едующей его реализацией. Естественно, по официальным ценам.
К новому, 1975 году Биржа из районной «де-факто» превратилась в областную. Теперь к ней относились, как сегодня к сотовому телефону: удивлялись, как без этого можно было прожить.
Об одной из сделок – «контракте века» – даже написала областная газета.
В сорок первом в Камск из Днепропетровска был эвакуирован небольшой завод металлоизделий. До эвакуации он среди прочего выпускал кровати с никелированными спинками. По прибытии в Камск завод перешел на выпуск опорных плит для минометов, а сразу после войны его передали как механический цех деревообрабатывающему комбинату (ДОК). Через год после окончания войны по старому адресу завода из Германии по репарациям пришли два вагона металлических чушек без сопроводительной документации. Чушки разгрузили и сложили в дальнем углу склада. На два запроса о содержании и назначении груза ответа не последовало. На ДОКе своей металловедческой лаборатории не было, платить деньги кому-то сочли излишним. Чушки оприходовали в бухгалтерии как чугунные и благополучно про них забыли. Примерно раз в пять лет при инвентаризации о них вспоминали, писали грозные акты и снова забывали.
Так случилось бы и сейчас. Но после очередной инвентаризации на глаза недавно назначенного заместителя директора ДОК по общим вопросам попала еженедельная рассылка Биржи. Первым номером в рассылке стояла заявка завода по производству грузоподъемного оборудования на сто тонн чугунных чушек для крановых противовесов.
Заместитель директора вызвал главного бухгалтера и начальника снабжения и, ткнув пальцем в рассылку, приказал:
– Берите ноги в руки, и чтобы через неделю этого хлама здесь не было! Только не проторгуйтесь!
Главбух, как и положено по должности, был занудой. Подняв документы почти тридцатилетней давности, он обнаружил, что собирается продавать неопознанный объект. После звонка коллеге с «Мотора» выяснилось, что для химического анализа потребуются одна «незнакомка», двенадцать часов и коробка шоколадных конфет. Через час чушка и конфеты были в лаборатории.
На следующее утро главбух «Мотора» сообщил собрату по профессии, что анализ выполнен и что с него причитается бутылка коньяка не менее чем с пятью звездочками.
– Коньяка мне для тебя не жалко, но мельтешение не нравится. Сказал бы сразу, а то шоколадка, шоколадка…
– Никакого мельтешения. Шоколадка – лаборантке. Коньяк – лично мне. Чушки твои не чугунные, а никелевые. Применяются при производстве сплавов и сталей. Для металлургов – супердефицит. Официальная цена в девяносто раз выше чугуна. Неофициальная – больше. Если надумаете сбыть этот товар нам, кроме всего прочего, с нашего снабженца три бутылки того же пятизвездочного.
Было очевидно, что ясельный период Биржи остался позади. Ребенок прочно встал на ноги. Ушли в прошлое детские болезни, появились взрослые.
До сих пор из отцов-основателей регулярно Биржей занимался только Морозовский. Он нашел управляющего (Полковника), дважды в неделю, по средам и пятницам, завершал в здании Биржи свой рабочий день, ежедневно принимал от Полковника краткий рапорт о состоянии дел. И решал вопросы, которые требовали не полковничьих, а его – «генеральских» – погон. Только особо замысловатые он оставлял «маршалу» Дьякову. Для мониторинга дееспособности системы Морозовский озадачил своих подчиненных на Кабельном заводе докладывать ему обо всех сделках, проведенных через Биржу. Он же взял на себя подготовку к заседаниям райкомовской Секции, возглавляемой Дьяковым.
За все время таких заседаний Дьяков провел два. Вместе с организационным. Так что нагрузка Морозовского на этом поприще была не ломовой, щадящей.
Брюллов лично привел снабженца УМЦ на первое заседание Биржи, вдохновил его на подвиги, представил Морозовскому и Полковнику, и больше в становлении общего детища участия не принимал.
Закономерно, что первые симптомы взрослых болезней Биржи улавливал Морозовский. До поры до времени он наблюдал за ними, не поднимая шума. Вдруг рассосутся сами по себе? Но теперь настал момент, когда от наблюдений настоятельно требовалось переходить к диагностике и лечению. Обязательно совместно с Дьяковым.
Учитывая, что лечение некоторых из выявленных заболеваний явно требовало соблюдения врачебной тайны, местом проведения консилиума Фима определил Харьков.
Утром двадцать второго августа в харьковском аэропорту камскую делегацию встретила директор учебно-курсового комбината метрополитена, миловидная женщина лет тридцати пяти. Представилась она как Эдита Тарасовна, но, «если не при исполнении, просто Эдита».
Эдита Тарасовна завезла дорогих гостей в гостиницу, в обмен на паспорта вручила ключи от двух полулюксов и ознакомила с планом праздничных мероприятий:
– Сегодня (пятница). День – свободный. При желании – экскурсия по городу. Обед для гостей в малом зале ресторана. Вечером настоятельная просьба принять участие в официальном банкете – представлении делегаций. Завтра (суббота). Начало торжественного пуска метрополитена в 11.00. Праздничный обед в 14.00. Ваше выступление – шестое из одиннадцати. Регламент до двух минут. Вечером – праздничный концерт. Воскресенье. Для желающих дружеский обед в 13.00 с руководством метрополитена и города. С 16.00 – отъезд делегаций. Номера в гостинице оплачены по понедельник включительно. Внизу, рядом с администратором, столик нашего ответственного дежурного. Круглосуточно. Все, что потребуется, от авто до билетов, связь с руководством, со мной, все через него. Не стесняйтесь, эксплуатируйте нещадно. А я, если не возражаете, зайду вечером, чтобы вы не были одиноки на банкете.
Фима немедленно отреагировал:
– Извините, Александр Игоревич, но если бы я знал, что такая женщина предложит избавить затерянного в степях Украины уральца от одиночества, я бы сделал все, чтобы наша делегация состояла только из одного лица.
Дама чуть заметно улыбнулась.
– Не огорчайтесь, берегите себя. Украинские метрополитеновцы способны решать и не такие задачи. До вечера.
Дьяков предложил часок отдохнуть после перелета и встретиться на обеде, чтобы сразу перейти к деловой части.
– Отлично, а я тем временем сделаю несколько звонков с тем, чтобы уточнить нашу программу пребывания, – поддержал идею Морозовский.
В половине второго Фима зашел в номер своего спутника.
– Разрешите доложить график визита, господин председатель?
– Разрешаю, доктор.
– Чтобы на всякий случай не напрягать гостеприимных хозяев, – Фима многозначительно показал глазами на потолок, – и избежать официоза, есть мнение отобедать под пивко в почти домашней вареничной. О ней у меня остались самые вкусные воспоминания еще со студенческих лет. До нее пять минут пешком. Вечером и завтра с утра до шестнадцати отрабатываем свой командировочный хлеб на официальных мероприятиях. В субботний вечер я рекомендую тебе побывать на концерте, а мне дать увольнительную. Причина самая уважительная. На денек приедет папа, и я хотел бы с ним вечерок погутарить «за жизнь». В воскресенье утром забираем из гостиницы вещи и едем за город на шашлыки к моим друзьям. Оттуда прямо в аэропорт. Вылет в восемнадцать. Есть возражения?
– Возражений нет, но просьба имеется. Я давно заметил, что у тебя нередко проскакивает выражение: «как говорит мой папа». Если все то, что ты цитируешь, принадлежит твоему папе, то иметь возможность посидеть с ним девяносто минут и не сделать этого – бездарное расточительство. Если позволишь, я час-полтора (клянусь, ни минуты больше) посижу с вами, а потом с огромным удовольствием пойду отсыпаться.
– Саша, не вышибай слезу. Нам будет только приятно.
Первым сюрпризом для Дьякова оказалось, что под вывеской «Вареничная» скрывался уютный ресторанчик. Ресторанчик источал такие аппетитные запахи, что прежнее намерение ограничиться кружечкой пива и не дополнять этот букет ароматом горилки показалось абсурдом. Не меньше удивил его авторитет Морозовского среди персонала заведения. Мэтр, провожая друзей к столику с надписью «Заказано», поинтересовался мнением Ефима Марковича об их новой музыкальной установке, выставившей напоказ матовые с дюралем колонки. Крепко сбитая официантка, не подавая меню, лишь кокетливо спросила:
– Как обычно, «Одесские фантазии»? Или «Страсти по Бердичеву»?
– Сонечка, из твоих прелестных рук, конечно, «страсти». Тем более что мой северный друг еще не имел счастья их испытать.
Сонечка так стрельнула глазками в сторону «северного друга», что чувство ревности, возникшее было у Дьякова к Фиминой популярности, мгновенно улетучилось.
– Фима, так у тебя тут родная хата!
– Правильнее, насиженная транзитная веточка на пути домой. Я в отпуск в Бендеры всегда лечу через Харьков. Ну что, отставим лирику в сторону и займемся суровой прозой коммерции?
Морозовский достал из кармана тонкую записную книжечку и трехцветную шариковую ручку.
– Подведем годовой баланс. Кружочки – достижения, квадратики – несбывшиеся мечты.
Жирным красным кружочком партнеры обозначили реальную пользу Биржи, которая даже превысила первоначальные их ожидания. Приятно удивило, что четверть объема «продукции» Биржи составят не материалы и оборудование, а кратковременные «неожиданные» для заказчика услуги. По специальному ремонту и наладке. По бурению скважины, необходимость которой свалилась неожиданно на голову. По прокладке вдруг понадобившейся одинокой трубы или кабеля под полотном шоссе.
Близким к оптимуму получился механизм работы Биржи: сбор информации по спросу-предложению, ее обработка, исполнение функции посредника при торге заказчика с исполнителем. Все это надежно заработало уже через два-три месяца.
Да и система оплаты посреднических работ, выполняемых аппаратом биржи, оказалась разумной. Ее хватало «на хлеб с маслом», но она не была «жадной», не отпугивала клиентуру.
Все это было отмечено в блокнотике Морозовского различными по размеру, но одинаково красными кружочками.