл слов их тренера, лет пять назад популярно объяснявшего своим ученикам разницу между любительским и профессиональным спортом.
– Многие думают, что разница в деньгах. Деньги – не последнее дело, но и не первое. Любительский спорт – это игра для собственного удовольствия. Выиграл – отлично. Проиграл – не беда, просто испытал остроту ощущений. В профессиональном спорте или ты побеждаешь, или тебя просто не существует.
Сколько Варя себя помнила, и в спорте, и в танцах она постоянно росла. И сейчас она так же напряженно работала над собой. Но в последнее время у нее появилось ощущение, что как танцовщица она буксует. В Камске Варя была в числе лучших. У Моисеева она оказалась одной из многих. Многих хороших, а не плохих. Высшей похвалой мэтра было выражение: «Это похоже на дело». Лично ей услышать такие слова в свой адрес не довелось.
Уже на третий год работы в ансамбле Варя обратила внимание на существование одной темы, о которой артисты между собой старались не говорить. Если коротко, то эта тема укладывалась в три слова: «короткий век танцовщика». За редким исключением, «звезда балета» на самом деле не «звезда», а «метеор». Два десятка лет, и его уже нет на небосклоне. А на земле все надо начинать с самого начала. Начинать, когда тебе уже за сорок.
Варя попыталась подвести итог: стоит ли все это откладывать на целые четыре пятилетки?
Подумав, она облегченно вздохнула, приподнялась на локоть и сверху посмотрела на Саню. Судя по довольной физиономии, ему снилось что-то вкусное.
– Саня, – сначала тихонько позвала она, потом чуть громче, – Сань!
Санька открыл глаза, еще, видимо, не в силах сразу вырваться из другого измерения. Потом он разглядел Варины глаза и, улыбаясь, потянулся к ней…
– Дьяков! – строго шепнула она. – Ты не то подумал. Зови меня под венец!
После уральско-сибирских гастролей артистам дали две недели отпуска. Благодаря этому, июнь шестьдесят шестого оказался урожайным на заявления. Два одинаковых были поданы «молодыми» в Камский ЗАГС. Авторство в двух других принадлежало только Варе. В одном она просила дирекцию ансамбля «освободить ее от занимаемой должности по семейным обстоятельствам». В другом содержалась просьба допустить ее к приемным экзаменам в Камский университет «на льготных условиях в связи с наличием трудового стажа (три года)».
Администратор ансамбля Федор Алексеевич как связующее звено между «партией и народом» заявление принял. Внимательно прочитав его, он не без симпатии спросил:
– Хорошо подумала? Ты у нас не первая, кто замуж выходит.
– Как тут не думать, Федор Алексеевич.
– Второй вопрос, извини, деликатный: в декретный отпуск не собираешься?
– Пока нет. А что?
– Я же сказал, что ты не первая. По закону тебя должны отпустить через месяц. Но если не подпирает, просят на два-три месяца задержаться. Чтобы новеньких ввести в номер.
Представляясь как «связной», Федя не набивал себе цену. Все точно так и произошло. Варю попросили поработать еще два месяца. Она согласилась не раздумывая. Меньше всего ей хотелось, чтобы ее посчитали неблагодарной.
При поступлении в университет возник только один вопрос: какую выбрать специальность? Варя, проштудировав «Справочник для поступающих в вуз», подчеркнула красным карандашом «экономическую географию». Саня удивился:
– Я думал, ты выберешь что-нибудь «культурное»: историю, филологию.
– Экономическая география, Санечка, тоже не бескультурье. Географию я неплохо познала на практике за последние три года. Думаю, что в университете вряд ли у кого имеется столько виз в загранпаспорте и налета часов внутри Союза.
– А экономика? Ты в ней тоже корифей?
– Посмотрела бы я, как твои корифеи прожили в Нью-Йорке на пятнадцать долларов в день! Если серьезно, ты прав. В экономике я разбираюсь очень слабо. Но зато экономиста Петра Павловича понимаю с полуслова. Все остальное приложится.
Для одних Новый год – праздник. Для других – рабочая смена с вредными условиями труда. Председатель студенческого профкома Александр Дьяков однозначно относился ко второй категории.
Уральцы всегда встречают Новый год дважды: по «камскому» времени и «по Москве». В два часа только что наступившего 1967 года, под звон бокалов во второй раз прозвучало громкое «С Новым годом!». Самые торопливые гости потихоньку стали покидать университетский актовый зал. Саша подошел к своему коллеге – комсомольскому секретарю Алику, и пожал ему руку:
– Поздравляю. «Горку» перевалили, танкоопасные направления позади.
К «танкоопасным» относились накладки с размещением за столиками, ляпы в концертной программе, нелады с выпивкой и закуской, повышенная активность перебравших норму.