– Должен тебе доложить, – завершил заздравную песню Морозовский, – что за счет собственных закупок и продаж Биржи у нас сформировался небольшой фонд, поддающийся обналичиванию.
Брови Дьякова изобразили знак вопроса.
Морозовский мгновенно этот посыл уловил:
– Бесценный мой! Я тебя умоляю: не строй передо мной из себя девственницу. Все естественно и закономерно, как беременность девушки, пренебрегающей противозачаточными средствами. Даже у рядового рубщика мяса за рабочий день всегда наберется крошек на хорошую котлету. А у его квалифицированного коллеги – обрезков на полноценный семейный гуляш. Неужели ты держишь Фиму за «рядового»? На первое августа сумма недопущенных нами потерь составила… – Морозовский открыл свой блокнот на странице с календарем и подчеркнул три цифры. – Это с двумя нулями. Имеется предложение по одной трети вознаградить персонал и самих себя, одну треть оставить как резервную. Решения по ней будем принимать вместе по принципу «двух ключей».
– Суммы не слабые. Не засветимся?
– Девяносто девять процентов, что нет. И приложу весь свой талант, чтобы этот один процент не пророс наружу. А о тебе вообще знаю только я. Тратить, конечно, их следует аккуратно. Этот опыт у нас, слава Богу, имеется. И нам не повредит иметь пару легальных побочных заработков. Чтобы слишком наблюдательный народ понимал, откуда берется наш слегка повышенный уровень благосостояния. Тебе, как кандидату наук, пяток лекций за год отчитать в Университете марксизма естественно и престижно. Я специально с этой целью пятый год балуюсь спортивным судейством.
Дошла очередь и до «траурных рамок» – квадратиков, обозначавших «взрослые» болезни.
Единственной, но чувствительной «взрослой» болячкой, которую ощутил Дьяков и без помощи Морозовского, оказалась слабая реакция директоров на успехи Биржи и, соответственно, на его личную роль в этих победах.
Что греха таить, Биржа затевалась им специально, чтобы это высшее городское сословие почувствовало некоторую зависимость от ее «хозяина» Дьякова. И, пропорционально этой зависимости, проявила свое уважение к нему.
Но случился парадокс. Была создана интересная, полезная для дела, для директоров, надежно действующая система, а они этого подвига не заметили.
– Фима, ты же знаток закоулков человеческой души. Чего мы не учли?
– Одна версия у меня имеется. Мы придумали вкусное блюдо и рассчитывали, что им будут лакомиться директора. А они направили туда своих снабженцев, которые блюдо оценили, но их мнение не дошло до директорских ушей. А если и дошло, то не взволновало.
– Какие пороки тебя встревожили? – спросил Дьяков.
– Меня последние пару месяцев беспокоит состояние здоровья Полковника. Мы ему дали готовую машинку для печатания купюр, научили ею пользоваться. Он немного покрутил ручку и возомнил, что он генеральный конструктор и хозяин этой машинки, а мы здесь ни при чем. Это половина беды. Но он еще начал подворовывать. Если бы Полковник сидел на голом окладе, то это можно было если не оправдать, то понять. Но мы ему платим с оборота, придумали хитрую систему доплат, чтобы его не тянуло «налево». Бесполезно! Вроде был нормальный мужик, но почувствовал запах больших денег и потерял разум.
– Наши шаги? – хмуро поинтересовался Дьяков.
– Провести внутреннюю ревизию, по результатам которой предложить ему или покинуть свой пост «по собственному желанию», или в одиночку разбираться без нашей поддержки с ОБХСС.
– Логично. Есть кто на замену?
– И не в единственном числе. Но гарантии, что жадность не сгубит очередного фрайера, увы, нет. Имеется кандидатура женского рода, близкая к идеалу. Умная, грамотная, реалистичная, коммуникабельная, когда надо, твердая. И с редчайшим сочетанием: хваткая, но порядочная.
– И при этом красивая?
– Ты будешь смеяться, но таки да!
– Фима, остановись. Еще один комплимент, и я кончу. В чем же проблема? Приглашай ее. Или боишься перед такой женщиной не устоять, обрушить имидж образцово-показательного семьянина Морозовского?
– За это ты не беспокойся. Фима смолоду, если и балуется на стороне, то только на гастролях. А теперь возьми себя в руки. Это Ирина. Жена Юры Брюллова. Он отличный парень, но идеалист.
– Можешь не продолжать! Если бы не «крошки» и «обрезки», то Ирина почти идеал. Может быть, без «почти». Но при наличии «черной кассы» привлекать ее в компаньоны – исключено.
– Согласен, Саша. Вернемся домой, посмотрим наших соискателей, найдем кого надо. Только давай сделаем правильный вывод. Для этой работы гении не нужны. Чем меньше у этого человека будет амбиций, тем меньше нам грозит бессонница.
– Что у нас еще из «квадратиков»?
– Есть еще неприятность из разряда мелких, появление которой мы ожидали. Но знать ты о ней, товарищ командир, должен. Около десяти процентов наших клиентов, найдя друг друга через Биржу, потом начинают работать напрямую, минуя нас. Крохоборы, конечно, на семи процентах экономят. Но что есть, то есть. Мы без них проживем, но уверен, что шалят в лучшем случае клерки среднего звена, выпороть которых будет нелишним.
– Будь любезен, Фима, подготовь по самым показательным случаям письма в адрес их директоров. И чтобы там были трогательные слова. Что-то вроде: «Такое поведение ваших подчиненных дискредитирует сложившуюся систему координации, нарушает кодекс деловой чести ее участников». Письма сделай за подписью Комиссара. Я их подпишу у него и передам их боссам из рук в руки. С соответствующими комментариями.
Морозовский аккуратно записал фразу.
– Растешь на глазах, председатель! Такие слова достойны трибуны партийного съезда. Или как минимум Верховного Совета.
– Мой школьный физрук обещал, что за Верховный Совет я сыграю в футбол. Выступление с высокой парламентской трибуны ты предрекаешь мне первым. Если бы не привкус примитивной лести, я бы возгордился. Но пока не буду.
– Зато потом тебе будет стыдно за грубость, проявленную по отношению к дальновидному другу. А теперь обсудим последний по очереди, но далеко не безобидный «квадратик». Имеются подозрения, что гиганты ума с оборонных заводов, которых снабжают лучше других, учуяв личную выгодность сделки, выставляют на обмен не излишки, не лежалый товар, а самую-самую свежатину, полученную по плановым фондам. А то и подключают к обмену третью сторону. Уже дважды у нас мелькнули производители ракет из Днепропетровска и танков из Челябинска. Первая опасность таких игр в том, что мы заходим на поляну Госснаба. Вторая опасность неизмеримо серьезнее. Если эти ребята действительно химичат, то рано или поздно на этом попадутся. А пришить это дело могут и нам. «Портные» по этой части серьезные. Не кто-нибудь, а КГБ. И статьи тоже, вплоть до расстрельных. Имеется простой механизм перестраховки: требовать от всех режимных предприятий справку-согласие на реализацию неликвидов, заверенную спецотделом. Но тогда суммарный оборот упадет примерно на треть.
– Хрен с ним, с оборотом. Молодец, что эту проблему ты засек вовремя. С этим огнем, Фима, играть не будем. Тут лучше пять раз перестраховаться. У меня родилась не самая глупая мысль. Давай официально обратимся к чекистам с просьбой прикомандировать их сотрудника для работы на Бирже с целью обеспечения режимных требований. На штатную должность. Им такие шабашки нравятся. Тут работа конкретная, постоянная, а шпионов на всех контрразведчиков не напасешься.
– А если ловец шпионов заинтересуется «мясными крошками»?
– Отвечаю вопросом на вопрос: для чего у тебя «резервная треть»? Простимулируем. Все мы люди.
Финальной рюмочкой горилки была утверждена резолюция: «Выполненную работу признать успешной, что не дает повода для расслабления».
К вечернему банкету, посвященному знакомству хозяев и членов делегаций, друзья и компаньоны успели вздремнуть и предстали перед поджидающей их Эдитой Тарасовной готовыми к боевым подвигам, словно молодые лейтенанты.
Морозовский неназойливо полюбопытствовал:
– Эдита Тарасовна, после восемнадцати часов вы «при исполнении» или в свободном полете?
– Какое это имеет значение? К дорогим гостям мы с распахнутой душой. Круглосуточно!
– Я, конечно, пожилой человек, но запомнил, что к этой милой женщине, когда она «не при исполнении», можно обращаться просто Эдита. Что, по моему разумению, означает распахнутость души до размеров разумного декольте.
– Желание дорогого гостя – наше желание. Но не всё сразу. С Александром Игоревичем я на время вынуждена расстаться. Ему предписано быть за «руководящим» столом. Кроме вас – уральцев, у меня еще двое подопечных. Извините за прагматизм, поставщики мрамора и вагонных секций. Я их пристрою, вернусь, и только после этого смогу персонально для Вас, Ефим Маркович…
– Фима.
– … Персонально для вас, Фима, продемонстрировать настоящее гостеприимство.
Банкет прошел не без пользы.
Дьяков познакомился с двумя своими коллегами – председателями харьковских районных исполкомов. Быстро перешли на «ты», обменялись номерами прямых телефонов и выяснили много взаимно полезного. Хозяева предложили места в семейных домах отдыха под Харьковом и в пионерских лагерях на Черном море. Обещали незамедлительно помочь с дефицитными подшипниками, производимыми на местном ГПЗ-8.
Их ответный интерес вызвали дьяковская Биржа, возможность целевого направления детей в знаменитое Камское хореографическое училище, теплоходный туризм по Каме и Волге.
Несмотря на то, что Эдита периодически отлучалась, навещая своих подшефных гостей, уже через час Фима был осведомлен, что семья для нее – святое, но в век глобального дефицита даже в строгий пост неправильно отказываться от отбивной, которую тебе предложили. Тем более что высокие и крепко сбитые – ее слабость, а бабий век короткий. Что лучшие ее годы – работа в комсомоле, где она достигла высот секретаря горкома по учебным заведениям. Нынешняя же работа – это мягкая, но вынужденная посадка после прощания с комсомольским возрастом.