– Честно?
– Как же иначе.
– Если честно, то правильно, но болезненно. Ладно, эмоции оставим в покое. Есть деловой разговор. Вечер у меня занят. На завтра можешь выкроить часок?
– Я закажу столик.
– Не надо. Погуляем по парку около твоего дома.
В парке было немноголюдно. Дьяков и Морозовский, встретившись у входа, медленно двинулись к дальней аллее.
– Фима, меня огорчает твоя явно незаслуженная на меня обида.
– Обижаются, неутомимый ты наш, дети детсадовского и младшего школьного возраста. Изображать, что мы друзья, после того, как ты даже не нашел возможности сказать два слова Доре, оказавшейся в беде? Зачем? Как к деловому партнеру у меня к тебе претензий нет. Но наши отношения за эти годы вышли за эти рамки. Мне жаль, но суровая действительность вернула их на исходную позицию. Она мирная и даже доброжелательная. На излете счастливого детства девочка из параллельного девятого класса сделала мне бесперспективное, но любопытное предложение: давай дружить, но без любви. Придется взять его на вооружение.
Морозовский. Октябрь 1982
В ночь с десятого на одиннадцатое октября в квартире Морозовских раздались резкие звонки междугородней станции. Ефим Маркович, чертыхнувшись, взял трубку.
– Квартира Морозовского? Вас вызывают Бендеры! – сообщила телефонистка.
– Фима, это папа. Извини, что разбудил. Я только сейчас вспомнил, что у вас час ночи.
– Ничего, папа.
– Ты можешь сделать мне одолжение, прилететь завтра или послезавтра?
– Думаю, что да. Что-то случилось с мамой, с тобой?
– С нами, слава Богу, все в порядке, а ОН умер…
– Ты о Брежневе?
– А о ком еще? Фима, только не думай, что я выжил из ума, но для меня это большое горе. И если я его не помяну, до последних дней меня будет мучить совесть. Помнишь, он прислал мне бутылку виски? Я решил ее открыть.
– Ты же не пьешь, папа.
– Фима, нет правил без исключений. Я хочу, чтобы мы это сделали вместе. Мне это будет приятно. А может быть, и ЕМУ?
Атаманов. Июль 1983
Бюро Камского горкома КПСС, проходившее с участием первого секретаря обкома, завершило обсуждение первого вопроса: «О шефской помощи промышленности города сельскому хозяйству». Член бюро, председатель горисполкома Атаманов все вопросы, выносимые на обсуждение, делил на две категории: «мое» и «по касательной». «Мое» было его персональной головной болью. От работы ливневой канализации и качества телевизионного сигнала до очистки дворов от снега и городского фестиваля искусств. «По касательной» его тоже касалось, но боком. Например, наглядная агитация. Это было епархией горкома, а то и обкома партии.
Пока обсуждались «его» вопросы Атаманов был начеку: внимательно слушал доклад и все, что говорилось в прениях. Спрашивал и выступал сам. Записывал в рабочий блокнот, чтобы правильно и вовремя среагировать. Но как только разговор переходил на «касательное», какое-то реле в его сознании автоматически срабатывало, отключая внимание и разрешая расслабиться. Не навсегда, до нового появления импульса «мое».
Вторым вопросом повестки дня была информация о только что прошедшем июньском Пленуме ЦК КПСС «Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии». Атаманов отложил в сторону блокнот. Гораздо больше, чем партийная, его волновала идеология поведения собственного сына. Мишка время от времени откалывал такие номера, что даже стрессоустойчивый папа в недоумении разводил руками.
Прервав размышления Атаманова, щелкнуло «реле бдительности». Среагировало оно на слова Ковтуна – первого секретаря горкома:
– … К сожалению, руководство горисполкома самоустранилось от идеологической работы с тружениками городского хозяйства.
Атаманов, мгновенно забыв о сюрпризах сына, все свое внимание обратил на докладчика и подтянул к себе блокнот.
Докладчик, поправив очки на носу, продолжал:
– … В коммунальных и транспортных предприятиях города наблюдается порочная практика, когда часы, выделенные для партийной и экономической учебы трудящихся, используются для чего угодно, только не по своему прямому назначению.
Лицо Атаманова побагровело.
Месяца три назад он проводил селекторное совещание с руководителями городского хозяйства. Представитель Энергонадзора отметил высокий травматизм среди персонала, в том числе два случая с летальным исходом. И назвал главную причину: слабую подготовку по технике безопасности.
Атаманов распорядился в ближайший месяц без отрыва от производства срочно провести учебу, принять экзамены, ужесточить контроль.
Директор электросетей попросил слова:
– В месяц не уложимся. Все это надо делать по вечерам, а в графике профсоюзные отчетные конференции, соревнование лучших по профессии, да еще партийная учеба по четвергам.
– Все перенести. С горкомом и профсоюзом я договорюсь.
Председатель обкома профсоюза его предложение поддержал:
– Я двумя руками «за». Сам собирался попросить вас навести в этом деле порядок.
Секретарь горкома по пропаганде не только отказался «ломать график», но наябедничал Ковтуну.
– Атаманов, ты на что замахнулся? – раздался из телефонной трубки баритон Ковтуна. – Тебе роль идеологии на бюро разъяснить или самостоятельно осилишь?
– У нас с тобой, Митрофан Андреевич, идеология одна и та же. Первое. Наши горожане должны быть накормлены, напоены и быстро передвигаться по чистому городу без порчи нервов. Что и позволит нам вместе с ними успешно достраивать развитой социализм. Второе. Те, кто их греет, возит и лелеет, должны быть живы, здоровы и сыты. Учитывая, что «второе» под угрозой, я как член бюро, которым ты меня пугаешь, настаиваю на корректировке графика партийной учебы.
Трубка молчала секунд десять. Потом ожила:
– Хрен с тобой. Я дам команду. Но ты гнешь не туда.
С чего это вдруг Ковтун вынес на публику этот эпизод, Атаманов так и не понял. Но на всякий случай напрягся, стал листать рабочий блокнот.
Обсуждение вопроса завершалось, когда Ячменев, сидевший рядом с Ковтуном, невинно спросил:
– Николай Петрович! Тут был разговор о порочной практике пренебрежения партийной учебой на вверенных вам предприятиях. Вы ничего не желаете сообщить по этому поводу?
– Желания нет, но необходимость имеется. «Пренебрежение» – это плод воспаленного воображения. Был перенос занятий. В связи с необходимостью принятия срочных мер по обеспечению безопасности и охраны труда персонала. Докладываю статистику: до проведения комплекса мероприятий 172 травмы, 2 смерти. После – 64, летальных нет. Снижение, – Атаманов на несколько секунд задумался, подсчитывая в уме, – более чем на 60 процентов. Игра стоит свеч.
– Есть еще вопросы? – спросил Ковтун. – Спасибо, садитесь. Следующий вопрос повестки дня – «Разное».
Захлопнулась дверь за последним участником заседания. В зале остались лишь Ячменев и Ковтун. Ячменев внимательно, будто в первый раз, разглядывал своего давнего соратника.
– Митрофан, последние двадцать лет я за тобой склонности к юмору не замечал. Ты всерьез говорил о «порочной практике»?
– Бюро вроде бы не место для шуток. Всерьез. А что?
– Да ничего…
Влад Скачко. 1984
Перед майскими праздниками на городской Доске почета появилась строчка: Камский автосервис «Стрела».
Сказать, что фирма, где плодотворно трудился Влад, соответствовала лучшим мировым стандартам, было бы слишком. Но истинная правда, что в городе и области она пользовалась популярностью. Фортуна не миновала и лично Влада: перед ноябрьскими праздниками его пригласили в райком и предложили вне лимита подать заявление на вступление в члены КПСС.
Прошло всего три месяца, как случилось еще одно событие. Оно было бы приятным, если бы не одно «но». Владислава Борисовича Скачко утвердили директором «Стрелы». Но заслуженной радости он не испытал, потому что директорское кресло досталось ему по причине тяжелейшего инфаркта его шефа.
Первое распоряжение, которое он сделал секретарю: каждый вторник в восемнадцать соединяйте меня с Кириллом Андреевичем. И сами не обделяйте его вниманием.
Варвара Дьякова. 1984
Такое случалось не часто. В 1982 году Варвара Васильевна Дьякова стала доктором экономических наук, а уже через два года ее включили в экспертный совет ВАКа по экономике. В число столпов науки, решающих в последней инстанции, достойны ли их коллеги стать не только кандидатами, но и докторами наук.
Причина неожиданного возвышения была прозаичной. В СССР Варя одной из первых глубоко занялась не только практикой, но и теорией экономической экспертизы. Не анализа, продуктом которого является лишь рекомендация, а официальной экспертизы. Когда от специалиста ожидают четкого ответа: черное или белое, хорошо или плохо, ошибка или жульничество.
Тематика ее исследований и немногочисленных, но солидных публикаций была на стыке трех научных направлений: экономической эффективности, анализа хозяйственной деятельности и хозяйственного права. Последние годы в стране о рыночной экономике еще вслух не говорили, но хилый и дальний ее родственник по имени «хозрасчет» становился все популярнее. Если же хозрасчетом занимаются более или менее всерьез, то без экономических конфликтов, споров, разбирательств не обойтись. Наука это новое дуновение уловила, резко возросло число диссертаций по данному профилю. И внезапно выяснилось, что в ВАКе соответствующих специалистов просто нет. Тут на глаза и попалась свежеиспеченный доктор Дьякова.
Первым, кого она увидела, войдя в комнату для заседаний экспертного совета ВАКа, был бывший ее шеф и бывший заместитель, а ныне директор НИИ Госплана – Климов.
– Аркадий Андреевич, как я рада! – громко воскликнула Варя. Так громко, что кое-кто из присутствующих даже обернулся. – Я уж боялась, как мне тут придется одной среди живых классиков. И вдруг знакомое и даже родное лицо.
Климов на секунду смешался. То ли сразу не узнал, то ли не ожидал такой пылкости.