– Если ориентироваться на рекомендации аппарата президента, – докладывал чекист, – то из лиц, которые на слуху, неприемлемыми по формальным соображениям являются двое: депутат, левый экстремист Звонарев из Краснодольска и выдвиженец автотранспортников Логачев. Он же бывший «цеховик». Каждый из них вряд ли имеет шанс получить более пятидесяти процентов голосов. Из остальных каждый может быть представлен президенту.
– А по неформальным, если не секрет? – полюбопытствовал Дерягин.
Генерал сделал паузу, тщательно подбирая каждое слово.
– Вы же, Борис Сергеевич, прекрасно знаете, что от представителя президента у нас секретов нет. Тем более что претендентов мы не разрабатываем, а лишь систематизируем мнение аналитиков. Пока в поле зрения находятся девять лиц. Психов или отмороженных среди них нет, все вменяемые. А по профессиям, политическим пристрастиям среди них, как говорится, «каждой твари по паре». Выбрать можно на любой вкус. Вот, полюбуйтесь, – он протянул Дерягину небольшой листок, – как положено, по алфавиту.
Дерягин стал читать вслух, с комментариями:
– Атаманов – знаем. Брюллов – знаем. Дьяков – знаем. Ковтун – возьмет самоотвод. Моров – лучше бы не знать. Панин – и этот туда же. Хамчиев – знаем. Что «на любой вкус», это вы, генерал, чуть пересолили, но меню не бедное.
Выборы трех кандидатов в главы администрации были единственным вопросом повестки дня сессии областного Совета. Вел заседание его председатель Сергей Панин.
С первых же минут прогноз аналитиков госбезопасности дал трещину. Не столько экстремист, сколько баламут Звонарев желания идти в главы региона не проявил, но предложил председателя областного союза ветеранов афганцев Лапушкина. Лапушкин – прекрасный хирург, майор медицинской службы, полностью соответствовал своей фамилии. Всегда улыбчивый, доброжелательный, он на дух не переносил кем-то руководить. Даже за операционным столом его, надо сказать, четкие команды звучали как просьбы.
Предложение Звонарева зал воспринял как удачную шутку конферансье, разогревающего публику в ожидании выхода «звезды». Депутаты перебрасывались фразочками, в которых преобладали медицинские и близкие к ним термины: «клистир», «примочки», «обрезание».
Экспромт с Лапушкиным оказался не последним. Герой Социалистического Труда, сборщица телефонных аппаратов, глядя в бумажку, по поручению членов профсоюза завода попросила включить в список претендентов заместителя председателя областного совета профсоюзов «товарища Трошко».
Трошко был известен в тонкой прослойке местной элиты под названием Опора. Его карьерная траектория прошла через руководство обществом «Знание», ДОСААФ, Управлением государственного резерва и вот уже седьмой год застыла в профсоюзах. Везде он был на вторых ролях. При исполнении своих прямых обязанностей Трошко ничем не выделялся, но выйдя на любую трибуну, полыхал как газовый факел на аварийной скважине. От имени организации, которую представлял, независимо от темы, он страстно обещал быть опорой партии. В пропаганде идей марксизма-ленинизма, обороноспособности СССР, продовольственной безопасности, в повышении успеваемости «школы коммунизма».
Когда «героиня» пообещала, что на посту главы области ее кандидат будет опорой перестройки, стало предельно ясно, кто автор выступления. Инициативу профсоюза телефонного завода депутаты восприняли без интереса и без юмора. Эмоционально среагировал на нее лишь главный чекист:
– Тупые! Совсем мышей не ловят, – довольно громко высказался он в адрес своих подчиненных.
Впрочем, на этом его неприятности окончились. С остальными претендентами «аналитики при погонах» в прогнозах не промахнулись. Друг за другом представитель директорского корпуса и депутат от северных районов области назвали своим кандидатом союзного депутата, директора титанового комбината Руслана Хамчиева.
Атаманова выдвинули транспортники и сразу же поддержали областные депутаты от пяти районов Камска.
Не успел командир ракетной дивизии «лично от себя» предложить кандидатуру Ковтуна, как сначала кооператоры, а вслед за ними представитель общества «Мемориал» назвали своим кандидатом Брюллова. Разделились мнения о будущем главе области у представителей сельских районов: восточные назвали Дьякова, а южане и западники – его прямого начальника Панина.
Как только прозвучала фамилия Панина, председатель передал бразды правления сессией старейшему депутату, председателю комиссии по регламенту, Лунину, он же – Федотыч.
Все это время Дерягин поглядывал на группу депутатов, среди которых выделялся тщательно выбритой головой так и не пойманный цеховик Логачев. Выдвижение завершалось, но никто из этой группы так голоса и не подал.
«Выходит, силовики все ему популярно объяснили», – сделал вывод представитель президента.
Федотыч, загибая пальцы, насчитал семь кандидатов.
– Чтобы предложить Москве трех, я думаю, вполне достаточно, – простенько, без хитростей подвел он черту. – Я, откровенно говоря, не очень уловил коллективное мнение. Кто у нас получился кандидат от рабочих и крестьян, а кто от их эксплуататоров? В соответствии с регламентом, предлагаю на час сделать перерыв, провести консультации и, набравшись сил, приступить к обсуждению кандидатур. Заслушать отводы и самоотводы, если они будут. Задать вопросы. И, если у кого наболело, выступить. Опять же, по регламенту получается по пятнадцать минут на претендента.
В разных углах наполовину опустевшего зала пленарных заседаний, в примыкающей к нему комнате отдыха, в расположенном тут же Малом зале, в комнатах, где обычно работают депутатские комитеты и комиссии, разместились группы и группки сторонников того или иного претендента. Между ними, словно блуждающие атомы, сновали депутаты, исполкомовцы, немногочисленные приглашенные и «просочившиеся». В двух последних категориях смешались прокурорские и журналисты, профсоюзники и «чернобыльцы», популярные в те годы «зеленые».
Большинство из «атомов» проявляло профессиональную любознательность или демонстрировало собственную причастность к знаковому для Камской области процессу. Но были среди них и лица, выполняющие важные и далеко не праздные миссии: аналитиков, агитаторов и даже переговорщиков.
Изредка кто-нибудь из кандидатов покидал своих сторонников и пускался в свободное плавание по известному только ему маршруту. Первым за этим занятием был замечен Юрий Брюллов.
Перед этим он поблагодарил своих союзников, а их набралось около двадцати, за «доверие и честь». И тут же объявил, что возьмет самоотвод.
– Решение обдуманное, твердое, обжалованию не подлежит. Мотивацию я вам твердо обещаю дать в развернутом виде, но позднее. Сейчас просто некогда. Мне обязательно нужно кое с кем потолковать. Одна просьба. Пока я буду «в бегах», подумайте: кого нам следует солидарно поддержать?
Градоначальника Брюллов обнаружил в компании не только его обычного окружения – депутатов от городских округов, но и еще десятка человек, половину из которых он не знал. За те пару минут, что он ждал, пока Атаманов обратит на него внимание, стало ясно: болельщики предлагали своему кандидату хитрые выборные ходы. Кандидат в ответ призывал их не поддаваться ажиотажу, не портить силы и нервы, ибо у «нас с вами имеются более важные дела».
Заметив Брюллова, Атаманов направился к нему. Отошли в сторонку, к окну.
– Николай Петрович! Вижу, что цейтнот и народное вече, но одну информацию обязан до вас донести. Я беру самоотвод. Одна из причин: от вас на этом месте толку будет больше. И реакция на то, что нечаянно подслушал. Мне ваша пассивность понятна, но одобрить ее не могу. Можно так доиграться с благородством, что губернатором станет Панин или, хуже того Дрошко.
– Да согласился я в этом туре принять участие, но, ты меня знаешь, ловчить не умею и не люблю. У меня к тебе встречный вопрос. Если вдруг все-таки угожу в это кресло, первым заместителем пойдешь? Обоснование потом.
– Буду признателен. Обоснование потом.
По состоянию на декабрь девяносто первого погоны на плечах Влада Скачко красовались всего лишь один раз и в течение месяца – в военных лагерях после четвертого курса. Но хотя они не были даже курсантскими, а только «рядовыми», у бывшего их обладателя навсегда остался пиетет ко всему офицерскому: от выправки и звуков военного оркестра до военной терминологии и «гусарских» песен Булата Окуджавы:
Наша жизнь – не игра.
Собираться пора,
Кант малинов,
И лошади серы.
Господа юнкера,
Кем вы были вчера?
А сегодня
Вы все – офицеры[48].
Неудивительно, что когда на встрече со своими сторонниками Дьяков назвал его своим «начальником штаба», Влад непроизвольно не только расправил плечи, но и милитаризировал свой лексикон.
Кабинет Дьякова с просторной приемной был расположен в трех минутах энергичной ходьбы от зала заседаний, места, где в этот час пребывали главные действующие лица сражения под названием «выборы», концентрировалась и менялась информация о боевых действиях противоборствующих сторон.
Для размещения штаба кабинет был почти идеальным: его хозяева и гости лишний раз не светились на глазах у посторонних. Некоторая удаленность компенсировалась тем, что за сценой зала заседаний был телефон, о существовании которого мало кто знал. Сейчас возле него дежурил один из сотрудников аппарата областного Совета. Еще до начала заседания Влад представил его своим соратникам как «офицера связи».
Сам полководец в это время в штабе отсутствовал. Его вызвал к себе «единый во всех лицах» непосредственный начальник Дьякова, председатель Совета и к тому же соперник по неумолимо приближающимся выборам, Сергей Панин.
– Александр Игоревичу всегда считал, что мы с тобой из одной стаи. И вдруг тебя выдвигают против меня. Допускаю, не согласовав с тобой.