Никого впереди — страница 59 из 143

Даже то, что Ковтун держал его на расстоянии, Атаманов воспринимал положительно. Они были настолько разными по характеру и менталитету, что тесный контакт мог резко повысить уровень взаимного раздражения. Оно было и сейчас, но в малых порциях.

Несмотря на свои полсотни лет, в душе Ковтун так и остался примерным пионером. До сих пор он искренне верил, что линия Партии единственно правильная, и рьяно эту линию воплощал. Верил Ковтун и в мудрость ленинского Центрального Комитета. Тем более что одним из его членов был Всеволод Борисович Ячменев.

Да и себя Митрофан Андреевич оценивал в крупных купюрах.

Атаманов же, чем выше поднимался по карьерной лестнице, тем больше убеждался, что все мы не без греха. И старшие товарищи тоже. Что давало ему основание относиться к некоторым из «ценных указаний» с некоторым скептицизмом.

Ковтун был человеком Ячменева. Он, словно баржа за буксиром, два десятка лет плыл за ним по жизни, по перекатам карьеры. Но плыл позади, а не рядом. Менялись названия их должностей, но Ячменев так и оставался Всеволодом Борисовичем, а он Митрофаном, или, под хорошее настроение, один на один – Митькой. Все эти годы Митька не мог позволить себе возразить Всеволоду Борисовичу, даже когда это было необходимо. Разве что попросить. Позволить себе шуточки с шефом? Ему и в голову это не приходило.

И вдруг появился Атаманов. Кто он для Ячменева? Ротный для комдива. И на тебе: «если это повернуть по-другому», «я бы на этом не настаивал» и даже «позвольте не согласиться». И не просто так, а с ухмылками. Это не очень, но раздражало. Скрыть свое раздражение Ковтуну порой не удавалось. И тогда у Атаманова появлялось ответное чувство неприязни.

Главными вопросами, интересующими нового председателя горисполкома на этапе «молодого бойца», были два: что в городе хорошо, что плохо? Месяцев через шесть-восемь он уже имел на них ответы. Наступила пора действовать.

В личной папке с надписью «Былое и думы», которую Атаманов завел еще будучи заместителем НОД-4 и всегда хранил в сейфе, появились отрывные блокноты: «Чистота», «Теплоснабжение», «Коммуникации», «Бытовуха».

Два года работы мэром не прошли зря и для Атаманова, и для города.

Камск стал заметно чище и зеленее. Появились новые скверы и газоны. Каждый квадратный метр города был за кем-то закреплен, порядок на нем круглогодично контролировался. Это была целая система, на разработку и запуск которой Атаманов не жалел времени. Набирала скорость она медленно, но набрав ее, заработала бесперебойно.

В Камске закрывались котельные, работающие на угле. Их заменили централизованное отопление и компактные газовые блоки. Благодаря вновь построенной обходной автомобильной дороге, транзитный транспорт пошел, минуя городские улицы. В каждом из районов города появлялись комбинаты бытового обслуживания населения. Автомобилистов тоже не забыли. Были построены дюжина бензоколонок с мойками и два современных автосервиса. Таким оснащением не могло похвастаться даже большинство столиц союзных республик.

Вскоре у Атаманова появилась совершенно уникальная «фишка», которую он с гордостью демонстрировал своим иногородним гостям. Впрочем, «фишка» недолго оставалась его монополией. Порой ее пускал в ход и сам – первый секретарь обкома Ячменев.

Азартным футбольным болельщиком и давним соседом Атаманова по гостевой трибуне Центрального стадиона был главный инженер нефтеперерабатывающего комбината. Когда, пропустив три матча, он снова оказался рядом, Атаманов озаботился:

– Не приболел, случайно?

– Был в командировке. Принимал оборудование. У японцев.

– Что там интересного?

– У них все интересное.

– А самое-самое?

– Самое-самое? Похоже, что я постиг секреты японского долголетия.

– Любопытно!

– Деликатный вопрос: пребывая в Москве, ты проблем с туалетом не испытываешь?

– Не говори. Сплошной стресс. И с каждым прожитым годом все ощутимее.

– То-то. А у японца такая проблема отсутствует. Нет ее в природе. Я в Токио жил в гостинице недалеко от порта. До центрального района Гинза пешим ходом около часа. Пешим, чтобы сэкономить валюту на подарки. Трижды я следовал по этому маршруту, и через каждые десять минут на моем пути возникал туалет. Чистенький, с мылом, с рулончиками бумаги, бесплатный. Я не мог пропустить ни одного. Из каждого выходил с опустошенным мочевым пузырем и переполненный счастьем. Если это происходит всю жизнь, прибавка лет на десять, а то и пятнадцать гарантирована!

В понедельник Атаманов отправился с работы на «своих двоих». Для чистоты эксперимента перед этим он зашел в буфет и выпил кружку разливного «Жигулевского». На дорогу до дома у него обычно уходило минут сорок. Первые двадцать он высматривал надписи «М» и «Ж» исключительно с познавательной целью. Затем любознательность стала уступать место то ли физиологии, то ли психологии. Почувствовав дискомфорт. Атаманов ускорил шаг. Взгляд его нервно шарил по сторонам в поисках искомого объекта. Тщетно.

Путь от подъезда горисполкома до порога дома он преодолел с личным рекордом в двадцать девять минут. От порога до унитаза – за шесть секунд.

Следующий рабочий день Атаманов начал с вызова начальника управления коммунального хозяйства и главного архитектора. Ребята были молодые, добросовестные. Оба из его команды. За ночь он остыл, и мстительная задумка повторить эксперимент на них испарилась. Остался конструктив.

Пересказав подчиненным теорию японского долголетия и практику ее проверки в условиях отдельно взятого города Камска, Атаманов спросил:

– Раскройте мне государственную тайну: сколько в городе наших общественных туалетов? Не при вокзалах, стадионах или рынках. А на нашем городском балансе. Для прохожего, гостя города.

Архитектор информацией не владел. Коммунальщик, не задумываясь, ответил:

– Два. Один на вашем вчерашнем маршруте. Во дворе за книжным магазином. Вход под арку.

– А указатель?

– Имеется, но неброский. Там же рядом городская Доска Почета. Что главнее?

Атаманов, вспомнив свои вчерашние переживания, промолчал.

– А санитарное состояние?

– Обычные российские сральники. Я во всем Союзе только один приличный встречал. И тот на Красной площади. Прямо у стены, напротив Исторического музея. Говорят, в Прибалтике имеются. Но там чуждые нам нравы…

– Ребята, жители нашего города за скромные деньги производят и обслуживают авиадвигатели, работающие на крыле по двадцать тысяч часов. В Прибалтике такие не делают. Неужели мы нормальные сортиры не способны обустроить?

– Сейчас как раз появилось до полусотни пригодных для них свободных помещений. Почти с готовыми коммуникациями. Мы же недавно закрыли кучу котельных и освободили трансформаторные будки, – подал голос архитектор.

– Ну и отлично. Проработайте этот вопрос: сколько, где, финансирование. Недельки хватит?

Через полтора месяца после этого разговора в самых бойких местах города появились четыре блистающих кафелем изнутри и ярко покрашенных в два цвета сооружения. К Новому году их число увеличилось до двух десятков.

Осуществлять контроль за состоянием новых стратегических объектов Атаманов лично попросил руководство городского совета ветеранов. Вскоре обнаружились и добровольные помощники: с приходом зимы новинку высоко оценили водители общественного транспорта и таксисты.

Неизвестно от кого в широкие массы проникла информация о японских истоках проекта. По крайней мере, оранжево-голубые домики в городе называли не иначе как по-японски: «Атахата» (хата Атаманова).

Ячменев узнал о новом явлении в культурной жизни города в новогоднюю ночь. Каждый год часа в четыре он с семьей прямо из-за праздничного стола приходил к главной в городе новогодней елке, расположенной в полукилометре от его квартиры. Первый секретарь пару раз скатился с ледяной горки, пообщался с горожанами и наиболее ушлыми подчиненными, знавшими об этой традиции, и уже направился к дому, когда увидел милицейский патруль. Он поздравил стражей порядка с праздником и посочувствовал:

– Тяжко вам сегодня, хлопцы? Все гуляют, а вы трезвые, да на морозе.

Бойкий старший лейтенант похлопал себя варежкой по черному полушубку и успокоил:

– Мы привычные, товарищ секретарь. Утром сменимся и свое всяко возьмем. Раньше была одна проблема, а теперь, благодаря «Атахате», все как в санатории.

– Какой «Атахате»?

– Вы что, не знаете?

– Первый раз слышу.

– Ее не слышать надо, а видеть. Но приглашать как-то неудобно…

– Чего там, – демократично отмахнулся Ячменев, еще не понимая, о чем идет речь. – Ведите!

Вернувшись домой, Ячменев позвонил Атаманову.

– Надеюсь, не разбудил? За красивую поздравительную открытку – спасибо. За то, что на новоселье не пригласил – выговор.

– Какое новоселье, Всеволод Борисович?

– В «Атахату».

– И вы туда же. С учетом легкого алкогольного опьянения, разрешите ответить с нарушением субординации.

– В порядке исключения, разрешаю.

– В «Атахату», товарищ первый секретарь, ходят не по приглашению, а по нужде.

– Наглец ты, Николай Петрович. Но одобряю!

Вскоре число «Атахат» увеличилось еще на десяток. Самое приятное, что их посетители правильно реагировали на чистоту и порядок, почти не уступая прибалтам.

Одна задумка все же не сработала. Рулончики туалетной бумаги исчезали из «Атахат» уже на десятой минуте после вывешивания. С этой благотворительностью пришлось быстро покончить. Культура культурой, а дефицит дефицитом.

Брюллов. Май 1979

Нельзя сказать, что директор Камского ЦНТИ Юрий Владимирович Брюллов был человеком суеверным. Но, если черная кошка пересекала ему дорогу, пытался первым невидимую линию промежуточного финиша не пересекать. Перед ответственным визитом или поездкой по возможности старался присесть «на дорожку». Когда продолжительный период все у него получалось, помнил, что «жизнь в полоску». И напрягался, ожидая, за каким поворотом ждет зловредная темная полоса, насколько опасной и широкой она окажется.