е, возможен график: неделя в Москве, не более недели – в Камске. С формальным привлечением вас проблем нет: письма в обком и университет за подписью секретаря ЦК я уже подготовил. Но мне необходимо ваше доброе согласие.
– Этой темой я готов заняться даже с удовольствием, – сказал Климов.
Варя выдержала паузу.
– Я тоже не возражаю вспомнить творческую молодость. С детьми, правда, проблема. Они и без того отбились от рук. Но с наездами домой – согласна.
В профсоюзной организации отдельно взятого Камского облисполкома весна восемьдесят шестого проходила буднично, без сенсаций. Напомнил о себе очередной вирус гриппа. Наиболее дальновидные сотрудники уже забегали, чтобы застолбить пораньше хорошую путевку в дом отдыха для себя и в пионерский лагерь для детей. Активисты садового товарищества хлопотали о насосе и трубах для летнего водопровода. Все эти заботы носили межведомственный характер и в равной степени касались всех отделов облисполкома.
Но если бы кто-то сделал хронометраж рабочего дня председателя профкома Оксаны Лазаренко, то пришел бы к неожиданному выводу: самым проблемным отделом областного органа советской власти является его организационно-инструкторский отдел. Не проходило дня, чтобы отдел и его заведующего – Александра Игоревича Дьякова, не посетила лично председатель профкома. С тем, чтобы поинтересоваться о нуждах коллектива и сделать все возможное, чтобы груз забот как можно менее болезненно давил на плечи заведующего.
Такое внимание не только не тяготило Дьякова, но и вызывало благодарный отклик. Раз в две недели два-три вечера, переходящие в ночь, он уделял ответному визиту к лидеру профсоюза. По домашнему адресу. Именно в ту неделю, когда Варя была в столице, а сын Оксаны отправлялся в гости к папе.
В квартиру на восьмом этаже Дьякова влекли вдруг проснувшаяся страсть и полузабытые молодые ощущения. И все же не они были главными магнитами.
Переступая порог, он сразу попадал в атмосферу тепла, неподдельного интереса, заботы о себе. Любой взгляд, любое движение Оксаны были проникнуты желанием сделать ему приятное. Ей было интересно все без исключения, что было связано с ним: самочувствие, настроение, работа, реакция на любые новости, дети. Даже жена-соперница.
Интерес был направлен не столько на удовлетворение любознательности, сколько на поиск возможности быть ему полезной.
До сих пор Дьяков считал, что в личной жизни у него полный комфорт. Особенно на фоне семейных неурядиц, скандалов и разводов многих из его приятелей и коллег. Если в квартире зимой не двадцать четыре, а девятнадцать градусов и по полу гуляет сквознячок, беда небольшая. Надел тренировочный костюм потолще, шерстяные носки – и гуляй, Саша.
Но вдруг выясняется, что можно обойтись и без носков. Оказывается, кофе не обязательно варить самому себе, на ходу, а можно получить его если не в постель (а можно и в постель!), то на белоснежную скатерть в сопровождении простой, но милой вкуснятины.
Все это мелочи, но размышления навевают.
Они становятся особенно непростыми, когда не жена, а подруга сообщает, что вчера она видела твоего пятнадцатилетнего сына в теплой компании, и компания ей эта очень не понравилась. Особенно девица, которая к нему жалась. И что завтра ты обязательно должен вечер посвятить ему. А она, в свою очередь, наведет справки об этих балбесах.
Накануне двадцать второго апреля Дьяков принимал участие в проведении селекторного совещания с председателями городских и районных исполкомов. Речь шла о подготовке к проведению ленинского субботника. Сначала совещание вел председатель облисполкома, но минут через сорок его помощник передал ему записку:
«Просили срочно перезвонить в Совмин по вопросу реформы управления агропромом».
Председатель ушел, передав бразды правления Дьякову.
После работы Дьяков заехал к родителям Вари, час пообщался с детьми, изобразил строгость и направился домой. Отпустив машину, он пешком отправился к Оксане.
– Ты не обидишься, если я тебе немного испорчу аппетит? – спросила она, ставя на стол свою фирменную закуску – греческий салат.
– Разве в твоем исполнении это возможно?
– В порядке исключения. Я сегодня присутствовала на селекторном и обратила внимание, что ты вел его гораздо более жестко, чем председатель. Вопрос: ты наехал на мэров сознательно, или так получилось?
– Сознательно. Председателю они внимают при любом раскладе. А мне стоит чуть показать слабину, и сразу сядут на шею.
– Может, я и ошибаюсь, но думаю, что ты выбрал не лучшую линию поведения. Сегодня около часа ты был главным, задавал вопросы, давал оценки. На другом конце провода сидели не мальчики, а мужики, почти не уступающие тебе по чину. Они твою агрессию уловили. И ответили тебе тем же. Завтра, уже на твоем постоянном «месте сидения», тебе может понадобиться их помощь, поддержка. Ты уверен, что сможешь на это рассчитывать?
– Нет. Но если бы я с ними миндальничал, это оценили бы немногие. А так знают все: Дьяков сказал – хочешь не хочешь, а выполнять надо!
– И все же подумай, не плодишь ли ты недоброжелателей на ровном месте?
– И что я получу за раздумья?
Оксана счастливо засмеялась:
– Все. Без лимитов и предварительных условий.
Об этом разговоре Дьяков вспомнил ровно через десять дней. Была суббота. Варя прилетала из Москвы вечерним рейсом. Встречать ее в аэропорт он поехал с детьми. По дороге домой она расспрашивала Таню об ее успехах в хореографическом кружке, огорчила Павлика, что звонила Анне Леонидовне и в курсе его хромоты по математике:
– Летние каникулы ты начнешь с трехнедельных занятий с репетитором.
Не был забыт и супруг.
– Московские коллеги привезли на дачи двухкассетник с чудесными записями. Я для тебя переписала две кассеты Высоцкого. Отличного качества. И еще одну, совсем нового автора – Розенбаума. Сам ленинградский, но самый шик у него – одесский цикл «а-ля Беня Крик». Надеюсь, тебе понравится. На работе все в порядке? Если бы что случилось, то до моих ушей наверняка бы дошло. На цековских дачах воздух особый. Пронизан аппаратной осведомленностью: любая стоящая новость, особенно дурная, сразу у всех на слуху…
Дьяков усмехнулся.
– Ты, как всегда, права. На «цековский» масштаб наши новости никак не тянут.
В человеческом организме, при всей безукоризненности его конструкции, содержатся несколько «подлянок». Одна из них: когда утром в будний день необходимо рано вставать, до смерти хочется еще поспать. И, наоборот, в выходной, когда можно нежиться хоть до обеда, сам, без будильника, обязательно просыпаешься в то самое заклятое время. Максимум минут на сорок позднее.
На часах не было десяти, а Дьяков уже полтора часа, плотно прикрыв дверь, сидел на кухне. Попивая чай, он слушал через наушники, чтобы не разбудить домашних, музыкальный подарок жены. Сейчас он в третий раз перемотал особенно понравившуюся ему песню ранее незнакомого автора, которая была записана сразу после одесской серии. Называлась она «Вальс-Бостон».
Он даже не услышал, как скрипнула дверь и в кухню вошла Варя. И только после того, как она включила динамики, поднял на нее глаза.
– Нравится?
Дьяков снял наушники, кивнул и убавил звук.
– Что-то я припозднилась, – как бы оправдываясь, сказала Варя, – по московскому времени просыпаюсь. Хотя мне за эту неделю, до нового заезда в Архангельское, надо переделать кучу дел. Невзирая на майские праздники.
Дьяков снова кивнул.
– У тебя все в порядке? Какой-то ты не такой.
– В постели?
– Вообще. Хотя, может, и в постели.
– Отвыкаю, пока ты вдали готовишь новое постановление партии и правительства.
Варя присела на свое постоянное место за столом, прямо напротив мужа, подняла на него глаза. На мгновение ему захотелось отвести взгляд, но он выдержал.
– Саня, в твоей жизни появилась другая женщина?
– Ты же сама знаешь, что дело совсем не в этом! Для доктора наук Дьяковой я – тема уже не актуальная. Давно изученная вдоль и поперек и полностью опубликованная. Подобная Северо-Камскому ТПК. Отдаю тебе должное, ты человек ответственный и обязательный. Поэтому материалы моей темы не выброшены в мусоропровод и даже не перемещены в кладовку. Но не из-за интереса к ним, а лишь по привычке, как семейная обязанность.
– И давно ты пришел к этому выводу?
– Недавно. Но боюсь, что вывод отражает истину.
Пятого мая Варвара Дьякова вновь улетела в Москву на очередное заседание рабочей группы.
Двадцать третьего июля Александр Дьяков подал в ЗАГС заявление о разводе.
А четырнадцатого августа ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли Постановление «О прекращении работ по переброске части стока северных и сибирских рек».
Воронова, Морозовский, Брюллов. Июнь 1987
В пятницу, придя пообедать, Морозовский был остановлен заведующей заводской столовой.
– Ефим Маркович, утром поступила свежая свинина. Мы кое-что маринуем под шашлык. Вас иметь в виду?
– Какая ты у нас умница. Для субботнего вечера – это же мечта поэта!
– Тогда пусть водитель к семнадцати подъедет.
Из кабинета Морозовский позвонил Брюллову.
– Юра, как насчет семейного шашлычка завтра у нас на даче?
– Мясо твое?
– Вообще-то, свиное. Но тоже качественное и посвежей моего.
– Мы с удовольствием.
Колдовать у мангала доверили Юрию. Фима с Ириной бездельничали, сидя рядом в беседке и довольствуясь ролью наблюдателей с правом совещательного голоса. Жена Морозовского. Дора, хлопотала, накрывая стол.
– Ирочка, может, ты в курсе? Я несколько раз Фиму пытала: почему не видно Дьяковых? Такая приятная пара. А он все одно: «Не получается пересечься». Раньше чуть ли не каждый день пересекались, а теперь вдруг не получается.
Морозовский с Ириной переглянулись, Брюллов, подправив каминными щипцами уже охваченные пламенем березовые полешки, принял удар на себя.
– Я полагаю, что демонстрировать свою деликатность за счет других не очень благородно, – обратился он к Морозовскому. – Дора, этот гуманист решил уберечь тебя от разочарований в мужчинах старшего школьного возраста. Хотя, на мой взгляд, ничего страшного не произошло. Наш друг Саша около года назад расстался с Варей. Официально. В результате бурного и скоротечного романа. Не знаю, как вблизи, но со стороны все выглядит пристойно. Квартиру он оставил бывшей жене, с детьми поддерживает постоянные отношения, и Варя этому не препятствует. Его новая супруга, Оксана, раньше работала в облисполкоме. Чтобы Сашу не обвинили в семейственности, перешла в обком профсоюза.