– Если скажете, что вам это очень-очень надо, пойду. Как ваш должник. Но если заботитесь обо мне, то, с огромнейшей благодарностью за внимание, откажусь. Там, в Камске, хожу в первых парнях нашей деревни. А здесь таких – куда ни плюнь.
Шеф рассмеялся.
– Ладно, иди гуляй, деревня. Мыслишь в правильном направлении. Но если надумаешь, не тяни.
Вернувшись в Камск, Брюллов рассказал Ирине о полученных предложениях.
– Юрка, да ты, оказывается, предмет повышенного спроса.
– Может, я зря отказался? Тебя в Москву не тянет?
– Мне кажется, что в качестве гостей мы там котируемся гораздо выше. Как говорит папуля: «В Москву надо переселяться генералами! Не то выйдешь в отставку подполковником с московской пропиской».
Полную солидарность она выразила и его решению по университету.
– Зачем покидать верную, заботливую жену только из-за того, что у нее не славянская фамилия ЦНТИ? А к девочке по имени Университет я тебе позволю изредка заходить, чтобы пошалить.
На другой день Брюллов напросился к ректору.
– Петр Павлович, буду размышлять вслух, а вы меня, если что не так, поправите. Если бы я уже был доктором, то принял бы ваше предложение без сомнений. Но в университете сорок докторов, а я, кандидат, приду со стороны учить их уму-разуму. Согласитесь: неинтеллигентно. Главное, уважаемый Петр Павлович, что у нас с вами для продолжения разговора на эту тему как минимум три года. Не будем форсировать двигатель…
Дом, в котором жили Морозовские, находился метрах в пятистах от центральной площади Камска. По ней в праздничные дни шли колонны демонстрантов. Прямо возле их дома завершалось организованное шествие. Здесь в переулках стояли заводские и институтские грузовички, ожидающие тех, кто был озадачен нести транспаранты, лозунги и портреты членов политбюро. Они первыми покидали пока еще стройные ряды сослуживцев. Спешили сдать дежурным свою ответственную, но обременительную ношу, чтобы наконец-то вдохнуть в себя воздух свободы и незамедлительно пропустить «по маленькой».
Остальных еще какое-то время объединяло стадное чувство. Они по инерции продолжали идти в похудевшей и заметно деформированной колонне. Потом поодиночке или группами направлялись по своим уже индивидуальным праздничным маршрутам.
Один из самых коротких маршрутов был у счастливчиков, которых «держали за своих» в семье Морозовских. Таких в Камске набиралось до двух десятков. Им достаточно было перейти тротуар, нырнуть под арку, ведущую во двор, и зайти в первый подъезд налево. Далее – быстрый подъем на лифте до пятого этажа, и вот уже в дверях вас встречает искренне радостный вашему появлению хозяин, к нему присоединяется хозяйка, а на большом, раздвинутом по максимуму столе, как невесты на выданье, ждут своего часа запотевшие, только что из холодильника, бутылки «Столичной». И закуска, которой могли бы позавидовать клиенты самого-самого обкомовского стола заказов.
Сегодня к раритетам можно было отнести байкальский омуль (привет от Братского алюминиевого завода) и диковинный окорок (подарок представителя Аэрофлота в Мадриде). Окорок своим названием напоминал Фиме изрядно подзабытую им историю Древнего мира и безвременно ушедшего в мир иной египетского фараона Тутанхамона. Но авиатор клялся и божился, что подарок совсем свежий, исконно испанский, и его название «хамон» не имеет отношения к Египту и его руководству – нынешнему и прошлому.
Уже третий год «своими» в этом теплом доме были Дьяковы и Брюлловы. Варя и Ирина на демонстрации вместе шли в колоннах «по месту работы». Проходя по площади, жены помахали своим несравненным, находящимся на гостевой трибуне, дошли до дома Морозовских, распростились с коллегами и через пять минут попали в объятия Фимы.
Еще минут через двадцать появились и Саня с Юрой. Вместе с директором Кабельного завода они оказались последними.
Фима налил «замыкающим» по штрафной, а «простой народ» призвал выпивать и закусывать, «не обращая внимания на номенклатуру». Все друг друга знали. По работе, по «салону Шерер», по общей любви к хоккейной команде мастеров «Сталь». После продолжительного пребывания на майском воздухе возникла та приятная атмосфера дневного импровизированного «закусона», когда от всего получаешь удовольствие. От выпивки, от закуски и, главное, от общения с приятными тебе людьми.
Состав «приятных людей» с годами постепенно менялся. Представителей богемы становилось меньше, партхозактива – больше. Что поделаешь? Диалектика берет свое. Главное, что молодой и залихватский дух короткого праздничного застолья, которое Фима называл «дозаправка в воздухе», сохранялся неукоснительно.
Часа через два гости стали выдвигаться в сторону своих домашних очагов. Водитель был еще вчера отпущен праздновать, давиться в общественном транспорте не хотелось, и Брюлловы решили прогуляться до дома пешком по праздничному городу. Захмелевшего Юру потянуло на философию.
– Знаешь, боевая подруга, я все размышляю, какое же капризное существо человек. Казалось бы, все отлично, никаких серьезных заморочек, а в голову все равно лезут тревожные мысли.
– Ты это о чем, Юрик?
– С одной стороны, приятно, когда тебя замечают, делают лестные предложения. А с другой, кто его знает, что там за первым же поворотом?
Ирина остановилась, внимательно посмотрела мужу в глаза.
– Ты помнишь мою институтскую подружку Ленку?
– Туманно. А что?
– Ничего. Просто у нее была любимая поговорка: «Лучше беспокоиться о том, чтобы не залететь, чем безмятежно идти в абортарий».
Скачко, Морозовский. Ноябрь 1979
У директора автосервисного центра под летящим названием «Стрела» было два заместителя. По технической части и по общим вопросам. Отвечать на разнообразные и многочисленные «общие» вопросы он поручил Владу Скачко. И ни разу не пожалел о своем решении. Нельзя сказать, что его молодой зам не допускал ошибок и легко щелкал все до одной стоящие перед ним задачи. Всякое бывало. Но удавалось ему многое. И важно, что дебютант оказался предельно тактичным.
Самостоятельный подчиненный – подарок для начальника. Но подарок не всегда удобный. Свою работу он выполняет без подсказки. Но при случае словом и делом может продемонстрировать, что и без шефа он прекрасно обойдется. А то и хуже: намекнет, что тот – пустое место.
Влад был предельно самостоятельным. Но, как дипломированный историк, помнил, что, если особо не выкаблучиваться, жить можно безбедно, не проливая собственной крови на полях сражений, а лишь выплачивая необременительную дань.
Ассортимент «дани» был широк.
Влад не забывал держать директора в курсе своих дел. Он советовался с ним, как решить даже те задачки, по которым у него была полная ясность. Единолично и успешно найдя очередной ответ, он скромно ронял:
– За организацию восстановления шин нас с вами вчера на сессии горсовета похвалили.
Если с какой-нибудь просьбой на горизонте появлялся важный или нужный клиент, Влад обязательно приводил его к директору. Хотя мог удовлетворить просьбу собственными силами. В каждом подобном случае выигрыш был ощутимым, а «дань» символической.
Как бывший аппаратчик, директор высоко ценил соблюдение субординации, а выполнять заявку уважаемого гостя он, не покидая капитанского мостика, поручал тому же Владу. Поэтому посвежевшую и уже не громыхающую, а крепко сбитую «Волгу» гостю вручал лично Влад. Не забывая при этом дать ценные рекомендации: заменить воду в радиаторе на антифриз, а «родные» свечи – чешскими, импортными. Подобрать «нормальные» чехлы на сиденья и обязательно заливать в двигатель только «фирменное» масло.
Далее следовал уже традиционный блиц-диалог:
– А все это хлопотно?
– Для вас нет.
После чего Влад протягивал клиенту визитку, а клиент в ответ от руки писал на своей визитке прямой телефон:
– Если что понадобится, не стесняйтесь.
Влад не проработал и года, как директора согнул под углом в сто двадцать градусов и уложил на больничную койку жесточайший остеохондроз. Неделю он руководил «Стрелой» по телефону, но улучшения не наблюдалось. Врачи пообещали, что если они его выпрямят через пару месяцев, это будет удачей. Назначение «И. 0.» стало неминуемым. Все были уверены, что «на хозяйстве» останется опытный и тертый главный инженер. Когда «Стрелу» пускали в эксплуатацию, именно его, выходца из таксопарка, прочили на должность ее директора.
Но в последний момент понадобилось пристроить на теплое место погоревшего на чем-то горкомовского «кадра», и желанное кресло теперь грело чужую спину. К ее обладателю «главный» теплых чувств не испытывал и не особенно это скрывал. Директор отвечал пропорционально. Когда наступил момент определить, кому передать хоть временные, но бразды правления, он долго не думал:
– Хрен тебе, – подумал он о «главном», – а то еще войдешь во вкус!
И без колебаний подписал приказ о назначении Влада.
Аппаратный опыт не подвел. Скачко знал меньше своего старшего коллеги, но соображал правильнее. Он понял, что директор сделал ему одолжение, и моральную задолженность выплачивал с хорошими процентами.
Ежедневно в 19.00 он появлялся в больничной палате и отчитывался перед временно несгибаемым директором. Он имел полное право подписывать все документы и письма, но то, что адресовалось высшему руководству, приберегал для шефа.
– Чтобы нас не забыли, – пояснил он это исключение из правил.
Через пару недель пребывания директора на больничной койке, во время очередного вечернего междусобойчика, шеф неожиданно развернул разговор от тактики к стратегии.
– Владислав, одну пользу от болезни я все же обнаружил. Наличие свободного времени побуждает думать по-крупному, мелочь выпадает в осадок. Знаешь, что мне спать не дает? Заканчивается первый год деятельности нашей конторы, а четверть мощностей не загружена. Первое время меня это даже устраивало: ремонтников не хватает, да и те, кого набрали, без опыта. Но пусковой период завершается, план на следующий год уже пришел, и он не слабый. Но почему-то «частник» к нам не хлынул. Что для этого надо предпринимать? Кое-какие мысли по этому поводу у меня появились, но я хотел бы знать и твое мнение.